[неофициальный перевод]
Мария Алехина и другие против Российской Федерации
(Mariya Alekhina and Others v. Russia)
(N 38004/12)
По материалам Постановления
Европейского Суда по правам человека
от 17 июля 2018 года
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Трое заявительниц являются членами российской феминистской панк-группы Pussy Riot. Группа экспромтом исполняла свои песни, в которых критиковала политику властей Российской Федерации. Во время выступления члены группы скрывали свои личности, носили разноцветные балаклавы и яркую одежду, выступали в различных общественных местах, призванных подчеркнуть смысл выступления группы.
21 февраля 2012 г. пять членов группы, включая трех заявительниц, попытались исполнить панк-молебен "Богородица, Путина прогони" у алтаря храма Христа Спасителя в г. Москве. Служба в этот момент в храме не проводилась, но в храме было несколько человек. Группа пригласила на выступление журналистов и представителей средств массовой информации, чтобы выступление было публичным. Попытка выступления была безуспешной, поскольку охранники храма Христа Спасителя быстро заставили членов группы покинуть помещение, и выступление длилось чуть больше одной минуты. Видеозапись выступления была выложена на интернет-сайт Youtube.
Впоследствии заявительницы были заключены под стражу, им было предъявлено обвинение в хулиганстве по мотивам религиозной ненависти, и их приговорили к двум годам лишения свободы. Кроме того, суд первой инстанции постановил, что видеозаписи выступлений группы на интернет-сайте http://pussy-riot.live-journal.com носили экстремистский характер по смыслу Федерального закона "О противодействии экстремизму" и что доступ к этим материалам должен быть ограничен путем установления фильтра на IP-адрес интернет-сайта.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции. (a) Уголовное преследование в связи с выступлением 21 февраля 2012 г. "Выступление" заявительниц представляло собой смесь движений и устных высказываний и являлось формой художественного и политического самовыражения, защищаемого статьей 10 Конвенции. Последовавшее уголовное преследование, которое завершилось лишением заявительниц свободы, являлось вмешательством в их право на свободу выражения мнения. Вмешательство преследовало законную цель защиты прав других лиц. Вопрос о том, было ли вмешательство "предусмотрено законом", остался открытым. Что касается необходимости вмешательства, заявительницы хотели привлечь внимание своих сограждан и Русской Православной Церкви к тому, как они (заявительницы) осуждали политическую ситуацию в Российской Федерации и отношение Патриарха Кирилла и других представителей духовенства к уличным протестам в ряде российских городов, вызванных недавними выборами в органы законодательной власти и приближающимися президентскими выборами. Действия заявительниц касались указанных вопросов, представляющих общественный интерес, и были связаны с обсуждением политической ситуации в Российской Федерации и осуществлением депутатских и президентских полномочий.
Выступление заявительниц могло считаться нарушением принятых норм поведения в местах отправления религиозных обрядов. Соответственно, применение определенных санкций в принципе могло быть оправдано необходимостью защиты прав других лиц. Однако заявительницы были обвинены в совершении уголовно наказуемого деяния и приговорены к одному году и 11 месяцам лишения свободы. Первая и вторая заявительницы отбыли примерно один год и девять месяцев наказания, пока не объявили амнистию, а третья заявительница отбыла примерно семь месяцев наказания, пока ее не освободили условно-досрочно. Действия заявительниц не прерывали никаких религиозных служб и не нанесли какого-либо ущерба людям, находившимся в храме, или имуществу храма. При таких обстоятельствах примененное к заявительницам наказание, по мнению Европейского Суда, было крайне суровым по сравнению с совершенным ими деянием.
Существенным являлся тот факт, что суды Российской Федерации не рассмотрели содержание текста песни музыкальной группы заявительниц "Богородица, Путина прогони", а основывали приговор только на действиях заявительниц. Заявительницы были осуждены за хулиганство по мотивам религиозной ненависти в связи с их одеждой на выступлении, включая балаклавы, выполненными движениями и грубыми выражениями. Поскольку поведение, о котором идет речь в деле, имело место в храме, находившиеся в храме люди, включая верующих прихожан, могли посчитать его оскорбительным. Однако Европейский Суд не установил каких-либо действий со стороны судов Российской Федерации, связанных с анализом действий заявительниц, который позволил бы сделать вывод о том, что они подстрекали к религиозной ненависти. В частности, внутригосударственные суды отметили, что одежда заявительниц и их поведение не соответствовали канонам Русской Православной Церкви, что некоторые люди могли посчитать неприемлемым, но никакого анализа содержания песни заявительниц проведено не было. Суды не рассмотрели вопрос о том, можно ли было толковать действия заявительниц как призыв к насилию или как оправдание насилия, ненависти или нетерпимости. Также они не проанализировали, могли ли действия заявительниц привести к наносящим ущерб последствиям.
В действиях заявительниц не содержалось элемента насилия, они не подстрекали к насилию, ненависти или нетерпимости по отношению к верующим и не оправдывали их. Хотя определенная реакция на действия заявительниц могла быть оправдана необходимостью защиты права других лиц в связи с нарушением норм поведения в месте отправления религиозных обрядов, суды не привели "относящихся к делу и достаточных доказательств", которые бы обосновывали постановление уголовного приговора в отношении заявительниц и назначение им наказания в виде лишения свободы, и наказание не было пропорционально поставленной законной цели. Ввиду изложенного и учитывая исключительную тяжесть примененного наказания, рассматриваемое вмешательство не было, по мнению Европейского Суда, необходимо в демократическом обществе.
(b) Запрет доступа к онлайн-просмотру видеозаписей выступлений заявительниц. Объявление размещенных в Интернете видеозаписей выступлений заявительниц "экстремистскими" и запрет доступа к ним являлись "вмешательством" в право заявительниц на свободу выражения мнения, при этом Федеральный закон "О противодействии экстремизму" являлся правовой базой для такого вмешательства. Вмешательство преследовало законную цель защиты моральных ценностей и прав других лиц. Европейский Суд решил не рассматривать вопрос о том, было ли вмешательство "предусмотрено законом". При оценке того, было ли вмешательство необходимо в демократическом обществе, во-первых, из решения суда первой инстанции было очевидно, что основной юридически значимый вывод об экстремистском содержании видеоматериалов был сделан экспертами-лингвистами, а не судом. Экспертное заключение не было изучено, а вывод эксперта просто был воспроизведен судом. Европейский Суд признал подобную ситуацию неприемлемой и подчеркнул, что все правовые вопросы должны были разрешаться исключительно судами. Во-вторых, суд первой инстанции не предпринял никакой попытки провести свой собственный анализ рассматриваемых видеоматериалов. Суд не уточнил, какие именно фрагменты видеозаписей вызывали вопросы, и не процитировал выдержки из экспертного заключения, кратко сославшись на их резолютивную часть. Отсутствие объяснений сделало невозможным для Европейского Суда понять причины вмешательства. Европейский Суд не считал, что российский суд первой инстанции применил стандарты, соответствовавшие принципам, гарантированным статьей 10 Конвенции, или основанные на приемлемой оценке соответствующих фактов. Следовательно, власти государства-ответчика не привели "относящихся к делу и достаточных" обоснований рассматриваемого вмешательства.
Кроме того, заявительницы не могли участвовать в производстве по делу, поскольку законодательство Российской Федерации не позволяло заинтересованным сторонам участвовать в процедурах, инициированных согласно Федеральному закону "О противодействии экстремизму". По мнению Европейского Суда, в рамках такого производства внутригосударственный суд никогда не будет находиться в том положении, чтобы привести "относящиеся к делу и достаточные" обоснования для вмешательства в права, гарантированные статьей 10 Конвенции, без какого-либо судебного рассмотрения, основанного на оценке доводов представителя общественной стороны и представителей заинтересованной стороны. С учетом изложенного производство, о котором идет речь в деле, не могло считаться соответствующим статье 10 Конвенции. Объявление размещенных в Интернете видеоматериалов заявительниц экстремистскими и установление запрета на их просмотр не отвечали "насущной общественной необходимости" и не являлись пропорциональными заявленной законной цели.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требования статьи 10 Конвенции в связи с привлечением заявительниц к уголовной ответственности (принято шестью голосами "за" при одном - "против").
По делу было допущено нарушение требования статьи 10 Конвенции в связи с запретом доступа к онлайн-просмотру видеозаписей выступлений заявительниц (принято единогласно).
Европейский Суд также установил нарушение статьи 3 Конвенции относительно условий конвоирования заявительниц на судебные заседания и обратно и условий содержания в зале суда (нахождение в стеклянном боксе), а также нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции в связи с продлением срока содержания заявительниц под стражей, пункта 1 и подпункта "c" пункта 3 статьи 6 Конвенции в связи с таким порядком проведения судебных заседаний, который ограничивал право заявительниц эффективно участвовать в судебном разбирательстве и получать применимую на практике и эффективную юридическую помощь.
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил первой и второй заявительницам каждой по 16 000 евро в качестве компенсации морального вреда и 5 000 евро третьей заявительнице в качестве компенсации морального вреда.