[неофициальный перевод] < * >
Грубник против Украины
(Grubnyk v. Ukraine)
(Жалоба N 58444/15)
По материалам Постановления
Европейского Суда по правам человека
от 17 сентября 2020 года
< * > Перевод с английского Ю.Ю. Берестнева.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
После взрывов около здания Управления службы безопасности Украины в Одесской области заявитель был задержан по подозрению в участии в совершении террористического акта. Его заключили под стражу в рамках избранной меры пресечения. Заявитель безуспешно обжаловал данное обстоятельство. В этом отношении заявитель обжаловал применение к его делу части пятой статьи 176 Уголовно-процессуального кодекса Украины ("Невозможность применить более мягкую меру пресечения"), которая исключала возможность применения к лицам, подозреваемым в терроризме, мер пресечения, не связанных с заключением под стражу. Впоследствии Конституционный суд Украины признал это положение Уголовно-процессуального кодекса Украины неконституционным на том основании, что его применение на практике ограничивало возможность судов Украины выносить надлежащим образом обоснованные постановления о применении меры пресечения в виде заключения под стражу.
ВОПРОСЫ ПРАВА
Европейский Суд приходил к выводу, что установление в законодательстве схем, ограничивающих полномочия судов государств по принятию решений в вопросе, касающемся применения меры пресечения в виде заключения под стражу, нарушает пункт 3 статьи 5 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "S.B.C. против Соединенного Королевства" (S.B.C. v. United Kingdom) от 19 июня 2001 г., жалоба N 39360/98, Постановление Европейского Суда по делу "Бойченко против Республики Молдова" (Boicenco v. Moldova) от 11 июля 2006 г., жалоба N 41088/05, Постановление Европейского Суда по делу "Пирузян против Армении" (Piruzyan v. Armenia) от 26 июня 2012 г., жалоба N 33376/07). Однако в настоящем деле в отличие от упомянутых выше дел суды Украины имели право рассмотреть вопрос о существовании разумного подозрения в отношении задержанного, исследовать соответствующие доказательства и вынести постановление об освобождении лица из-под стражи, если они считали, что отсутствовали риски, оправдывающие заключение задержанного под стражу. Суды Украины, которые располагали значительным количеством доказательств в поддержку подозрений в отношении заявителя, осуществили упомянутые полномочия, как они это делали и в других делах, связанных с терроризмом и защитой национальной безопасности.
Отсутствие возможности добиться освобождения из-под стражи до суда было очевидным, учитывая особые обстоятельства дела заявителя. Заявителя подозревали в организации и руководстве террористической группой из нескольких человек, один из которых скрылся на момент задержания заявителя. Указанная группа использовала сложные техники действия под прикрытием и участвовала в крайне опасной деятельности, которая предположительно продолжалась на момент задержания заявителя.
В этом контексте власти Украины были обязаны в соответствии со статьями 2 и 3 и пунктом 1 статьи 5 Конвенции защитить права реальных и потенциальных жертв террористических действий. При обстоятельствах дела заявителя Европейский Суд должен был рассмотреть пределы предусмотренной пункт 3 статьи 5 Конвенции обязанности властей Украины обосновывать свои решения таким образом, который соответствовал бы практическим требованиям выполнения указанной обязанности.
Более того, дело заявителя должно было рассматриваться с учетом крайне напряженной ситуации, сложившейся в г. Одессе в период, относившийся к обстоятельствам дела, а также фактов побегов подсудимых в других предыдущих делах, получивших широкий общественный резонанс.
Суд первой инстанции (районный), который обладал полной юрисдикцией в этом вопросе, установил, что имевшиеся доказательства обосновывали разумное подозрение в отношении заявителя применительно к предъявленному ему обвинению в совершении преступлений особой категории тяжести и что существовал риск того, что, находясь на свободе, заявитель мог скрыться. Хотя первое постановление суда первой инстанции о применении к заявителю меры пресечения в виде заключения под стражу было составлено достаточно кратко, учитывая, что риск побега заявителя был очевиден, одно это обстоятельство не могло являться достаточным для установления нарушения пункта 3 статьи 5 Конвенции. Более того, по прошествии времени суды выносили более подробные постановления.
Самое важное в настоящем деле то, что решение о применении к заявителю меры пресечения в виде заключения под стражу не было основано на положении, предусматривающем применение более мягкой меры пресечения, и хотя оно и содержало ссылку на указанную норму права, но являлось результатом сбалансированной оценки, в ходе которой были приняты во внимание тяжесть преступления, в совершении которого подозревался заявитель, и риски, связанные с его освобождением из-под стражи.
Таким образом, суды Украины привели "относящиеся к делу" основания для заключения заявителя под стражу, которые при обстоятельствах дела являлись "достаточными", чтобы соответствовать минимальным стандартам, гарантированным пункта 3 статьи 5 Конвенции.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу не было допущено нарушения требований пункта 3 статьи 5 Конвенции (принято единогласно).
Европейский Суд также постановил единогласно, что имели место два нарушения пункта 1 статьи 5 Конвенции: первое - в связи с задержкой при составлении протокола о задержании заявителя, второе - вследствие задержания заявителя без судебного решения, а также, что отсутствовало нарушение пункта 2 статьи 5 Конвенции, поскольку ничто не указывало на то, что задержка с официальным объяснением причин задержания заявителя каким-либо образом отрицательно повлияла на возможности заявителя обжаловать незаконность его заключения под стражу. Кроме того, Европейский Суд постановил единогласно, что имело место нарушение пункта 2 статьи 6 Конвенции в связи с формулировкой постановления о применении к заявителю меры пресечения в виде заключения под стражу, из которой следовало, что суды Украины считали заявителя виновным.
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд постановил, что установление факта нарушения Конвенции само по себе является достаточной справедливой компенсацией морального вреда.