Информация Конституционного Суда РФ

КОНСТИТУЦИОННЫЙ СУД РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ИНФОРМАЦИЯ

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ

КОНСТИТУЦИОННОГО КОНТРОЛЯ (К 30-ЛЕТИЮ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ)

Одобрено

решением Конституционного Суда

Российской Федерации

от 19 октября 2021 года

подготовлена

Секретариатом Конституционного Суда Российской Федерации

Введение

В 2021 году исполняется тридцать лет Конституционному Суду Российской Федерации (далее также - Конституционный Суд) и обеспечению им верховенства Конституции Российской Федерации (далее также - Конституции) средствами конституционного нормоконтроля.

Появление конституционного нормоконтроля в России знаменовало первое в национальной истории самоограничение публичной власти, ее подчинение императивам верховенства права.

Восходя к известному еще античности представлению о подлежащем усиленной защите высшем законе, судебный контроль конституционности - существеннейший атрибут демократий нашего времени. Его централизованная модель, к которой принадлежит и Конституционный Суд, составляет неотъемлемое достояние континентальной семьи права и европейской цивилизации в целом.

Расширение юрисдикционных ограничений публичной власти за счет конституционного нормоконтроля, снижая конституционно значимые риски злоупотреблений со стороны законодателя и правоприменителей, но не посягая ни на их компетенцию, ни тем более на прерогативы народа-суверена, основывает свою легитимность на потребности правовой демократии в защите своих институциональных и ценностных основ.

***

Юрисдикционно гарантируя конституционный строй, российское конституционное правосудие утверждает правовые начала во всех сферах общественных отношений.

Отличительная черта национальных правовых систем современности - все более усиливающееся и во многих отношениях являющееся преобразующим - влияние конституционных предписаний на отраслевое регулирование (конституционализация). В первую очередь, оно осуществляется через каналы конституционного нормоконтроля, путем проверки конституционности отраслевых норм и последующего выполнения решений, вынесенных по ее итогам и обладающих нормативно-прецедентным характером. Отображая эту общемировую тенденцию, конституционное правосудие в России во многом определяет ситуацию не только в собственно конституционном, но и в отраслевом регулировании.

Согласно своему правовому статусу, основы которого устанавливает Конституция (статья 125), а полное изложение содержит закон "О Конституционном Суде Российской Федерации" (далее также - базовый закон), Конституционный Суд самостоятельно и независимо осуществляет судебную власть посредством конституционного судопроизводства.

В предметно-тематическом отношении решения, принятые Конституционным Судом за минувшие тридцать лет, охватывают всю совокупность вопросов, связанных с конституционным статусом личности и объединений, а также с пределами ограничений конституционных прав и свобод, государственным суверенитетом, организацией публичной власти, народным представительством и парламентаризмом, федеративным устройством, местным самоуправлением, принципами юридической ответственности, основами судоустройства и судопроизводства.

Оказываемое конституционным правосудием на национальный правопорядок влияние обусловлено возможностью признания нормы, в том числе по смыслу, придаваемому ей правоприменением, неконституционной и лишения ее таким образом юридической силы. Однако миссия "негативного законодателя" отнюдь не исчерпывает тот регулятивный (нормотворческий) потенциал, каковым в силу самой своей природы не может не располагать орган конституционного нормоконтроля. Практически на всех участках нормативного регулирования решениями Конституционного Суда восполняются, в том числе благодаря обстоятельному раскрытию текстуально закрепленных и эвентуально присутствующих конституционных принципов и ценностей, пробелы, устраняются иные, угрожающие конституционной законности, недостатки.

В формировании правовой среды постсоветской России Конституционному Суду принадлежит особое место. Все крупные преобразования российской правовой системы 1990 - 2010-х годов, предпринимались на базисе правовых позиций Конституционного Суда. В некоторых случаях они были прямо инициированы конституционно-судебной практикой.

Выявление конституционно-правового смысла законоположений положительно сказывается на конституционности правоприменительной практики. Оценивая не только буквальный смысл рассматриваемого акта, но и смысл, придаваемый ему официальным и иным толкованием, а также сложившейся практикой правоприменения, Конституционный Суд - в целях достижения баланса между конституционностью регулирования, его желательной стабильностью и целостностью - вправе признать норму соответствующей Конституции при условии применения ее предписанным образом. Признание нормы конституционной итоговым решением Конституционного Суда означает, что отныне оспоренные положения могут применяться только в выявленном конституционно-правовом смысле. Через придание оспариваемым законоположениям конституционно обоснованного значения устраняются вызвавшие обращение в Конституционный Суд коллизии и неопределенность. Отрицательный вывод относительно конституционности нормы (дисквалификация, безусловная и условная, то есть связывающая неконституционность с практикой применения соответствующего законоположения), помимо необходимости нормотворческой коррекции, предполагает невозможность применения ее в неконституционном смысле. Правовые позиции как смысловое ядро решения Конституционного Суда обязательны для всех правоприменителей. В частности, разъяснения вышестоящих судебных инстанций, принимаемые в целях поддержания единообразия судебной практики, подлежат применению при безусловном учете правовых позиций Конституционного Суда. Помимо прямых предписаний, направлению судебного правоприменения в конституционное русло служат также высказываемые в решениях Конституционного Суда рекомендации.

***

Продвижение к стратегическим целям конституционного развития России, каковыми являются защита суверенности перед лицом вызовов глобализации и участия в деятельности межгосударственных (интеграционных) объединений, укрепление конституционности публичной власти (соответствие конституционно установленным характеристикам, включая единство государственной власти, принцип разделения властей, федерализм, разграничение прерогатив государственной власти и местного самоуправления), надлежащее качество публичного управления (утверждение конституционных ценностей в повседневной судебной и административной практике), во многом зависит как от своевременного и полного исполнения решений Конституционного Суда, от того, насколько тщателен будет учет выраженных им правовых позиций в последующем нормотворчестве и правоприменении, так и от качества самих актов конституционного нормоконтроля, их концептуальной проработанности и методологической надежности.

Будучи в процессуальном отношении разновидностью судопроизводства (форма), в гносеологическом отношении конституционный нормоконтроль представляет познание комплексного объекта (содержание). Исследуемый объект, будучи сложным по своему составу, включает проверяемое законоположение, место, занимаемое этим законоположением в системе правового регулирования, обстоятельства принятия этого законоположения (достаточно редко), правоприменительный контекст. Конституционный нормоконтроль как интеллектуальная деятельность являет собой применение исходных принципов, общих подходов (опорных судебных доктрин) и способов толкования, совокупно образующих методологию конституционной интерпретации, при соблюдении законодательно установленных либо выработанных конституционно-судебной практикой процедур, завершаемое принятием решения, излагаемого в соответствии со специфическими правилами юридической техники.

Судебное толкование поддерживает единственно возможную в цивилизованном государстве связь между правовой нормой с ее достаточно отвлеченными формулировками и многообразием жизненных ситуаций. Высокой степенью абстрактности, органически присущей используемым в конституционном тексте понятиям и конструкциям, продиктована повышенная (относительно иных видов судебного толкования) потребность в их интерпретации применительно к конкретным нормоконтрольным ситуациям. При этом конституционный нормоконтроль по самому существу своему гораздо чаще, чем иные виды судопроизводства, соприкасается с глубинными - онтологически ("Что есть право?"), аксиологически ("В чем ценность права?"), гносеологически ("Как познать право?") - вопросами правопонимания.

В этих обстоятельствах много зависит от взвешенной методологии конституционной интерпретации, включая критерии отбора применимых источников права и приемы соотнесения их с нормоконтрольной ситуацией. В соответствии с Конституцией судьи независимы и подчиняются лишь Конституции и федеральному закону (часть 1 статьи 120). Как указывает базовый закон, судьи Конституционного Суда при осуществлении своих полномочий руководствуются Конституцией и регулирующим их деятельность федеральным конституционным законом (часть первая статьи 29). Принципы, содержащиеся в первых двух разделах Конституции ("Основы конституционного строя", "Права и свободы человека и гражданина", статьи 17 - 19 и 55), имеют превалирующее значение по отношению к иным ее положениям, что предопределяет обязательность обращения к указанным принципам при осуществлении конституционного нормоконтроля (постановления от 13 марта 2008 года N 5-П, от 2 декабря 2013 года N 26-П и др.). Конституционно закреплены также иные правовые источники, применение которых предполагается при принятии судебных решений. В частности, общепризнанные принципы и нормы международного права, а также международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы; если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора; в Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с данной Конституцией (часть 4 статьи 15 и часть 1 статьи 17 Конституции Российской Федерации). Базовый закон относит к используемым Конституционным Судом источникам правовые позиции, содержащиеся в ранее принятых постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации (часть первая статьи 47.1).

Принятию каждого итогового решения Конституционного Суда предшествует обширная аналитическая работа по выделению проблем, которые нуждаются в первоочередной конституционной интерпретации. Установлением того, содержит ли поданное в порядке конституционного судопроизводства обращение вопросы, требующие казуального толкования Конституции, с необходимостью предваряется принятие его к рассмотрению. При ответе на них и устранении таким образом имевшей место неопределенности относительно конституционности оспоренного законоположения одновременно конкретизируется нормативное наполнение и самих конституционных положений.

Толкование Конституционным Судом норм права, включая конституционные, отправляется от последовательно развиваемых общих методологических подходов (опорных судебных доктрин). Поддерживая преемственность и концептуальную целостность конституционно-судебной практики, следование этим подходам обеспечивает разрешение рассматриваемых дел в строгом соответствии с Конституцией, включая эксплицитно и имплицитно присутствующие в ней ценности и принципы.

С надежностью методов нормоконтроля тесно связана благотворность воздействия проверки конституционности на качество нормативного регулирования, а также системно связанного с ним правоприменения.

Герменевтически состоятельная, вобравшая многие достижения мировой конституционной юриспруденции методология позволяет заинтересованным субъектам, включая органы публичной власти, лучше понять внутреннюю логику конкретных решений, облегчает восприятие их аргументации. Эти, производные от методологической основательности, свойства положительно сказываются на качестве исполнения актов конституционного нормоконтроля, что подтверждается как сведениями, отражаемыми в ежегодных Информационно-аналитических отчетах об исполнении решений Конституционного Суда (законотворчество, реализация индивидуальных предписаний судами), так и данными о действиях, предпринимаемых иными органами публичной власти. В первую очередь речь идет о подзаконном нормотворчестве, во многом определяющем административное правоприменение; о признании не действующими, полностью или в части, нормативных актов федерального, регионального и муниципального уровней, а также актов, содержащих разъяснения законодательства и обладающих нормативными свойствами, в связи с их противоречием правовым позициям Конституционного Суда; об удовлетворении административных исковых заявлений об оспаривании решений, действий либо бездействия органа государственной власти, органа местного самоуправления, иного органа, организации, наделенных отдельными государственными или иными публичными полномочиями, должностного лица, государственного или муниципального служащего в связи с их противоречием правовым позициям Конституционного Суда; о мерах прокурорского реагирования в отношении подзаконных нормативных правовых актов органов государственной власти субъектов Российской Федерации и органов местного самоуправления в связи с их противоречием правовым позициям Конституционного Суда.

Проблема методологии конституционного нормоконтроля характеризуется наличием еще одной, не менее значимой грани. В любом демократическом обществе ведется дискуссия относительно выносимых высшим правосудием решений, и представители юридической науки - ее активные участники. Но при допустимости и даже неизбежности расхождения юрисдикционных и доктринальных оценок противопоставление доктрины конституционно-судебным подходам вряд ли продуктивно. В особенности с учетом существующей между этими формами юридической мысли тесной взаимосвязи. Разрабатываемые представителями доктрины идеи вовлекаются в орбиту конституционной интерпретации; многие, изначально высказанные в актах конституционного нормоконтроля концептуальные положения усваиваются юридической наукой.

В этой связи методологическая добротность конституционно-судебной аргументации, усиливая ее убедительность, позволяет избежать нежелательного разрыва юрисдикционной и академической трактовок одних и тех же правовых явлений. Соответствие задействованной в ходе конституционно-судебного анализа методологии специфике нормоконтрольной ситуации облегчая действия законодателя и правоприменителей по выполнению предписанного органом конституционного нормоконтроля, способствует также позитивному восприятию конституционной интерпретации экспертным сообществом, укрепляя убежденность в соответствии содержащегося в соответствующем решении толкования рассмотренной нормы духу Конституции вне зависимости от того, совпадают ли у отдельных его представителей взгляды по конкретным вопросам с занятой Судом позицией.

В целом, методология конституционной интерпретации является, в конечном счете, conditio sine qua non конституционализации - существенного по объему и положительного по последствиям воздействия конституционно-судебной практики не только на отдельные институты и целые отрасли права, но и на развитие юридической науки, на повышение уровня правовой культуры общества.

***

С учетом вышесказанного настоящая Информация Конституционного Суда Российской Федерации (далее также - Информация), относясь к аналитическим документам открытого характера, посредством которых Конституционный Суд обращает внимание публичной власти и гражданского общества на важнейшие аспекты своей деятельности, посвящена методологическим аспектам конституционного нормоконтроля.

Освещая отдельные направления конституционного нормоконтроля, Информации сосредоточиваются на правовых позициях Конституционного Суда по данной тематике, на существующих в нормативном регулировании и системно связанном с ним правоприменении рисках неконституционности, на действиях по должному выполнению предписанного конституционным правосудием.

В предшествующих Информациях (2009 - 2020 годы) были рассмотрены проблемы обеспечения конституционных прав и свобод, конституционности судоустройства и судопроизводства, дефектов нормотворчества, конституционной законности в правоприменении, конституционных прав предпринимателей. Преимущественный акцент на решениях, принятых после обнародования предыдущей Информации, сочетался в них с хронологически более широким охватом конституционно-судебной практики по представляемым сюжетам.

Положительное влияние, которое оказывает на нормотворчество и правоприменение обращение к правовым позициям Конституционного Суда, во многом зависит от корректного понимания их концептуального языка и, в целом, методологической основы. В этой связи в настоящей Информации рассматриваются:

исходные принципы конституционного нормоконтроля, как текстуально закрепленные в Конституции, так и контекстуально в ней заложенные и объективируемые в решениях Суда (приоритет прав человека и охрана достоинства личности; верховенство и прямое действие Конституции; справедливость и юридическое равенство; правовая определенность и поддержание доверия к закону и действиям публичной власти; соразмерность ограничения прав и свобод; конституционная идентичность);

основные методологические подходы, применяемые при конституционном нормоконтроле (презумпция добросовестности законодателя и конституционности нормы, проявление конституционной сдержанности; баланс конституционных ценностей в качестве критерия оценки конституционности; влияние правовых позиций, ранее выраженных Конституционным Судом, на оценку конституционности в дальнейшем);

способы толкования правовых норм, используемые при конституционном нормоконтроле, и их влияние на оценку конституционности (с акцентом на имеющих преобладающее значение телеологическом и аксиологическом методах, а также на специфике применения общеюридических методов);

процессуальные особенности конституционного нормоконтроля, влияющие на оценку конституционности (отбор обращений и критерии допустимости; предмет рассмотрения и его взаимосвязь с результатом рассмотрения; своеобразие проявления начал состязательности, непосредственности, коллегиальности, включая особенности доказывания и пределов рассмотрения);

особенности юридической техники актов конституционного нормоконтроля (типология основных резолюций, включая дисквалификацию, признание, позитивное выявление, негативное выявление, сочетание модальностей; виды дополнительных резолюций; специфические черты мотивировочной части решений).

Методологические подходы российского конституционного нормоконтроля соотносятся в Информации с аналогичными аспектами зарубежных органов конституционного контроля. Отчасти сопоставление охватывает и практику наднациональных судов, имея в виду параллели mutatis mutandis между национальной конституционной юстицией и, во-первых, Европейским судом по правам человека (принципиальная общность охраняемых ценностей; ключевая роль в процессе защиты прав и свобод человека; окончательность решений при ограниченной возможности непосредственного воздействия на их исполнение) а во-вторых, судами интеграционных объединений (Суд Европейского Союза и Суд ЕАЭС).

Компаративный анализ принципов, методов толкования и стандартов рассмотрения проводится в плоскости соотносимых с практикой Конституционного Суда нормоконтрольных ситуаций. Все большее внимание конституционных судов к опыту друг друга, углубление их диалога - тенденции, определяющие в современном мире облик конституционной юстиции.

Несмотря на то, что формы конституционного нормоконтроля достаточно тесно связаны с национальными традициями и своеобразием конституционных текстов, перед конституционными судами централизованной модели, в которой проверку конституционности законов, а также иных нормативных актов, осуществляют специальные органы, обособленные от ординарного правосудия, стоит во многом схожая задача установления приемлемого равновесия ключевых составляющих конституционного регулирования (стабильность ценностей и институтов, восприимчивость к развитию, прочная, прямая и обратная, связь с текущим регулированием). При этом соотнесение российской модели конституционного нормоконтроля с зарубежными не только высвечивает те направления развития, на которых ее потенциалу еще предстоит раскрыться, но и позволяет увидеть, в чем именно - институционально и методологически - проявляется ее инновационность.

Предпочтительное обращение к конкретному зарубежному опыту обусловливалось схожестью правовых систем и моделей конституционного контроля (Австрия, Испания, Италия, ФРГ), применяемой методологии (Израиль, Корея), отдельных, подлежащих разрешению, правовых проблем (Венгрия). В меньшей степени, исходя из соображений корректного сравнения, затрагивался опыт конституционной интерпретации, имеющийся у стран англосаксонской правовой семьи, где контроль конституционности осуществляется inter partes, а сам вопрос о конституционности рассматривается если и не obiter dictum, то, во всяком случае, не в качестве единственной либо основной цели судопроизводства (за исключением Конституционного суда ЮАР).

Обладая цельным представлением о ценностном наполнении российского конституционного правопорядка, орган конституционного нормоконтроля, несомненно, располагает и отчетливым пониманием наиболее приемлемых - как в процессуальном отношении, так и с герменевтической точки зрения - способов (форм, методов, приемов) проверки конституционности регулирования и правоприменения. Тем не менее настоящая Информация не претендует на отображение "всеобъемлющей доктрины", в терминах Дж. Роулза (comprehensive doctrine) - не столько прагматической, сколько идеальной конструкции. Не являясь исчерпывающим описанием всех применяемых Конституционным Судом методов и приемов толкования и доказывания, она дает систематизированное изложение наиболее существенных их компонентов.

Информация основывается на наиболее показательных решениях Конституционного Суда за минувшее тридцатилетие, отобранных в том числе с учетом интенсивности экспертных откликов в связи с их принятием и реализацией. Поскольку различные методологические аспекты российского конституционного нормоконтроля получали отражение в докладах, представляемых в международные организации, членом которых является Российская Федерация, а также в различные международные ассоциации, в чьей деятельности участвует Конституционный Суд, в Информации были использованы упомянутые материалы.

При композиционной схожести и содержательной близости всех публичных документов Конституционного Суда аналитического характера особенности предмета настоящей Информации обусловили некоторые отступления от сложившегося порядка изложения.

Основные принципы, которыми руководствуется Конституционный

Суд при принятии решений

1.1. Приоритет прав и свобод человека и гражданина и охраны достоинства личности

1.1.1.

Верховенство права, предполагая приоритет правового закона в системе нормативного регулирования, утверждает главенствующее значение основных прав и свобод применительно к смыслу и реализации нормативного регулирования.

Из всех полномочий конституционной юстиции главным ее предназначением на сегодня, в чем убеждает и российская, и зарубежная конституционно-судебная практика, является защита основных прав и свобод. Положения о правах и свободах, содержащиеся в конституционном тексте, будучи предназначены для оценки конкретных ситуаций с точки зрения абстрактных параметров (право на жизнь, уважение частной жизни, справедливое судебное разбирательство и т.д.), обретают свою необходимую конкретизацию прежде всего в актах конституционного нормоконтроля.

В соответствии с Конституцией соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина является обязанностью государства (статья 2); они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления, обеспечиваются правосудием (статья 18).

Большинство решений Конституционного Суда принимается по обращениям частных лиц и это, подтверждая признание человека, его прав и свобод высшей ценностью, естественно для правовой демократии. За минувшее тридцатилетие им накоплен обширнейший опыт рассмотрения индивидуальных и коллективных жалоб, а также связанных с конкретными делами обращений иных управомоченных субъектов. < 1 >

< 1 > Прямой доступ частных лиц к конституционному правосудию не является общераспространенным. Такая возможность, в частности, не предусмотрена законом в Беларуси, Италии, Португалии, где посредником между органом конституционного нормоконтроля и частными лицами выступают уполномоченные органы публичной власти (например, суды).

Отстаивая на уровне конституционного регулирования гуманистические ценности, утверждая их в нормотворчестве и системно связанном с ним правоприменении, конституционный нормоконтроль вносит значительный и во многих отношениях незаменимый вклад в упрочение фундамента правовой и социально-ориентированной государственности.

Уникальное место, занимаемое Конституционным Судом в механизме защиты основных прав и свобод, объясняется очевидной востребованностью полномочий, которыми наделен лишь он, для эффективного отстаивания перед лицом публичной власти интересов частных лиц. Рассмотрение жалоб граждан и их объединений, а также иных обращений, служащих защите прав частных лиц (запросы судов, жалобы управомоченных должностных лиц), позволяет Конституционному Суду оказывать во многих случаях решающее воздействие на ситуацию в области основных прав и свобод.

Целям защиты основных прав и свобод опосредованно служит рассмотрение Конституционным Судом и иных категорий дел (толкование Конституции, проверка конституционности не вступивших в силу международных договоров, проверка конституционности законов и иных нормативных правовых актов в порядке абстрактного контроля).

Способствуя при разрешении жалоб частных лиц - с опорой на принцип защиты основных прав и свобод (принцип гуманизма) - более полному раскрытию содержания этих прав, конституционное правосудие задает магистральный вектор последующим действиям в этой области законодательной, исполнительной и судебной властей.

Конституционное положение о человеке как высшей ценности конкретизируется в актах конституционного нормоконтроля через ключевые юридические категории (право на жизнь, на защиту достоинства личности, социальную защиту, судебную защиту и т.д.).

Исходя из того, что отдельные положения, содержащиеся в главе 2 Конституции "Права и свободы человека и гражданина", а именно в статьях 17 - 19 и 55, сопоставимы с основами конституционного строя (постановления от 13 марта 2008 года N 5-П, от 2 декабря 2013 года N 26-П и др.), Конституционный Суд сформулировал и наполнил нормативным содержанием многие принципы, характеризующие правовой статус человека и гражданина, - высшая ценность прав и свобод человека, единое и равное гражданство Российской Федерации, признание и гарантирование прав и свобод человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с Конституцией, неотчуждаемость основных прав и свобод человека и их принадлежность каждому от рождения, недопустимость нарушения прав и свобод других лиц при осуществлении прав и свобод человека и гражданина, непосредственное действие прав и свобод человека и гражданина, обусловленность правами и свободами человека и гражданина смысла, содержания и применения законов, деятельности законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления, обеспеченность прав и свобод человека и гражданина правосудием, равенство всех перед законом и судом, равенство прав и свобод мужчин и женщин и равенство возможностей для их реализации, допустимость ограничения прав и свобод человека и гражданина федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в конституционных целях.

В том числе в актах конституционного нормоконтроля раскрывается содержание имплицитно содержащегося в Конституции принципа уважения достоинства личности (постановления от 19 марта 2003 года N 3-П, от 14 июля 2011 года N 16-П, от 26 ноября 2012 года N 28-П, от 19 ноября 2013 года N 24-П). Поскольку в соответствии с конституционными положениями человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанностью государства (статья 2), постольку достоинство личности охраняется государством, ничто не может быть основанием для его умаления (статья 21, часть 1); каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени (статья 23, часть 1). Вместе с тем, указывает Конституционный Суд, в понятие "частная жизнь" включается та область жизнедеятельности, которая относится к отдельному лицу, касается только его и не подлежит контролю со стороны общества и государства, если носит непротивоправный характер (постановления от 25 мая 2021 года N 22-П, от 16 июня 2015 года N 15-П, определения от 16 июля 2013 года N 1217-О, от 22 декабря 2015 года N 2906-О и др.).

Сочетание принципа уважения достоинства с другими конституционными принципами позволяет выявлять и в последующем применять в конституционно-контрольной практике конструкции, имплицитно присутствующие в тексте Основного Закона. Так, например, из статьи 1 (часть 1) Конституции, закрепляющей принцип правового государства, в системном единстве с ее статьями 3 (часть 3) и 32 (часть 2), а также статьей 21 (часть 1), устанавливающей в качестве основы признания и осуществления прав и свобод человека и гражданина во всех сферах принцип уважения и охраны достоинства личности, следует, согласно указанию Конституционного Суда, что в основе реализации избирательных прав должно лежать конституционное требование обеспечения взаимного доверия во взаимоотношениях личности и публичной власти, которое предполагает поддержание государством уверенности граждан в том, что выборы как одна из высших форм непосредственного выражения народом своей власти достигают цели, а их итоги признаются и уважаются как государством, так и всеми их участниками (Постановление от 16 декабря 2014 года N 33-П).

Отдельное направление конституционно-контрольной практики в области основных прав и свобод представляет разработка в правовых позициях Конституционного Суда предметного содержания конституционной формулы (часть 3 статьи 55), которой закрепляются три условия ограничения прав и свобод: надлежащий источник ограничения (федеральный закон), надлежащая цель (защита конституционных ценностей), надлежащая мера ограничения (критерий соразмерности). Так, например, согласно указанию Конституционного Суда, поскольку ограничения прав и свобод иными, помимо федерального закона, актами конституционно не предусмотрены, постольку корпоративные акты судейского сообщества, устанавливая правила поведения судьи, не могут расширять законодательно определенные составы дисциплинарных проступков судьи (Постановление от 28 февраля 2008 года N 3-П). Относительно легитимной цели ограничений прав и свобод Конституционный Суд занимает последовательную позицию, согласно которой цели одной только рациональной организации деятельности органов государственной власти, включая судебную, не должны создавать затруднения при реализации прав граждан и не могут оправдывать отступление от закрепленных в Конституции гарантий основных прав и свобод (постановления от 15 января 1998 года N 2-П, от 20 июля 2012 года N 20-П, от 16 апреля 2015 года N 8-П, от 14 мая 2015 года N 9-П и др.).

Что касается надлежащей меры ограничения, то, осуществляя проверку соблюдения указанного требования применительно к ограничению конкретного права (вмешательство в право собственности), Конституционный Суд неоднократно подчеркивал, что соответствующее вмешательство не должно быть произвольным и нарушать равновесие между требованиями интересов общества и необходимыми условиями защиты основных прав, что предполагает разумную соразмерность между используемыми средствами и преследуемой целью, с тем чтобы обеспечивался баланс конституционно защищаемых ценностей и лицо не подвергалось чрезмерному обременению, а налагаемое ограничение не затрагивало само существо данного конституционного права (постановления от 31 января 2011 года N 1-П, от 21 октября 2014 года N 25-П и от 10 декабря 2014 года N 31-П). Данный подход, без сомнения, применим и при оценке соразмерности ограничения других прав.

Конституция не ограничивает перечень признаков, по которым исключается дискриминация граждан, а, напротив, предполагает его дальнейшую конкретизацию в правоприменительной практике (постановления от 4 февраля 1992 года N 2-П-3, от 23 мая 1995 года N 6-П, от 23 декабря 1999 года N 18-П, от 27 декабря 1999 года N 19-П, от 19 февраля 2002 года N 5-П, от 16 марта 2017 года N 7-П).

Таким образом, конституционные положения, устанавливая общие принципы в отношении запрета дискриминации прав граждан и одновременно критерии правомерности ограничения прав, определяют магистральную правозащитную направленность судебного и административного правоприменения.

1.1.2.

Важнейшим элементом системы конституционно защищаемых прав и свобод являются личные права и свободы. В решениях Конституционного Суда защищаются такие фундаментальные права, как право на жизнь, право на свободу и личную неприкосновенность, право на неприкосновенность частной жизни, право на тайну телефонных переговоров, право свободно передвигаться, выбирать место пребывания и жительства, свобода мысли и слова, право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц.

Из получивших наибольший резонанс результатов конституционного нормоконтроля в данной категории прав и свобод следует назвать обеспечение свободы передвижения посредством признания неконституционности ограничений на регистрацию в собственном доме (Постановление от 4 апреля 1996 года N 9-П); обеспечение права на регистрацию в дачном доме, построенном на садовом участке, относящемся к землям населенных пунктов (Постановление от 14 апреля 2008 года N 7-П), а также построенном на садовом участке, относящемся к землям сельскохозяйственного назначения (Постановление от 30 июня 2011 года N 13-П); обеспечение личных прав отдельных категорий лиц, включая ограниченно дееспособных, с признанием возможности дифференциации гражданско-правовых последствий нарушения психических функций при решении вопроса о признании его недееспособным, соразмерных степени фактического снижения способности понимать значение своих действий или руководить ими (постановления от 27 февраля 2009 года N 4-П, от 27 июня 2012 года N 15-П), а также лиц, в отношении которых осуществляется производство по применению принудительных мер медицинского характера (Постановление от 20 ноября 2007 года N 13-П); совокупность решений, отстоявших конституционные принципы юридической ответственности, обеспечивших гуманизацию уголовной и административной репрессии, в том числе ограничивших применение смертной казни; признавших возможность назначения административного наказания ниже низшего предела соответствующей санкции, позволяющую учесть характер совершенного административного правонарушения, имущественное и финансовое положение юридического лица и тем самым - обеспечить назначение справедливого и соразмерного наказания (постановления от 17 января 2012 года N 1-П, от 25 февраля 2014 года N 4-П, от 8 апреля 2014 года N 10-П).

В условиях многонациональной государственности акты конституционного нормоконтроля вносят свой вклад в укрепление гарантий не только индивидуальных, но и коллективных прав, придавая особое значение тем из них, которые тесно связаны с поддержанием гражданского мира. В частности, выявляя конституционный смысл Закона Российской Федерации от 26 апреля 1991 года N 1107-1 "О реабилитации репрессированных народов" в связи с рассмотрением обращения представителей ногайского этноса, Конституционный Суд указал, что реабилитация репрессированных народов означает признание их права на возмещение ущерба, причиненного государством; реабилитация предусматривает возвращение народов, не имевших своих национально-государственных образований, согласно их волеизъявлению в места традиционного проживания; в процессе реабилитации репрессированных народов не должны ущемляться права и законные интересы граждан, проживающих в настоящее время на данных территориях. Кроме того, была подчеркнута лежащая на государстве обязанность по защите прав национальных меньшинств, включая коренные малочисленные народы, на традиционный образ жизни; по обеспечению всем народам Российской Федерации права на сохранение родного языка, включая создание условий для его изучения и развития, а также по обеспечению права каждого определять и указывать свою национальную принадлежность, пользоваться родным языком, свободно выбирать язык общения, воспитания, обучения и творчества; по обеспечению равенства всех перед законом и судом независимо от национальности и языка, а также по недопущению пропаганды или агитации, возбуждающих национальную или религиозную ненависть и вражду, а также пропаганды расового, национального и языкового превосходства (постановления от 5 июля 2021 года N 32-П, от 28 мая 2019 года N 21-П; Определение от 9 марта 2017 года N 462-О).

Рассматривая обращения, касающиеся соблюдения экономических прав, Конституционный Суд последовательно защищает права субъектов всех форм собственности, свободу договора, добросовестную конкуренцию. В его решениях защищаются права добросовестных приобретателей (постановления от 21 апреля 2003 года N 6-П, от 13 июля 2021 года N 35-П); недопустимость возложения на гражданина - добросовестного приобретателя жилья рисков, возникших ввиду упущений государства, в частности при регистрации в ЕГРН (Постановление от 22 июня 2017 года N 16-П); защита прав автовладельцев, являющихся добросовестными приобретателями (Определение от 12 мая 2006 года N 167-О).

Внимание, уделяемое при конституционном нормоконтроле цивилистическим аспектам, номинально являющимся публично-правовыми проблемами - будучи предопределенным особым местом частного права в рамках национальной правовой системы вообще и гарантийном механизме обеспечения основных прав и свобод в частности, - проявляется в том числе в признании внеотраслевого значения положений Гражданского кодекса Российской Федерации, раскрывающих содержание права собственности. При рассмотрении многих вопросов публичного права именно эти нормы гражданского законодательства выступают отправными моментами. Так, например, отметив, что распространение конституционных гарантий охраны частной собственности, включая ее судебную защиту, как на сферу гражданско-правовых отношений, так и на отношения государства и личности в публично-правовой сфере, - в связи с чем ограничения прав владения, пользования или распоряжения имуществом, налагаемые для обеспечения производства по уголовному делу, изъятие имущества у собственника, независимо от оснований такого изъятия, поскольку они носят принудительный характер, - предполагают наличие механизма, позволяющего эффективно защищать в судебном порядке интересы как лиц, предъявивших иск о возмещении причиненного преступлением ущерба, так и лиц, обязанных его возместить, Конституционный Суд подчеркнул: "Опираясь на конституционные положения, ГК РФ устанавливает в качестве основных начал гражданского законодательства неприкосновенность собственности, равенство, автономию воли и имущественную самостоятельность участников гражданского оборота, беспрепятственное осуществление гражданских прав, обеспечение восстановления нарушенных прав, их судебную защиту (пункт 1 статьи 1). Эти фундаментальные начала, как они определены в Конституции и ГК РФ, лежат в основе любого законодательного регулирования в данной сфере, включая определение оснований и порядка возникновения, изменения и прекращения прав владения, пользования и распоряжения имуществом, а также определение объема их защиты и правомерных ограничений" (Постановление от 17 апреля 2019 года N 18-П).

Конституционная характеристика России в качестве социального государства предопределяет установление такой системы социальной защиты, которая обеспечивала бы достойную жизнь граждан и способствовала бы их свободному развитию. В этих целях законодательством Российской Федерации и ее субъектов предусматриваются конкретные виды социального обеспечения и мер социальной поддержки, адресованных отдельным категориям населения, в наибольшей степени нуждающихся в ней, - семьям с детьми, инвалидам, пожилым гражданам и др. Решениями Конституционного Суда правовой механизм социальной защиты корректируется сообразно конституционным принципам и предписаниям. В частности, в них была дана характеристика последствий чернобыльской катастрофы как обусловливающих принятие государством обязанности по возмещению причиненного ею вреда посредством предоставления пострадавшим мер социальной защиты (Постановление от 1 декабря 1997 года N 18-П); защищены права работников на пенсионное обеспечение в случае, когда работодатели, в период их работы не перечисляли страховые взносы в Пенсионный фонд (Постановление от 10 июля 2007 года N 9-П); указано на недопустимость выплаты неработающим пенсионерам пенсий в совокупности с иными мерами социальной поддержки в размере ниже прожиточного минимума (Определение от 15 февраля 2005 года N 17-О) и зависимости размера пособия по временной нетрудоспособности от продолжительности непрерывного трудового стажа (Определение от 2 марта 2006 года N 16-О); признано, что государство не вправе отказываться от выполнения взятых на себя обязательств и снижать уровень социальной защищенности соответствующих категорий граждан при изменении формы предоставления им социальных гарантий (Определение от 4 апреля 2006 года N 89-О).

Ключевую роль в обеспечении основных прав и свобод играет надлежащий уровень процессуальных гарантий, прежде всего судебной защиты. Основная нагрузка в деле защиты основных прав и свобод лежит именно на судах, от которых в том числе в первую очередь зависит надлежащая реализация в текущей судебной практике позиций Конституционного Суда.

Принадлежа к основным, то есть неотчуждаемым, правам, право на судебную защиту и доступ к правосудию одновременно является гарантией иных прав и свобод. Оно подразумевает создание государством всех необходимых условий для эффективного и справедливого разбирательства дела в суде первой инстанции, где подлежат разрешению все существенные для определения прав и обязанностей сторон вопросы. Допущенные судом первой инстанции ошибки подлежат исправлению вышестоящими судами в процедурах, наиболее приближенных к производству в суде первой инстанции; вступление судебного решения в законную силу предполагает его окончательность, стабильность и обязательность исполнения (Постановление от 17 ноября 2005 года N 11-П). Поскольку проверка и последующий пересмотр вступивших в законную силу судебных актов означает преодоление их окончательности, федеральный законодатель обязан устанавливать критерии, исключающие возможность затягивания или необоснованного возобновления судебного разбирательства и тем самым обеспечивающие как справедливость судебного решения, так и правовую определенность (res judicata) (постановления от 16 мая 2007 года N 6-П, от 5 февраля 2007 года N 2-П, определения от 3 апреля 2012 года N 598-О, от 8 февраля 2007 года N 289-О-П).

Как следует из неоднократно выраженных Конституционным Судом правовых позиций, право на судебную защиту не подлежит ограничению и предполагает наличие гарантий, позволяющих реализовать его в полном объеме и обеспечить восстановление в правах посредством правосудия, отвечающего требованиям равенства и справедливости. Будучи универсальным правовым средством защиты прав и свобод, данное право выполняет обеспечительно-восстановительную функцию в отношении всех других конституционных прав и свобод, что предопределено особой ролью судебной власти и ее прерогативами по осуществлению правосудия, характеризующего содержательную сторону процессуальной деятельности суда, в том числе при осуществлении судебного контроля законности решений и действий (бездействия) субъектов публичной власти. Поскольку по смыслу статей 21 (часть 1) и 45 (часть 2) Конституции в сфере любых правоотношений личность выступает не как объект государственной деятельности, а как полноправный субъект, который может защищать свои права и свободы всеми не запрещенными законом способами и спорить с государством в лице любых его органов, гарантии судебной защиты должны быть достаточными для того, чтобы обеспечить конституционным правам и свободам эффективное и реальное действие, а суды при рассмотрении дел обязаны исследовать фактические обстоятельства по существу, не ограничиваясь установлением формальных условий применения нормы (постановления от 3 мая 1995 года N 4-П, от 6 июня 1995 года N 7-П, от 2 июля 1998 года N 20-П, от 20 апреля 2006 года N 4-П, от 22 апреля 2011 года N 5-П, от 27 декабря 2012 года N 34-П, от 22 апреля 2013 года N 8-П, от 31 марта 2015 года N 6-П, от 27 октября 2015 года N 28-П, от 11 июля 2017 года N 20-П и др.).

Согласно высказанной Конституционным Судом позиции, предметом судебного нормоконтроля могут выступать акты органов исполнительной власти, которые, номинально не являясь нормативными, фактически оказывают регулятивное воздействие на соответствующие правоотношения и обладают нормативными свойствами. Тем самым на суды возлагается не только проверка соответствия оспариваемого акта формальным признакам нормативного акта, но и установление фактической нормативности, то есть способности воздействовать на предмет регулирования, иметь неперсонифицированный характер и быть рассчитанным на многократное применение (Постановление от 31 марта 2015 года N 6-П).

Разграничив компетенцию судов общей юрисдикции и арбитражных судов (Постановление от 16 июня 1998 года N 19-П), содействовав введению и развитию суда присяжных (постановления от 2 февраля 1999 года N 3-П; от 6 апреля 2006 года N 3-П; от 19 апреля 2010 года N 8-П; от 25 февраля 2016 года N 6-П; от 16 марта 2017 года N 7-П) и укреплению независимости судей (например, постановления от 16 июля 2009 года N 14-П, от 20 июля 2011 года N 19-П и др.), признав возможность судебного оспаривания актов федеральных органов исполнительной власти, содержащих разъяснения законодательства, формально не являющихся нормативными правовыми актами, но фактически обладающих нормативными свойствами (Постановление от 31 марта 2015 года N 6-П), акты конституционного нормоконтроля внесли свой вклад в обеспечение права на правосудие.

1.1.3.

Защита основных прав конституционным правосудием в современном мире все более приобретает, помимо собственно национального, международно-правовой контекст.

В соответствии с Конституцией права человека в Российской Федерации признаются и гарантируются согласно общепризнанным принципам и нормам международного права (статья 1, часть 1; статья 2; статья 17, часть 1). Через принятие Россией международных обязательств в области прав человека содержащееся в преамбуле Конституции положение об осознании российским народом себя в качестве части мирового сообщества получает нормативную конкретизацию. Тем самым гарантируемые международными соглашениями в области прав человека, участницей которых является Россия, права и свободы действуют в качестве конституционно предусмотренного правозащитного механизма (статьи 15, 17).

В своих подходах к защите основных прав и свобод Конституционный Суд исходит из того, что общепризнанные принципы и нормы международного права, а также международные договоры России включены в национальную правовую систему, а их первенствующее относительно актов внутреннего законодательства значение в качестве гарантий прав и свобод конституционно признано (статья 15, часть 4; статья 17, часть 1). В этой связи выражаемые Конституционным Судом правовые позиции обосновываются в том числе положениями международного права.

Так, например, при оценке конституционности Указа Президента Российской Федерации от 30 ноября 1994 года N 2137 "О мероприятиях по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики" Конституционным Судом, в частности, было разъяснено, что поручение Правительству использовать "все имеющиеся у государства средства" ограничено конституционно установленными полномочиями Правительства, согласно которым оно осуществляет меры "по обеспечению государственной безопасности и по обеспечению законности, прав и свобод граждан, охране собственности и общественного порядка, борьбе с преступностью". Соответственно, указание "использовать все имеющиеся у государства средства" не может быть истолковано как предоставление полномочия действовать вне рамок, установленных Конституцией и законодательством. Кроме того, в соответствии с принципами правового государства органы власти в своей деятельности связаны как внутренним, так и международным правом; общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры являются, согласно Конституции, составной частью ее правовой системы и должны добросовестно соблюдаться, в том числе путем их учета национальным законодательством. Несмотря на то, что упомянутые в соответствующем решении Конституционного Суда положения Дополнительного протокола к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающегося защиты жертв вооруженных конфликтов немеждународного характера (Протокол II), не были имплементированы в национальное законодательство, они, как было признано, подлежали применению (Постановление от 31 июля 1995 года N 10-П).

Как известно, благодаря решениям Конституционного Суда были устранены оговорки, сделанные Россией при ратификации Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее также - ЕКПЧ): о временном сохранении внесудебного ареста, задержания и содержания под стражей согласно действовавшим в то время Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации и Дисциплинарному уставу Вооруженных Сил Российской Федерации. Законодатель исполнил соответствующие решения, внеся поправки в названные нормативные акты.

Конституционный Суд уделяет значительное внимание проблеме исполнения решений межгосударственных контрольных органов по правам человека, вынесенных по жалобам против России, в контексте действующих на наднациональном уровне процессуальных механизмов. В частности, рассмотрев вопрос о правовых последствиях, которые влечет за собой принятие постановления Европейского Суда по правам человека (далее также - ЕСПЧ) по жалобе против России, он указал на необходимость пересмотра судебных решений, вынесенных в рамках национальной юрисдикции, если устранение нарушений Конвенции, допущенных при их вынесении, не может произойти без отмены соответствующих судебных актов (Постановление от 26 февраля 2010 года N 4-П). Рассматривая вопрос о длительных свиданиях с родственниками для лиц, осужденных к пожизненному лишению свободы, Конституционный Суд применил конституционные положения во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в ее интерпретации ЕСПЧ (Постановление от 15 ноября 2016 года N 24-П).

Учет решений ЕСПЧ в части толкования Конвенции со стороны российского конституционного нормоконтроля не ограничивается только делами, в которых Россия выступала одной из сторон. Обращаясь при обосновании своих позиций к решениям, принятым в связи с нарушением Конвенции третьими странами, Конституционный Суд - в соответствии с рекомендацией обеспечивать своевременные последующие меры после вынесения постановлений, в которых выявлены структурные проблемы, созвучные имеющимся у других государств-участников (План действий к Брюссельской декларации, пункт B.1.c), - исходит из предположения, что данные решения подлежат учету органами публичной власти, вне зависимости от того, в отношении какого государства они были приняты. < 1 >

< 1 > Между тем далеко не все органы конституционного контроля государств - членов Совета Европы ссылаются на практику ЕСПЧ, в особенности в отношении третьих стран (как, например, Конституционный совет Франции); в этих случаях возможное имплицитное использование названных наднациональных источников при конституционной защите основных прав и свобод проследить гораздо труднее. См.: Dutheillet de Lamothe, Olivier. L'influence de la Cour des droits de I'homme sur le conseil constitutionnel ( n° 74-54 DC du 15 janvier 1975, recueil p. 19).

URL: https://www.conseil-constitutionnel.fr/les-membres/l-influence-de-la-cour-europeenne-des-droits-de-l-homme-sur-le-conseil-constitutionnel; Surrel . Conseil constitutionnel et jurisprudence de la CEDH. Les Nouveaux Cahiers du Conseil constitutionnel 2014/1 (N 42), pages 203 209.

Акцентируя значение конституционного права на обращение в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты, Конституционный Суд исходит из твердого убеждения, что народ-суверен, провозгласив международно-правовые принципы и международные договоры составной частью национальной правовой системы, сохранил и не мог не сохранить безусловное верховенство за учредительным актом (Конституцией Российской Федерации) как главным юридическим выражением своей суверенности. В том числе никакое государство не может, не утрачивая полностью свою субъектность (и, к тому же, присваивая прерогативы учредительной власти), наделить межгосударственный орган полномочиями указывать конституционным судам на необходимость пересмотра выраженных ими правовых позиций, равно как и предлагать им принять то или иное решение с запрограммированным содержанием.

Аргументация выражаемых Конституционным Судом правовых позиций с опорой на статью 17 Конституции нормами и принципами, содержащимися в международных актах по правам человека, конкретизируя конституционный смысл нормативного регулирования, содействует восприятию правоприменением международно-правовых начал. Помимо того, своими решениями Конституционный Суд непосредственно определяет надлежащий правоприменительный отклик на решения международных контрольных органов. Так, рассматривая вопрос о юридическом значении Соображений Комитета по правам человека с точки зрения возобновления производства по уголовному делу, Конституционный Суд указал, что "конституционное право на судебную защиту - это не только право на обращение в суд, но и право на эффективное восстановление нарушенных прав и свобод посредством правосудия, отвечающего требованиям справедливости". При этом было подчеркнуто, что отказ уполномоченных государственных органов и должностных лиц Российской Федерации от "адекватного реагирования" на решения названного органа "обессмысливал бы вытекающее из статьи 46 (часть 3) Конституции Российской Федерации право каждого обращаться в Комитет по правам человека, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты" (Определение от 28 июня 2012 года N 1248-О). Впоследствии позиция об учете решений международных контрольных органов неюрисдикционных органов (актов международных квазисудебных органов) вне зависимости от их формальной необязательности была развита Конституционным Судом, высказавшимся в пользу надлежащего правоприменительного отношения ("адекватное реагирование") к Мнениям Рабочей группы ООН по произвольным задержаниям, то есть не конвенционного, но уставного органа (Определение от 9 июня 2015 года N 1276-О).

На протяжении всех этих лет акты конституционного нормоконтроля остаются значимым каналом имплементации международных обязательств Российской Федерации в области основных прав и свобод. Конституционная интерпретация, в том числе казуальная, обозначает, каким применяемым конституционным положениям и в чем именно корреспондируют международные обязательства России в гуманитарной сфере. В мотивировочной части своих решений Конституционный Суд нередко обращается к международным договорам, документам международных организаций, в которых Российская Федерация участвует, к правовым позициям межгосударственных органов по правам человека, включая ЕСПЧ (в том числе высказанным в решениях, вынесенных по делам против других государств), в качестве правовых доводов, весомость которых умаляет дополнительное по отношению к ratio decidendi значение. Поскольку положения международного права принимаются в расчет при установлении нормативного содержания конституционно защищаемых прав и свобод, постольку соотнесение национального регулирования с международными, включая европейские, гуманитарными стандартами, раскрываемыми в том числе в решениях межгосударственных юрисдикционных органов, стимулирует совершенствование нормотворческой и правоприменительной деятельности.

В частности, правовые позиции Конституционного Суда по вопросам основных прав и свобод обосновываются положениями документов таких международных организаций, как ООН и ее специализированные организации (устав ООН, конвенции, заключенные под эгидой ООН, включая пакты о правах человека, а также факультативные протоколы к ним; резолюции и декларации Генеральной Ассамблеи ООН, включая Всеобщую декларацию прав человека; резолюции Комиссии по правам человека; замечания и заключения Комитета по правам человека; рекомендации ЮНЕСКО; документы, включая рекомендательные акты, форумов, проходивших под эгидой ООН); Международная Организация Труда (конвенции, включая не ратифицированные Российской Федерацией, рекомендации, общие обзоры); Совет Европы (конвенции; рекомендации и резолюции Комитета Министров Совета Европы; рекомендации и резолюции Парламентской Ассамблеи Совета Европы; рекомендательные акты, в том числе выработанные Европейской комиссией за демократию через право (Венецианская комиссия); документы консультативного характера, выработанные аффилированными с Советом Европы ассоциациями; решения Европейского Суда и Европейской комиссии по правам человека), Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе/Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (документы совещаний по человеческому измерению).

Кроме того, защищая основные права и свободы, Конституционный Суд обращается к важнейшим источникам международного гуманитарного права - Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года и Дополнительным протоколам к ним.

Конституционная юрисдикция не относится к внутригосударственным правовым средствам, обращение к которым рассматривается в качестве обязательной предпосылки для обращения в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека в конкретных условиях правовой системы Российской Федерации. Однако она обладает неоспоримым потенциалом для отнесения к национальным средствам судебной защиты, исчерпание которых предотвращает необходимость разбирательства на наднациональном уровне. < 1 >

< 1 > Так, 8 апреля 2021 года ЕСПЧ вынесено решение об отказе в принятии к рассмотрению жалобы N 17262/19 "Д.А. против России" (D.A. v. Russia). По жалобе матери заявительницы Конституционным Судом Российской Федерации принято Постановление от 29 ноября 2019 года N 38-П, которым в том числе дано конституционно-правовое истолкование нормативных положений, применение которых легло в основу жалобы заявительницы в ЕСПЧ (пункт 1 статьи 1070 и абзац третий статьи 1100 ГК Российской Федерации). Как указано в решении ЕСПЧ, после вынесения Постановления Конституционного Суда судебные постановления по делу Д.А. отменены по новым обстоятельствам. По результатам нового рассмотрения заявительнице присуждена компенсация, размер которой соотносим с присуждаемой в подобных делах ЕСПЧ. Поскольку решения, с которыми была связана жалоба заявительницы, отменены, ее дело вновь рассмотрено с признанием факта нарушения и присуждением ей надлежащей компенсации, заявительница утратила статус жертвы по смыслу Конвенции, и ее жалоба является неприемлемой.

В целом, содержательное, не сводящееся к формальным упоминаниям, обращение российского конституционного нормоконтроля к положениям международных документов по вопросам прав человека служит их более объемному и глубокому восприятию национальным нормотворчеством и правоприменением.

1.1.4.

Стремление к созданию наиболее благоприятных условий для защиты основных прав и свобод средствами конституционного нормоконтроля определило и подходы к критериям допустимости обращений, последовательно трактуемым в расширительном ключе, в том числе применительно к объектному составу (круг оспариваемых актов).

Изначально придерживаясь достаточно широкого понимания понятия "закон" применительно к процедуре конституционного судопроизводства по жалобам граждан и запросам судов, Конституционный Суд задолго до внесения в базовый закон соответствующих изменений сформулировал ряд критериев оспаривания подзаконных актов, расширяющих возможности граждан по обращению к механизму конституционного нормоконтроля.

В частности, согласно правовым позициям Конституционного Суда, постановления Правительства Российской Федерации подлежали проверке в случаях делегированного законодательства. В том числе тогда, когда законодатель, не осуществив должное регулирование конституционных прав, делегирует конкретизацию их нормативного содержания центральному органу федеральной исполнительной власти - Правительству Российской Федерации (постановления от 16 августа 1998 года N 19-П, от 27 января 2004 года N 1-П, от 10 июля 2007 года N 9-П, от 3 февраля 2010 года N 3-П).

Впоследствии подобный расширительный подход получил законодательное закрепление (изменения, внесенные в базовый закон Федеральным конституционным законом Российской Федерации от 9 ноября 2020 года N 5-ФКЗ). К объектам конституционного обжалованию были в том числе отнесены нормативный акт Президента Российской Федерации, Совета Федерации, Государственной Думы, Правительства Российской Федерации, конституция республики, устав, закон либо иной нормативный акт субъекта Российской Федерации, изданный по вопросам, относящимся к ведению органов государственной власти Российской Федерации и совместному ведению органов государственной власти Российской Федерации и органов государственной власти субъектов Российской Федерации. Тем самым решающим критерием для применения конституционно-судебного воздействия становится прежде всего наличие признаков нарушения конституционного права, неустранимого средствами ординарной судебной защиты.

Несмотря на то, что по общему правилу не принимаются к рассмотрению обращения на отмененный или утративший силу закон, так как отмена дефектного законодательного акта самим законодателем защищает основные права и свободы не менее эффективно, чем признание его не соответствующим Конституции, принцип защиты основных прав и свобод, стимулируя в том числе внимание к правоприменительным аспектам оспариваемой нормы, предопределяет допустимость обращения в связи с ее ультраактивностью. В соответствии с базовым законом Конституционный Суд принимает решение об отказе в принятии обращения к рассмотрению, если акт, конституционность которого оспаривается, был отменен или утратил силу, за исключением случаев, когда он продолжает применяться к отношениям, возникшим в период его действия (пункт 4 статьи 43). Распространение конституционной защиты на ультраактивные нормы способствует реализации как конституционного права на судебную защиту (статья 46 Конституции), так и конвенционного права на справедливое судебное разбирательство (статья 6 ЕКПЧ). Своим решением Конституционный Суд определяет права и обязанности субъектов длящихся правоотношений, порожденных нормативным актом, который отменен (утратил силу) на момент обращения заявителя. При этом, исходя из поддержания баланса конституционных ценностей, он при оценке конституционности ультраактивной нормы по-разному определяет участь такого рода длящихся правоотношений, признавая или не признавая продолжение их действия.

Реальное продолжение существования оспоренных правил поведения - как в рамках новых правовых актов, так и в фактическом правоприменении - обосновывает возможность гражданина прибегнуть к конституционно-судебному средству защиты своих прав (Постановление от 14 января 2020 года N 2-П).

Принцип защиты основных прав и свобод проявляет себя и в некоторых особенностях правовых последствий вынесения определений об отказе в принятии обращения к рассмотрению. В частности, признавая жалобу не отвечающей критерию допустимости, Конституционный Суд принимает определение, в котором дает оценку права заявителя на обращение в порядке конституционного судопроизводства в связи с конкретным делом, не предопределяя тем самым возможную в дальнейшем оценку конституционности оспариваемых им законоположений. Поэтому суд вправе начать по заявлению гражданина, жалоба которого в Конституционный Суд на нарушение его конституционных прав и свобод ранее была признана не отвечающей критерию допустимости, производство по пересмотру по новым обстоятельствам вступившего в законную силу судебного постановления в связи с установлением ЕСПЧ нарушений положений Конвенции в отношении данного гражданина при рассмотрении судом общей юрисдикции соответствующего гражданского дела (Постановление от 6 декабря 2013 года N 27-П).

Наличие определения Конституционного Суда, в котором содержится вывод об отсутствии нарушения конституционных прав заявителя оспариваемым им законоположением, примененным судом в его конкретном деле, отнюдь не исключает обращение в Конституционный Суд любого из управомоченных на то субъектов в целях проверки конституционности того же законоположения.

Обеспечение принципа защиты основных прав и свобод определенным образом влияет и на порядок исполнения решений Конституционного Суда. Природа конституционного правосудия как юрисдикции, решения которой не должны приводить к ухудшению правового положения частных лиц в отношениях с государством, подлежит учету при признании уголовно-правовых норм неконституционными (постановления от 11 декабря 2014 года N 32-П и от 25 апреля 2018 года N 17-П); при невозможности пересмотра уголовных дел, в которых участвовали в качестве потерпевших заявители, должны задействоваться компенсаторные механизмы (Постановление от 8 апреля 2021 года N 11-П). Установление Конституционным Судом срока сохранения юридической силы такими нормами предполагает их применение судами в течение этого периода (а с учетом правил действия уголовного закона во времени - и после утраты ими силы), исходя из выраженных в соответствующем акте конституционного нормоконтроля правовых позиций.

***

Таким образом, осуществляемой на высшем юрисдикционном уровне и опирающейся на принцип гуманизма защите субъективных прав конкретных заявителей всегда сопутствует раскрытие их нормативного смысла. Наполняя индивидуальные и коллективные права и свободы предметным содержанием, выявляя корреспондирующие конституционным нормам положения международного права, Конституционный Суд гарантирует от посягательств со стороны публичной власти то, без чего не может существовать современная демократия - основные права и свободы и их приоритет в национальном правовом пространстве.

Наряду с этим присущее подходам Конституционного Суда прочтение субъективного права, опирающееся прежде всего на положения части 3 статьи 17 Конституции и связующее великие идеи индивидуальной свободы и социальной солидарности, исходящее из того, что между правами различных субъектов правоотношений, правами личности и интересами общества не должно быть непримиримых противоречий, заключает в себе зрелую альтернативу распространенным, но не вполне реалистичным представлениям о желательности бесконечного расширения состава и объема прав человека, а также их ускоренного включения в орбиту конституционного регулирования.

1.2. Верховенство и прямое действие Конституции

1.2.1.

Появлению централизованной модели конституционного контроля предшествовало утверждение принципиально нового представления о Конституции как о системе норм, которые, отражая исповедуемые политическим сообществом ценности, ограничивают не только административную или судебную дискрецию, но и волю парламентского большинства.

Как акт, учреждающий государственность и устанавливающий основы публичного порядка, Конституция Российской Федерации в ряду источников национального права занимает особое место. Конституционно закреплено верховенство на всей территории государства Конституции и федеральных законов (часть 2 статьи 4) при ее высшей юридической силе и прямом действии, ввиду чего ни законы, ни иные правовые акты не должны ей противоречить (часть 1 статьи 15), а также недопустимость противоречия иных конституционных положений основам конституционного строя (часть 3 статьи 11; статья 15; часть 2 статьи 16).

Исключительный нормативный статус, которым обладает Конституция, определяющая правовой, демократический и суверенный характер российского государства, создает необходимые институциональные предпосылки для выполнения ею главного - интегративного - предназначения: предотвращать распад социума, укреплять общественное согласие, формировать сознание гражданской нации.

Конституционный Суд, юрисдикционно гарантируя верховенство и прямое действие Конституции, в рамках абстрактного нормоконтроля разрешает по запросам уполномоченных органов публичной власти дела о конституционности федеральных конституционных законов, федеральных законов, нормативных актов Президента Российской Федерации, Совета Федерации, Государственной Думы, Правительства Российской Федерации; конституций республик, уставов, а также законов и иных нормативных актов субъектов Российской Федерации, изданных по вопросам, относящимся к ведению органов государственной власти Российской Федерации и совместному ведению органов государственной власти Российской Федерации и органов государственной власти субъектов Российской Федерации; договоров между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации, договоров между органами государственной власти субъектов Российской Федерации; не вступивших в силу международных договоров Российской Федерации; в рамках конкретного нормоконтроля проверяет по жалобам на нарушение конституционных прав и свобод конституционность федеральных конституционных законов, федеральных законов, нормативных актов Президента Российской Федерации, Совета Федерации, Государственной Думы, Правительства Российской Федерации, конституций республик, уставов, а также законов и иных нормативных актов субъектов Российской Федерации, изданных по вопросам, относящимся к ведению органов государственной власти Российской Федерации и совместному ведению органов государственной власти Российской Федерации и органов государственной власти субъектов Российской Федерации, примененных в конкретном деле (если исчерпаны все другие внутригосударственные средства судебной защиты), а также проверяет по запросам судов конституционность федеральных конституционных законов, федеральных законов, нормативных актов Президента Российской Федерации, Совета Федерации, Государственной Думы, Правительства Российской Федерации, конституций республик, уставов, а также законов и иных нормативных актов субъектов Российской Федерации, изданных по вопросам, относящимся к ведению органов государственной власти Российской Федерации и совместному ведению органов государственной власти Российской Федерации и органов государственной власти субъектов Российской Федерации, подлежащих применению соответствующим судом в конкретном деле.

Непременным последствием решения о признании неконституционным акта или его отдельных положений является утрата ими силы на будущее время. С момента вступления в силу данного решения такие акты не могут ни применяться, ни реализовываться каким-либо иным способом.

Юридическая сила признания акта неконституционным не может быть преодолена повторным принятием этого же акта. Акты и их отдельные положения, признанные неконституционными, утрачивают силу; не вступившие в силу международные договоры, признанные не соответствующими Конституции, не подлежат введению в действие и применению.

Указав на принципиальную возможность непосредственного применения Конституции правоприменительными органами, Конституционный Суд подчеркнул, что, поскольку отсутствие возможности проверки законности и обоснованности определений, принимаемых по существу предъявленных требований и порождающих материальные права и обязанности сторон, может причинить невосполнимый в дальнейшем ущерб, постольку для обеспечения права на судебную защиту по делам о несостоятельности (банкротстве) до внесения федеральным законодателем необходимых изменений и дополнений в законодательство арбитражным судам и иным правоприменительным органам надлежит применять непосредственно статью 46 Конституции в ее истолковании, данном Конституционным Судом (Постановление от 12 марта 2001 года N 4-П).

Интерпретирующие решения (итоговые решения, выявляющие конституционно-правовой смысл оспоренных законоположений, включая признание неконституционности законоположения по смыслу, придаваемому правоприменительной практикой) вне зависимости от обращенных к законодателю предписаний предполагают возможность непосредственной правоприменительной реализации. Применение нормы вопреки выявленному конституционно-правовому смыслу не допускается; дело заявителя, в котором оспоренная норма была применена в смысле, расходящемся с выявленным Конституционным Судом, подлежит пересмотру, если для этого нет объективных препятствий. При этом порядок исполнения решения, предполагающий временное регулирование, обязывает правоприменителей впредь до внесения в регулирование требуемых изменений действовать предписанным Конституционным Судом образом.

Решения судов и иных органов, основанные на актах или их отдельных положениях, признанных постановлением Конституционного Суда неконституционными либо примененных в истолковании, расходящемся с данным в принятом им постановлении истолкованием, должны быть пересмотрены (а до пересмотра не подлежат исполнению) в случаях, если решение не вступило в силу при рассмотрении дела судом апелляционной инстанции; пересмотра дела в суде кассационной инстанции или в порядке надзора в связи с кассационными и надзорными жалобами, представлениями, поданными по иным основаниям, в соответствии с требованиями части пятой настоящей статьи; если вступившее в силу решение, которое было принято по спору между органом государственной власти или органом местного самоуправления, с одной стороны, и гражданином или юридическим лицом, с другой стороны, и влечет за собой передачу гражданином или юридическим лицом имущества или выплату ими денежных средств публичному образованию, не исполнено и при исполнении такого решения не имело место злоупотребление со стороны гражданина или юридического лица; если положения, признанные постановлением Конституционного Суда неконституционными, послужили основанием для привлечения гражданина к уголовной ответственности; если положения, признанные постановлением Конституционного Суда неконституционными, послужили основанием для привлечения гражданина или юридического лица к административной ответственности, при этом срок, в течение которого лицо считается подвергнутым административному наказанию, не прошел либо прошел, но факт привлечения к административной ответственности продолжает порождать для гражданина или юридического лица негативные последствия; если в постановлении Конституционного Суда, принятом по жалобе на нарушение конституционных прав и свобод, прямо указано на такой пересмотр в отношении иных лиц помимо заявителя или лица, в интересах которого подана жалоба.

В случае, если пересмотр дела исходя из особенностей соответствующих правоотношений не может привести к восстановлению прав заявителя или лица, в интересах которого подана жалоба в Конституционный Суд, он вправе указать в постановлении, признающем оспоренный нормативный акт (законоположение) не соответствующими Конституции либо соответствующими Конституции в данном Конституционным Судом истолковании, на необходимость применения к таким заявителю или лицу компенсаторных механизмов.

Выявленный конституционно-правовой смысл является общеобязательным, что исключает любое иное истолкование соответствующего законоположения.

Тем самым решение Конституционного Суда, которым подтверждается конституционность нормы в данном истолковании и исключается любое иное, то есть неконституционное, ее истолкование и применение, имеет в этой части такие же последствия, как и решение, которым норма признается не соответствующей Конституции, что влечет утрату ею юридической силы. Итоговое решение Конституционного Суда характеризует такое же действие во времени, в пространстве и по кругу лиц, как решение принявшего оспариваемые акты нормотворческого органа. Таким образом, по своей природе решения Конституционного Суда не являются правоприменительными, в отличие от решений ординарных судов. Они не могут быть пересмотрены другими органами или преодолены путем повторного принятия конституционно дефектного акта либо посредством применения рассмотренного и конституционно истолкованного нормативного правового акта в ином, расходящемся с его конституционно-правовым смыслом, истолковании (постановления от 7 ноября 2012 года N 24-П, от 8 ноября 2012 года N 25-П, от 18 сентября 2014 года N 23-П, от 26 апреля 2016 года N 13-П; определения от 11 ноября 2008 года N 556-О-Р, от 9 ноября 2010 года N 1437-О-П). Суды общей юрисдикции и арбитражные суды, применяя на основании фактических обстоятельств конкретного дела к спорным правоотношениям те или иные нормы права, должны исходить из применения в соответствии с конституционными предписаниями, в том числе в их конституционно-правовом истолковании (определения от 20 сентября 2018 года N 2055-О, от 8 июля 2014 года N 1562-О).

Достаточно редко Конституционный Суд указывает на необходимость пересмотра дела заявителя в резолютивной части не итогового решения, а определения. Помимо того, если до принятия Конституционным Судом к рассмотрению жалобы, по результатам рассмотрения которой было принято постановление, признающее оспоренный нормативный акт (законоположение) не соответствующими Конституции либо соответствующими Конституции в данном Конституционным Судом истолковании, в Конституционный Суд была подана другая жалоба по тому же предмету, дело по которой не было принято к рассмотрению или не было соединено в одном производстве с делом, по которому вынесено соответствующее постановление, Конституционный Суд, отказывая в принятии ее к рассмотрению или прекращая производство по ней, вправе указать в определении на то, что конкретное дело данного заявителя (лица, в интересах которого подана жалоба) подлежит пересмотру. Помимо того, ненадлежащий учет решений Конституционного Суда ординарными судами иногда вызывает принятие им определений, утверждающих необходимость пересмотра судебных решений по делам заявителей, если они вынесены на основании оспоренных законоположений в истолковании, расходящемся с выявленным конституционно-правовым смыслом.

Благодаря совершенствованию законодательного регулирования, а также усилиям ответственных за поддержание единообразия судебной практики вышестоящих судов в настоящее время преодолена наблюдавшаяся ранее тенденция ошибочного восприятия отдельными правоприменителями признания конституционности оспоренных норм в выявленном смысле в качестве подтверждения отсутствия дефекта конституционности, исправление которого требует пересмотра ранее вынесенных в отношении заявителей правоприменительных решений.

Внесенные в базовый закон изменения (2016 год), предусмотрев, что правоприменительные последствия решений о признании нормы конституционной в выявленном смысле аналогичны установленным для решений о признании нормы неконституционной, устранили неопределенность в понимании судами юридических последствий решений, содержащих интерпретирующие резолюции.

1.2.2.

Будучи нормативно-ценностной матрицей национальной правовой системы, Конституция одновременно является и двигателем правового развития, и ограничителем избыточной его динамики.

Конституционные принципы и ценности, нормативный смысл которых был изначально раскрыт в правовых позициях Конституционного Суда, в дальнейшем получали закрепление в отраслевом законодательстве. В частности, именно в актах конституционного нормоконтроля было выявлено содержание таких краеугольных начал уголовного судопроизводства, отраженных впоследствии в процессуальном законе (принятый в 2001 году Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации), как право на судебную защиту и доступ к правосудию (постановления от 13 ноября 1995 года N 13-П, от 23 марта 1999 года N 5-П), право на законный состав суда (Постановление от 16 марта 1998 года N 9-П), право на квалифицированную юридическую помощь (Постановление от 27 марта 1996 года N 8-П), право на разбирательство в разумные сроки (Постановление от 13 июня 1996 года N 14-П) и целый ряд других.

Проверка отраслевого законодательства на соответствие конституционным положениям способствовала утверждению в уголовном судопроизводстве принципов состязательности и равноправия сторон, а также равенства перед судом. В частности, решениями Конституционного Суда неоднократно признавались неконституционными полномочия судов возбуждать уголовные дела (постановления от 28 ноября 1996 года N 19-П, от 20 апреля 1999 года N 7-П).

Помимо того, были конституционализированы ключевые категории оперативно-розыскной деятельности, не имевшие ранее легально-дефиниционного закрепления: наименования оперативно-розыскных мероприятий, термины ("конспирация", "негласность" и др.), пределы осуществления оперативно-розыскной деятельности и др.

В области административного права примерами конституционализации могут служить механизм индивидуализации административного наказания, закрепляемый в статье 4.1 КоАП Российской Федерации и базирующийся на правовых позициях Конституционного Суда (постановления от 17 января 2013 года N 1-П, от 25 февраля 2014 года N 4-П), а также устранение излишних барьеров в ряде сфер деятельности. В частности, в деле об обязательности членства в нотариальных палатах частных нотариусов было признано не противоречащим Конституции "наделение государством нотариальных палат в соответствии с законом отдельными управленческими и контрольными полномочиями в целях обеспечения в нотариальной деятельности гарантий прав и свобод" (Постановление от 19 мая 1998 года N 15-П). Этот подход получил развитие в решении по делу о саморегулируемых организациях арбитражных управляющих, где было пояснено, что "конституционный принцип демократического правового государства и гарантируемая Конституцией свобода экономической деятельности предполагают развитие необходимых для становления гражданского общества начал самоуправления и автономии в экономической сфере, проявлением чего является создание саморегулируемых организаций, и, соответственно, государственную поддержку и стимулирование гражданской активности в данной сфере" (Постановление от 19 декабря 2005 года N 12-П).

В области налогового права средствами конституционного нормоконтроля были утверждены основополагающие начала налогообложения. Придание отношениям между государством и налогоплательщиками конституционно-правового измерения означало, в частности, недопустимость произвольного пересмотра основных условий налогообложения через изменение текущего законодательства. < 1 >

< 1 > См.: Информация Конституционного Суда Российской Федерации "Конституционно-правовая защита предпринимательства: актуальные аспекты" (2020), http://ksrf.ru/ru/Info/Maintenance/Informationks/Pages/default.aspx.

В правовых позициях Конституционного Суда также уточнялось нормативное содержание цивилистических категорий. В частности, в ходе казуального толкования статьи 35 Конституции было установлено, что смысл использованного в ней понятия "имущество" охватывает "не только вещи и вещные права, но и права требования" (Постановление от 16 мая 2000 года N 8-П).

С опорой на конституционно закрепленные права на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, а также запрет сбора, хранения, использования и распространения информации о частной жизни лица без его согласия был придан конституционный статус гражданско-правовому институту банковской тайны с признанием законного интереса банка в сохранении этой тайны, а также права отказаться от представления информации о вкладах и счетах клиентов по требованию государственных органов, если таковая не обусловлена необходимостью защиты конституционно значимых целей и конкретными законными основаниями (Постановление от 14 мая 2003 года N 8-П).

Свобода договора последовательно характеризуется в решениях Конституционного Суда в качестве конституционной ценности (Постановление от 23 февраля 1999 года N 4-П и др.).

Выявление конституционно-правового смысла межотраслевых категорий обычно влечет за собой комплексное изменение регулирования. Так, признание в качестве жилища строений, расположенных на садовых земельных участках, которые ранее формально не относились к категории жилых помещений в смысле статьи 40 Конституции (право на жилище), обусловило необходимость внесения изменений в гражданское, жилищное, градостроительное, земельное и иное законодательство (постановления от 14 апреля 2008 года N 7-П, от 30 июня 2011 года N 13-П).

Вырабатывая конкретизирующее конституционные новеллы 2020 года регулирование, законодатель сообразовывается как с установлениями Конституции, включая недавние изменения, так и со всей совокупностью выработанных Конституционным Судом и относящихся к регулируемым отношениям правовых позиций. В спорных случаях оценка надлежащего выполнения этой обязанности осуществляется, как и прежде, в порядке конституционного нормоконтроля.

1.2.3.

Определив приоритеты развития России в качестве суверенного демократического государства, Конституция обозначила в том числе ориентиры ее пребывания в мировом правовом пространстве. Установлено, что общепризнанные принципы и нормы международного права, а также международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы; при противоречии международного договора Российской Федерации и национального законодательства применяются правила международного договора.

К обеспечению баланса между конституционными ценностями и решениями межгосударственных, в том числе юрисдикционных, органов Конституционный Суд подходит исходя из тесной причинно-следственной связи, существующей между верховенством Конституции и уважительным отношением к международному праву со стороны нормотворца и правоприменителей.

Взаимодействие национальных правопорядков с международными институциями в области прав человека осложняет активизм, который, проявляясь в неоднозначном истолковании соответствующих конвенций отдельными межгосударственными юрисдикционными органами, порождает коллизии с конституционными установлениями.

Предполагая предоставление достаточных дискреционных возможностей национальному законодателю и правоприменителю в целях осуществления конвенционных требований, принцип субсидиарности в том числе подразумевает разрешение государством-ответчиком проблемы (не)совместимости национального законодательства с положениями Конвенции в ее истолковании ЕСПЧ через использование внутренних механизмов исправления дефектов правового регулирования, включая его конституционную проверку. При этом все вопросы о возможных коллизиях между конституционным регулированием, включая правовые позиции конституционного правосудия, и решениями ЕСПЧ, предопределяющих как пределы исполнимости этих решений, так и способы их исполнения, подлежат разрешению в порядке конституционного судопроизводства.

Проблема расхождения между конституционным регулированием и интерпретацией конвенционных обязательств межгосударственным юрисдикционным органом актуальна для целого ряда государств Совета Европы, о чем свидетельствует конституционно-контрольная практика. Будучи призвана поддерживать равновесие конституционно значимых интересов, конституционная юрисдикция, в отличие от юрисдикции конвенционной, осуществляет балансировку ценностей, соотносящихся с примененной в деле заявителя нормой, не ad hoc, но системно, в масштабе национального публичного порядка. В частности, Федеральный Конституционный суд ФРГ, осуществив в серии постановлений "Соланж" (начиная с Определения от 29 мая 1974 года по делу 2 BvL 52/71 (BVerfGE 37, 271) ["Solange-I"]) контроль ultra vires применительно к актам Суда справедливости ЕС, а также Конституционный суд Италии, применив к решениям ЕСПЧ и Международного Суда доктрину контрлимитов, подчеркнули примат конституционных норм, гарантирующих большую защиту основных прав и свобод. Наднациональное объединение может располагать передаваемыми ему государствами-участниками полномочиями, но, как бы ни были многочисленны таковые полномочия, они не равнозначны ни передаче суверенитета, ни отказу от конституционной идентичности, то есть всего того, что олицетворяется и ограждается верховенством национальной Конституции. < 1 >

< 1 > В частности, решения ФКС Германии от 29 мая 1974 года (BVerfGE 37, 271, так называемое "Solange-I"), от 22 октября 1986 года (BVerfGE 73/339, так называемое "Solange-2"); от 12 октября 1993 года по делу Maastricht о соответствии Маастрихтского договора Основному закону ФРГ (BVerfGE 89/155); от 30 июня 2009 года по делу о конституционности Лиссабонского договора (BVerfGE 123/267); от 6 июля 2010 года по делу Honeywell (BVerfGE 2661/06).

Внешние вызовы потребовали наделения Конституционного Суда полномочиями по оценке исполнимости в рамках основывающегося на верховенстве Конституции национального правопорядка предписаний межгосударственных органов. Будучи внесены в базовый закон (2015, 2020 годы), они получили частичную апробацию в принятых в 2016 и 2017 годах итоговых решениях. Конституционные новеллы 2020 года, касающиеся полномочий Конституционного Суда определять исполнимость решений межгосударственных органов, лишь конституционализировали процедуру, ранее законодательно закрепленную (2015 год) и уже апробированную в практике конституционного контроля (2016 - 2017 годы).

Введение конституционно-процессуального механизма запроса уполномоченного федерального ведомства (в настоящий момент Генеральной Прокуратуры, ранее - Министерства юстиции) относительно исполнимости принятого межгосударственным органом по правам человека решения по мотивам предположительного несоответствия такого исполнения Конституции способствовало купированию средствами конституционного нормоконтроля возможных коллизий между конституционным правопорядком, являющимся фундаментом национальной правовой системы, и толкованием ЕСПЧ, равно как любым иным межгосударственным органом по правам человека, международных обязательств Российской Федерации.

Закрепленная в базовом законе, а в 2020 году и в Конституции, процедура предлагает прозрачный правовой механизм разрешения правовой коллизии, полностью отвечающий принципу правовой определенности и не допускающий произвольного отказа государства от исполнения решения межгосударственного органа, принятого на основании положений международного договора Российской Федерации. Тем самым в отличие от некоторых иных стран - членов Совета Европы, воздерживающихся от исполнения отдельных решений ЕСПЧ по мотивам их несоответствия конституционной идентичности, но обосновывающих это на уровне сугубо политической риторики (например, в Соединенном Королевстве, которое уже более десяти лет не выполняет решение по делу Херст-2, политические власти ссылаются на доктрину парламентского суверенитета, не предлагая какого-либо находящегося в правовом поле), в России создан и действенно применяется правовой механизм преодоления такого рода несоответствий, апробированный в рамках конституционного судопроизводства как в части разрешения вопроса об исполнимости мер общего характера (2016 год), так и в части разрешения вопроса об исполнимости индивидуальных предписаний (2017 год).

В целом посвященные данной проблематике решения Конституционного Суда (постановления от 14 июля 2015 года N 21-П, от 19 апреля 2016 года N 12-П, от 19 января 2017 года N 1-П), содействовали воплощению принципа субсидиарности относительно действующих на национальном уровне правозащитных механизмов. Отразив стремление к сотрудничеству с ЕСПЧ на почве правомерного компромисса, они подтвердили, что возлагаемые на Россию ее участием в Конвенции обязательства, во-первых, не умаляют юридическое верховенство Конституции, а во-вторых, допускают обеспечивающую это верховенство свободу усмотрения при выборе нацеленных на выполнение решений ЕСПЧ общих действий нормативного плана. При отсутствии явных механизмов restitutio in integrum в самой Конвенции выбор конкретных способов восстановления нарушенного права остается за национальными властями, в том числе - при выявлении коллизий между внутренним регулированием (конституционность которого презюмируется) и предписаниями ЕСПЧ - за органами конституционного правосудия.

***

Верховенство Конституции означает прежде всего не столько безоглядное, вне зависимости от меняющихся жизненных обстоятельств, следование буквальным значениям конституционного текста, сколько первенство конституционных ценностей и в первую очередь верховенства права, поддерживаемое в том числе путем осуществляемого в ходе нормоконтроля казуального толкования ("живая Конституция").

Перед лицом социальных, политических, культурных, экономических, технологических и иных вызовов, которые ставят перед правовой системой дилемму обновления или упадка, конституционная интерпретация, означая выбор первого пути, независимо от стремительности перемен, продолжает отстаивать заложенные сувереном основы конституционного строя, оберегать конституционные ценности, хранить верховенство Конституции.

1.3. Справедливость и юридическое равенство

1.3.1.

Представляя достаточно емкую категорию, справедливость обладает идеальным аспектом (применительно к возможным моделям общественно-политического устройства), а также функциональным аспектом, который отражает ее юридическое, в том числе конституционно-правовое, значение (баланс конституционных ценностей; недискриминационные условия обеспечивающего действительную реализацию данных ценностей доступа к различным материальным и духовным благам).

Олицетворяя гуманистические начала права и отражая идею баланса конституционных ценностей и конституционно признанных интересов (частных и публичных, индивидуальных и коллективных интересов, отдельных частных интересов), требование справедливости в утилитарном смысле (функционально) предполагает во всех отношениях (административных, иных публичных, трудовых и т.п.) с участием субъектов, существенно различающихся между собой по критерию фактического равенства обеспечение соразмерности действий сильной стороны относительно слабой стороны; в отношениях же фактически равных субъектов предполагается соблюдение баланса их прав и интересов. Исходя из этого справедливость получает соответствующее отраслевое выражение - в уголовном праве как принцип соответствия наказания характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного (статья 6 УК Российской Федерации), в трудовом - как право на справедливые условия труда и на справедливое вознаграждение за труд (статья 23 Всеобщей декларации прав человека, статьи 2 и 4 Европейской социальной хартии), в процессуальных отраслях - как право на справедливый суд и т.п. В конституционно-правовом смысле вышеназванные отраслевые проявления универсализируются до понятия справедливости конституционной, дополняясь рядом значимых требований, включая предоставление слабой стороне отношений дополнительных гарантий.

В качестве самостоятельного принципа справедливость не получила конституционного закрепления. Однако упоминание в преамбуле к Конституции о вере в добро и справедливость, подтверждая намерение конституционного законодателя сообщить идее справедливости юридическое выражение, означает, что никто, в том числе публичная власть, не может своими действиями подрывать признание справедливости в качестве безусловной ценности. В частности, акт амнистии характеризуется Конституционным Судом в качестве предполагающего полное или частичное освобождение определенных категорий лиц от уголовной ответственности и наказания акта милости, исходящего не только из политической или экономической целесообразности, но и прежде всего из веры в добро и справедливость (Постановление от 5 июля 2001 года N 11-П).

Поскольку соответствующее положение преамбулы трактуется Конституционным Судом в качестве отражения имплицитного конституционного принципа, постольку категории "справедливость" в его решениях придается не только правовое, но и нормативное значение. Так, например, относительно обязанности государства обеспечить детям погибших Героев Российской Федерации, имеющим инвалидность с детства, возможности получения ежемесячной денежной выплаты и (или) иных мер социальной поддержки Конституционным Судом было отмечено, что непредоставление указанной категории лиц таких выплат и мер поддержки не согласовывалось бы с получившим отражение в преамбуле Конституции конституционным принципом справедливости (Определение от 3 июля 2008 года N 677-О-П).

Понятие справедливости, будучи смыслообразующим и для права, и для неюридических регулятивных систем, прежде всего морали, но упомянутое лишь в преамбуле Конституции, наполняется в актах конституционного нормоконтроля нормативным содержанием применительно к трудовым (Постановление от 18 июля 2013 года N 19-П), пенсионным (Постановление от 8 декабря 2015 года N 32-П), природоохранным (Постановление от 2 июня 2015 года N 12-П), юрисдикционным (постановления от 2 февраля 1996 года N 4-П, от 25 марта 2014 года N 8-П) и иным отношениям.

В целом в конституционной юриспруденции "справедливость" рассматривается и как качество, присущее конкретному правовому регулированию и предполагающее его непротиворечивость основополагающим ценностям, и как общеправовой принцип, означающий прежде всего юридическое равенство и надежность процессуальных гарантий (судебная защита).

В контексте соблюдения принципа справедливости разрешается вопрос о критериях допустимости ограничений основных прав. Как отмечает Конституционный Суд, при ограничении правомочий собственника требования справедливости предполагают учет в том числе законных интересов других лиц (Постановление от 18 июля 2013 года N 19-П).

Поскольку справедливость в качестве свойства нормативного регулирования - первостепенный показатель соответствия данного регулирования Конституции, постольку применение принципа справедливости (самостоятельно или во взаимосвязи с иными конституционными принципами и ключевыми подходами) является центральным элементом оценки конституционности и при абстрактном, и при конкретном нормоконтроле.

Справедливость как защита признанных обществом ценностей предполагает в том числе и поддержание между ними определенного иерархического соотношения. Не означая жесткого соподчинения, устанавливаемого в любой нормоконтрольной ситуации, такое соотношение означает соблюдение общих иерархических пропорций, интенционально проявляющееся в направленности конституционно-контрольной практики, динамике правовых позиций и т.д.

Обеспечивая целостность правового регулирования, конституционное правосудие трактует принцип справедливости с учетом особенностей отраслевых правоотношений. В области уголовно- и административно-правовых отношений применение принципа справедливости в его ретрибутивной трактовке обусловливает требование соразмерности опасности деяния и воздаяния за него, а также недопустимость произвольного ограничения основных прав и свобод. В области трудо- и социально-правовых отношений из применения принципа справедливости в его дистрибутивной трактовке вытекает требование соразмерности в распределении благ и статусов, а также недопустимость необоснованных юридически значимых различий (дискриминации). В области гражданско-правовых отношений применение принципа справедливости в его коммутативной, наиболее отвечающей природе частного права, трактовке предполагает в том числе конституционно-судебную защиту автономии воли сторон и свободы договора, установление сроков исковой давности как средство обеспечения правовой определенности и т.п. Тем самым при оценке конституционности названные выше парадигмы понятия справедливости прилагаются лишь к гармоничным им сферам нормативного регулирования.

1.3.2.

В качестве конституционной ценности справедливость обычно рассматривается в соотнесенности с иными ценностями, прежде всего в соотношении с равенством.

Будучи непосредственно сформулирован в Конституции лишь в общем ключе (статья 19), однако присутствуя в качестве требования равенства в содержании практически всех статей главы 2 Конституции ("равные возможности", "равный доступ", "равное право и обязанность"), принцип равенства выступает непременным критерием конституционности нормативного регулирования отдельных прав и свобод. Положение о равноправии граждан применительно к конституционным правам, свободам и обязанностям (часть вторая статьи 6), раскрывая содержание требования формально юридического равенства (статья 19), одновременно свидетельствует - с учетом раздела Конституции, который включает в себя данное положение, - о значимости этого требования.

Подобно всем конституционным принципам, свое нормативное наполнение принцип формально юридического равенства, реализуемый в публичных правоотношениях, между государством и гражданином, обретает при разрешении конкретных дел. Последовательное обращение к нему в конституционно-контрольной практике позволило в полной мере раскрыть его нормативное содержание. Являясь определяющим при разрешении вопроса о конституционности нормы, принцип равенства получает отражение в мотивировочной части большинства итоговых решений.

Помимо прочего, из принципа равенства выводятся критерии разумности, необходимости и соразмерности законодательного регулирования (постановления от 16 июля 2008 года N 9-П, от 7 июня 2012 года N 14-П, от 12 марта 2015 года N 4-П и др.); формулируются требования правовой определенности и предсказуемости правового регулирования, предполагающие недопустимость внесения произвольных изменений в действующую систему правовых норм (Постановление от 24 мая 2001 года N 8-П).

Соблюдение принципа равенства, гарантирующего защиту от всех форм дискриминации при осуществлении прав и свобод, означает помимо прочего запрет вводить такие различия в правах лиц, принадлежащих к одной и той же категории, которые не имеют объективного и разумного оправдания (постановления от 16 июня 2006 года N 7-П, от 5 апреля 2007 года N 5-П, от 16 июля 2007 года N 12-П, от 25 марта 2008 года N 6-П, от 26 февраля 2010 года N 4-П и др.).

Требования недискриминации, инклюзивности и т.п. выступают частными проявлениями принципа равенства, предполагающего наделение равными правами и обязанностями лиц, относящихся в контексте соответствующих правоотношений к одной и той же категории субъектов права.

Применение принципа равенства для целей конституционного нормоконтроля позволяет выявить и устранить дискриминацию в самом широком спектре отраслевых правоотношений.

Так, например, Конституционным Судом была устранена нарушавшая принцип юридического равенства несогласованность нормативного регулирования, в результате которой граждане, осужденные за совершение уголовно наказуемого деяния до вступления в силу закона, отменяющего его наказуемость, подвергаются увольнению и тем самым ограничению их служебных прав, в отличие от лиц, совершивших аналогичное деяние после его декриминализации и потому не подлежащих уголовному преследованию (постановления от 23 марта 2014 года N 7-П, от 11 ноября 2014 года N 29-П и от 18 апреля 2017 года N 12-П).

По тем же основаниям была устранена ведущая к несоблюдению принципа равенства несогласованность правового регулирования, заключавшаяся в установлении не имеющего разумного оправдания дифференцированного подхода на основании критерия половой принадлежности в части обеспечения права на рассмотрение судом с участием присяжных заседателей уголовных дел по обвинению в совершении ряда преступлений женщин (Постановление от 11 мая 2017 года N 13-П); мужчин в возрасте старше 65 лет (Постановление от 16 марта 2017 года N 7-П), что приводило к нарушению конституционных гарантий на судебную защиту.

Исходя из принципа равенства, предполагающего равное обращение с лицами, находящимися в сходной ситуации, Конституционный Суд сделал вывод о том, что сотрудникам уголовно-исполнительной системы должны быть обеспечены аналогичные предоставляемым сотрудникам органов полиции условия выплаты ежемесячной денежной компенсации в возмещение вреда здоровью в случае получения ими при выполнении служебных обязанностей увечья или иного повреждения здоровья, исключающих возможность дальнейшего прохождения службы и повлекших стойкую утрату трудоспособности (Постановление от 26 мая 2015 года N 11-П).

С опорой на принцип равенства Конституционный Суд пришел к выводу о необоснованности различия механизмов возмещения вреда, причиненного административным задержанием и иными мерами, предполагающими вмешательство в право на личную неприкосновенность (Постановление от 16 июня 2009 года N 9-П).

Указав, что неоправданная дифференциация прав и обязанностей лиц, относящихся к одной и той же категории субъектов административной ответственности, нарушает принципы равенства и справедливости и создает предпосылки для дискриминационного правоприменения, Конституционный Суд признал неконституционность регулирования в сфере административной ответственности, вследствие которого лицо, с опозданием получившее штраф за нарушение правил дорожного движения, безусловно - в том числе и тогда, когда несвоевременное получение штрафа было вызвано независящими от него обстоятельствами, - лишалось права на уплату этого штрафа в половинном размере, оказываясь, таким образом, без должного и разумного основания в худшем положении по сравнению с теми, кто штраф получил своевременно (Постановление от 4 декабря 2017 года N 35-П).

Принцип равенства стал определяющим и при разрешении вопроса конституционности регулирования отсрочки от службы в армии. Притом что законодательство предусматривало возможность получения одной отсрочки для завершения образования соответствующего уровня: если лицо достигало призывного возраста еще в школе и автоматически получало отсрочку для завершения школьного образования, то, по мнению правоприменительных органов, оно уже не имело права претендовать на отсрочку для обучения в магистратуре, тогда как лицо, не достигшее восемнадцати лет до окончания школы, могло рассчитывать на отсрочку для учебы в магистратуре. Руководствуясь принципом равенства, Конституционный Суд признал, что подобное разделение представляет собой неравное отношение к лицам, которые относятся к одной категории (Постановление от 17 апреля 2018 года N 15-П).

Налогообложение, отмечает Конституционный Суд, должно быть основано на конституционном принципе равенства, который исключает придание налогам и сборам дискриминационного характера и возможность их различного применения, в том числе в зависимости от формы собственности. Тем самым оно должно быть равномерным, нейтральным и справедливым. Это означает, что одинаковые экономические результаты деятельности налогоплательщиков должны влечь возложение одинакового налогового бремени, если между отдельными категориями налогоплательщиков нет существенных различий, которые оправдывали бы неравное правовое регулирование (Постановление от 22 июня 2009 года N 10-П).

Исходя из принципа равенства, Конституционный Суд признал, что родители, приобретающие за счет собственных средств имущество в собственность своих несовершеннолетних детей, не могут быть поставлены в худшее положение - относительно права на получение имущественного налогового вычета - по сравнению с родителями, которые приобретают жилье в долевую со своими несовершеннолетними детьми собственность. Поскольку в обоих случаях родители несут расходы на приобретение недвижимости, собственниками которой становятся их дети, постольку для этих групп налогоплательщиков должны наступать и одинаковые правовые последствия в части возникновения права на имущественный вычет по налогу на доходы физических лиц (Постановление от 1 марта 2012 года N 6-П).

Основываясь на принципе равенства, Конституционный Суд устранил неопределенность правового регулирования, которая вела к лишению сотрудников ОВД, признанных ограниченно годными к службе и уволенных в этой связи, права на получение предусмотренного оспоренными положениями единовременного пособия, в случае если увольнение не связано с их отказом от предложенной вакантной должности в органах внутренних дел, подходящей им по состоянию здоровья (Постановление от 1 марта 2017 года N 3-П).

Исходя из принципа равенства, в своих решениях, посвященных правоотношениям в социальной сфере, Конституционный Суд последовательно указывает на принадлежность к одной и той же категории как на условие предоставления лицам одинаковых льгот и иных преимуществ. В частности, поскольку конкретные способы и объемы социальной защиты конституционно не закреплены, федеральный законодатель располагает достаточно широкой свободой усмотрения при определении мер социальной защиты, включая установление категорий граждан, нуждающихся в таких мерах, и очередности их предоставления, будучи связан при изменении правового регулирования конституционным требованием недопустимости издания законов, отменяющих или умаляющих права граждан, и конституционными принципами равенства и справедливости (Определение от 24 сентября 2012 года N 1575-О).

Законодатель, регулируя условия и порядок предоставления конкретных видов пенсионного обеспечения, связан в том числе необходимостью соблюдения конституционных принципов справедливости и равенства. Различия в условиях приобретения отдельными категориями граждан права на пенсию и в целом реализации пенсионных прав не должны устанавливаться произвольно - они допустимы, если объективно обоснованы и преследуют конституционно значимые цели, а используемые для достижения этих целей средства соразмерны им. В сфере пенсионного обеспечения соблюдение принципа равенства, гарантирующего защиту от всех форм дискриминации при осуществлении прав и свобод, означает, помимо прочего, и запрет вводить не имеющие разумного оправдания различия в пенсионных правах лиц, принадлежащих к одной и той же категории (постановления от 3 июня 2004 года N 11-П, от 27 ноября 2009 года N 18-П и др.).

Применительно к сфере корпоративных отношений принцип равенства означает, в частности, равный подход государства ко всем акционерам. Поэтому в том числе при обязательном выкупе обществом по рыночной стоимости дробных акций (в случае их образования при консолидации) подлежат учету права и законные интересы обладателей дробных акций посредством применения надлежащих юридических процедур и эффективного судебного контроля за решениями, принимаемыми советом директоров (наблюдательным советом) и общим собранием акционеров (Постановление от 24 февраля 2004 года N 3-П).

Конституционным Судом была также устранена противоречащая принципу справедливости неопределенность законодательного регулирования, выражающаяся в том, что расходы на организацию перевозки обучающихся в муниципальных общеобразовательных организациях между поселениями не учитывались при реализации полномочий органов государственной власти субъектов Российской Федерации по обеспечению государственных гарантий прав граждан на получение общедоступного и бесплатного начального общего, основного общего, среднего общего образования в муниципальных общеобразовательных организациях путем выделения субвенций местным бюджетам в размере, необходимом для реализации основных общеобразовательных программ. Ситуация, при которой муниципальное образование - учредитель образовательной организации, в которую обучающийся, проживающий в другом муниципальном образовании, зачислен, несет не только расходы на организацию его предоставления по основным общеобразовательным программам, но и расходы на организацию бесплатной перевозки обучающихся до общеобразовательной организации и обратно, тогда как муниципальное образование, в котором проживает обучающийся, избегает расходов, связанных с исполнением императивного предписания закона, касающегося организации перевозки обучающихся между поселениями, не может оцениваться как отвечающая конституционным критериям справедливости (Постановление от 5 июля 2017 года N 18-П).

Соблюдение конституционного принципа равенства, означающего, помимо прочего, запрет различного обращения с лицами, находящимися в одинаковых или сходных ситуациях (постановления от 24 мая 2001 года N 8-П, от 3 июня 2004 года N 11-П, от 15 июня 2006 года N 6-П, от 5 апреля 2007 года N 5-П, от 10 ноября 2009 года N 17-П и от 24 октября 2012 года N 23-П; определения от 27 июня 2005 года N 231-О, от 1 декабря 2005 года N 428-О и др.), не исключает учета фактических различий между субъектами, относящимися к одной категории (определения от 2 ноября 2006 года N 492-О, от 2 ноября 2011 года N 1447-О-О и др.).

Конституционный Суд предостерегает от прямолинейного подхода к принципу равенства, не предполагающему механическое уравнивание субъектов права, безотносительно от имеющихся юридически значимых отличий. Гарантируя одинаковые права и обязанности для субъектов, относящихся к одной категории, данный принцип не исключает возможность установления различных условий для различных категорий субъектов права (Постановление от 27 апреля 2001 года N 7-П).

Соблюдение принципа равенства, гарантирующего защиту от всех форм дискриминации, означает, помимо прочего, запрет вводить такие различия в правах лиц, принадлежащих к одной и той же категории, которые не имеют объективного и разумного оправдания; при равных условиях субъекты права должны находиться в равном положении, в иных случаях, когда условия не являются равными, правомерно установление различного правового статуса; конституционный принцип равенства, предполагающий равный подход к формально равным субъектам, не обусловливает необходимость предоставления одинаковых гарантий лицам, относящимся к разным категориям, а равенство перед законом и судом не исключает фактических различий и необходимость их учета законодателем (Определение от 26 апреля 2016 года N 903-О).

Конституционный принцип равенства, предполагающий, что при равных условиях субъектам права должны обеспечиваться одинаковые гарантии социальной защиты, не исключает дифференциации правового регулирования. Однако при осуществлении такой дифференциации федеральный законодатель, определяя конкретные меры социальной защиты граждан, должен использовать только оправданные критерии, обусловленные конституционно значимыми целями (определения от 3 июля 2008 года N 677-О-П, от 12 ноября 2008 года N 1048-О-О).

Конституционный Суд последовательно указывает различие, которое существует между обусловленной объективными правовыми основаниями дифференциацией, с одной стороны, и нарушающей равноправие дискриминацией, с другой стороны. Так, Конституционным Судом было отмечено, что все лица, здоровью которых причинен в результате одной и той же техногенной катастрофы вред, имеют равное право на возмещение расходов, возникших в связи с потерей и (или) ухудшением здоровья, что влияет и на определение критериев исчисления размера денежных компенсаций. Поэтому федеральный законодатель должен исходить из конституционного принципа справедливости независимо от каких-либо обстоятельств, в том числе независимо от профессиональной принадлежности, должностного положения этих лиц и, соответственно, от уровня их заработной платы. Решения законодателя о внесении изменений в способы возмещения вреда, об уточнении критериев его дифференциации или адресности не могут противоречить конституционно значимым целям, должны отвечать принципам справедливости и соразмерности и не умалять конституционные права граждан (Постановление от 19 июня 2002 года N 11-П). В последующем данный подход получил развитие при оценке регламентирующих правоотношения в сфере налогообложения, труда, пенсионного обеспечения законоположений, в которых выявлялась дискриминация либо в необоснованных различиях в правовом регулировании статуса субъектов, находящихся в одинаковом с юридической точки зрения положении, либо в недостаточно дифференцированном подходе применительно к находящимся в различном положении субъектам (Постановление от 3 июня 2004 года N 11-П, Определение от 27 июня 2005 года N 231-О и др.).

Меры юридической, в том числе административной, ответственности, а также процедура их применения должны, согласно принципу справедливости, соответствовать характеру правонарушения, его опасности для конституционных ценностей, обеспечивать учет причин и условий его совершения, а также личности правонарушителя и степени его вины; при этом применение одинаковых мер ответственности за различные по степени опасности административные правонарушения без надлежащего учета характеризующих виновное в совершении административно-противоправного деяния лицо обстоятельств, имеющих объективное и разумное обоснование, противоречит конституционному запрету дискриминации и конституционно выраженным идеям справедливости и гуманизма и несовместимо с принципом индивидуализации ответственности за административные правонарушения (постановления от 27 мая 2008 года N 8-П, от 13 июля 2010 года N 15-П, от 14 февраля 2013 года N 4-П и др.).

Будучи направлено на выравнивание стартовых возможностей, обеспечение прав субъектов, характеризующихся по критерию фактического неравенства особой социальной уязвимостью, может проявляться и в предоставлении им определенных преференций (поддержка социально незащищенных групп), и в ограничении прав иных, обладающих большими возможностями, субъектов.

Предоставляемые публичной властью преференции не нарушают принцип формального равенства и являются правовыми лишь в той мере, в какой они восполняют усилия, затраченные на социально одобряемые достижения, либо когда ими устраняется уязвимость социального положения, затрудняющая осуществление соответствующими лицами (группами) отдельных элементов своего, обладающего социальной значимостью, правового статуса.

Применимость принципа равенства ко всем основным правам и свободам не исключает возможности его различного проявления: в отношении личных прав он означает преимущественно формальное равенство, в отношении же экономических и социальных прав формальное равенство может обернуться материальным неравенством (Определение от 2 февраля 2006 года N 17-О). Поэтому, указывая на неразрывную взаимосвязь краеугольных оснований правового регулирования - равенства и справедливости, Конституционный Суд подчеркивает, что "законодатель не вправе ограничиваться формальным признанием юридического равенства сторон и должен предоставлять определенные преимущества экономически слабой и зависимой стороне". В частности, для того, чтобы не допустить недобросовестную конкуренцию в сфере банковской деятельности и реально гарантировать соблюдение принципа равенства применительно к различным, являющимся и не являющимся предпринимателями, субъектам экономической деятельности (Постановление от 23 февраля 1999 года N 4-П, Определение от 2 февраля 2006 года N 17-О). Аналогичным образом обращается внимание на вытекающую из принципа справедливости недопустимость злоупотребления страховщиком, являющимся более сильной стороной в договоре обязательного государственного страхования военнослужащих, своим положением (постановления от 26 апреля 2018 года N 18-П, от 18 июня 2018 года N 24-П).

Таким образом дискриминации неравнозначна правовому неравенству как таковому, в основе которого может лежать конституционно обоснованная дифференциация правового регулирования, преодолевающая несправедливое неравенство путем установления правовых преимуществ тем или иным категориям на основе требований социальной справедливости.

Последовательно проводимое российским конституционным нормоконтролем разграничение дифференциации и дискриминации прослеживается и в зарубежной конституционно-контрольной практике. < 1 >

< 1 > Так, например, указывая, что принцип равенства предполагает запрет вводить такие различия в правах лиц, принадлежащих к одной и той же категории, которые не имеют объективного и разумного оправдания, Конституционный суд Кореи подчеркивает необходимость при рассмотрения вопроса о соблюдении этого принципа последовательного прохождения двух этапов: проверка наличия неравного обращения (различий в правах лиц, относящихся к одной категории); проверка наличия разумных оснований для неравного обращения. В Бельгии конституционные положения о том, что "в государстве не существует никаких сословных различий; бельгийцы равны перед законом; только они допускаются к гражданским и военным должностям, за исключением отдельных случаев, предусмотренных законом; равенство женщин и мужчин гарантируется" (статья 10); "пользование правами и свободами, признанными за бельгийцами, должно быть обеспечено без дискриминации; с этой целью законами и декретами особо гарантируются права и свободы идеологических и философских меньшинств" (статья 11), были положены в основу последующей конституционно-контрольной практики. Исходя из широкого толкования принципа равенства, учитывающего определение недискриминации в соответствии со статьей 14 ЕКПЧ в его юрисдикционной интерпретации человека (постановление ЕСПЧ от 23 июля 1968 года, Belgian Linguistic case) < 1 > , нарушения требований равенства устанавливаются Конституционным судом Бельгии с опорой на принцип пропорциональности (Постановление N 13/89 от 13 октября 1989 года). "Принцип равенства и недискриминации не исключает того, что между категориями лиц устанавливается разница в регулировании, при условии, что она основана на объективных критериях и разумным образом обоснована. Этот принцип противостоит также тому, чтобы без какого-либо разумного обоснования одинаковым образом регулировать категории лиц в ситуациях, которые по сути различны. Существование такого обоснования должно оцениваться с учетом цели и последствий оспариваемой нормы, а также принципов, поставленных под сомнение; принцип равенства и недискриминации нарушается, когда установлено, что между используемыми средствами и искомой целью нет разумного отношения пропорциональности" (см., например, постановления N 21/94 от 3 марта 1994 года, N 78/2006 от 17 мая 2006 года, N 127/2013 от 26 сентября 2013 года, N 50/2015 от 30 апреля 2015 года, N 135/2016 от 20 октября 2016 года).

1.3.3.

Принцип справедливости находит свое применение, как правило, при каждой проверке конституционности регулирования юридической ответственности.

Одно из ключевых требований, которым должен отвечать институт юридической ответственности и, в частности, административной ответственности, - индивидуализация наказания. В частности, установление законодателем недифференцированных по размеру штрафов, не допускающее их снижения, не позволяет применять эту меру взыскания с учетом всех обстоятельств дела, что нарушает принципы справедливости наказания, его индивидуализации и соразмерности (Постановление от 12 мая 1998 года N 14-П). Сталкиваясь с необходимостью применения таких штрафов, субъекты административной юрисдикции оказываются в положении, не позволяющем им учитывать ни характер и степень общественной опасности совершенного правонарушения, ни личность нарушителя, включая его материальное положение, и в зависимости от этого определять размер административного штрафа. При таких обстоятельствах применение административных наказаний не согласуется с вытекающими из Конституции принципами гуманизма, справедливости и индивидуализации ответственности.

Противоречащим принципу справедливости было также признано установление значительных минимальных размеров административных штрафов, поскольку при таких обстоятельствах из меры воздействия, направленной на предупреждение административных правонарушений, они превращаются в инструмент подавления экономической самостоятельности и инициативы, чрезмерного ограничения свободы предпринимательства и права собственности. В связи с этим Конституционным Судом была допущена возможность снижения размера административного штрафа судом ниже низшего предела, установленного КоАП Российской Федерации, как гарантия справедливости административной санкции (Постановление от 17 января 2013 года N 1-П).

Признавая широту дискреции публичной власти в выборе мер, обеспечивающих исполнение налогоплательщиком его конституционной обязанности по уплате налогов, Конституционный Суд подчеркивает, что при определении мер юридической ответственности за налоговые правонарушения законодатель ограничен требованиями справедливости, соразмерности и иными конституционными и общими принципами права (Постановление от 15 июля 1999 года N 11-П).

Обратившись к принципу справедливости при оценке законодательства в сфере предоставления земли, контроля за ее использованием и ее учета в государственных реестрах, Конституционный Суд пришел к выводу о недопустимости - с учетом разделения данных полномочий между государственными и муниципальными органами - возложения имущественной ответственности за неправомерные решения, принятые местными органами государственной власти до разграничения публичной власти на государственную и местную, только на муниципальные органы (Постановление от 3 июля 2019 года N 26-П).

Закрепленное в конституционном тексте лишь применительно к уголовной ответственности правило non bis in idem (часть 1 статьи 50), согласно позиции Конституционного Суда, характеризует неотъемлемый признак принципа справедливости и, являясь, таким образом, конкретизацией данного принципа, имеет общее значение, а потому распространяется не только на уголовный закон, но и на законодательство об административных правонарушениях (Постановление от 4 февраля 2019 года N 8-П).

1.3.4.

Принцип справедливости проявляется, как отмечает Конституционный Суд, в необходимости нахождения баланса прав и обязанностей всех участников рыночных отношений, предполагая, что свобода экономической деятельности хозяйствующих субъектов должна быть уравновешена обращенными к ним требованиями ответственного отношения к правам и свободам тех, кого затрагивает их хозяйственная деятельность (Постановление от 18 июля 2008 года N 10-П).

Признание Конституционным Судом нормы, предусматривающей сохранение права пользования жилым помещением за бывшими членами семьи собственника приватизированного жилого помещения, не соответствующей Конституции было обусловлено, кроме прочего, противоречием принципу справедливости, предполагающему обеспечение баланса интересов участников соответствующих правоотношений (Постановление от 24 марта 2015 года N 5-П).

Признав, что, хотя федеральный законодатель - в рамках предоставленной ему дискреции и исходя из потребности в установлении баланса частных и публичных интересов при регулировании отношений, возникающих в случае необходимости изъятия для государственных или муниципальных нужд объектов недвижимости, - вправе избрать тот или иной вариант определения даты, по состоянию на которую производится оценка стоимости изымаемого имущества, Конституционный Суд вместе с тем подчеркнул, исходя из принципа справедливости, одновременно являющегося и общеправовым, и конституционным, что такое регулирование в любом случае не может приводить к получению одним из участников отношений, складывающихся по поводу изъятия имущества, необоснованных экономических преимуществ за счет другого участника и не освобождает от необходимости учитывать объективные факторы, влияющие на рыночную стоимость этого имущества; собственнику изымаемого в судебном порядке имущества должна быть предоставлена возможность доказать в суде факт увеличения его рыночной стоимости с учетом общей динамики цен на аналогичное имущество и получить равноценное возмещение (Постановление от 11 февраля 2019 года N 9-П).

Принцип справедливости предполагает обращенное к участникам любых правоотношений требование действовать добросовестно и не злоупотреблять своими правами. При разрешении вопроса о конституционности ограничений на "параллельный импорт" Конституционный Суд, подчеркнув, что данное требование в том числе распространяется и на правообладателя, указал, что если при рассмотрении конкретного дела будет выявлено, что применимые нормы ставят одну сторону (правообладателя) в более выгодное положение, а в отношении другой предусматривают возможность неблагоприятных последствий, то суд обязан руководствоваться критериями обеспечения равновесия конкурирующих интересов сторон и соразмерности назначаемой меры ответственности (Постановление от 13 февраля 2018 года N 8-П). Данный подход к соблюдению принципа справедливости получил развитие в последующей конституционно-контрольной практике (Постановление от 24 июля 2020 года N 40-П).

В области судопроизводства принцип равенства обеспечивается балансом прав процессуальных оппонентов (участников процесса с разнонаправленными интересами). Положение процессуального закона, предусматривающее защиту имущественных прав ответчика от мер по обеспечению иска, принятых по просьбе истца, в случае предъявления им неосновательного иска, отмечает Конституционный Суд, направлено на сохранение разумного баланса взаимных процессуальных прав и обязанностей сторон как непосредственных участников спорного материального правоотношения (Постановление от 14 февраля 2002 года N 4-П). По тем же мотивам была признана неконституционность положений гражданско-процессуального закона, допускающих возможность извещать о времени и месте рассмотрения дела в суде надзорной инстанции лишь одного или некоторых участников процесса, в частности допускать прокурора к участию в рассмотрении дела в порядке судебного надзора, лишая тем самым других права участвовать в судебном разбирательстве, заявлять отводы суду, выступать с заявлениями и ходатайствами, связанными с разбирательством дела в надзорной инстанции, давать объяснения и отстаивать свои законные права (Постановление от 14 апреля 1999 года N 6-П).

Руководствуясь принципом равенства (и, в частности, процессуальным проявлением данного принципа - равноправием сторон судебного разбирательства), Конституционный Суд указал, что данный принцип нарушается в случае отсутствия у одной из сторон возможности проверки законности и обоснованности определения суда об отмене судебного постановления по вновь открывшимся обстоятельствам, принятого по заявлению другой стороны. Как показало сопоставление правового регулирования порядка пересмотра судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам в судах общей юрисдикции и арбитражных судах, Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации предусматривал - в отсутствие какой-либо существенной специфики дел, рассматриваемых в арбитражных судах, - возможность обжалования определений об отмене судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам, чем придавался дискриминационный характер соответствующей нормы Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, аналогичной возможности не предусматривавшей (Постановление от 19 марта 2010 года N 7-П).

Из принципа справедливости вытекает недопустимость перенесения на граждан бремени неблагоприятных последствий, причиной которых явились упущения самих органов публичной власти. Определяя справедливый баланс интересов при истребовании из владения граждан по искам публично-правовых образований жилых помещений, поступивших в их собственность как выморочное имущество, но не оформленных надлежащим образом, Конституционный Суд указал, что конкретный интерес частного лица в этой ситуации имеет приоритет. Кроме того, Конституционным Судом была принята во внимание цель института выморочного имущества - стремление избежать появления бесхозяйного имущества. Указывая на то, что отказ в удовлетворении виндикационного иска публично-правового образования совместим с конституционным принципом справедливости, Конституционный Суд в том числе исходил из того, что приобретение имущества добросовестным приобретателем - так же как и институт выморочного имущества - предотвращает появление бесхозяйного имущества. Риск просчетов, допущенных органами публично-правовых образований, должно нести само государство, а риск потери частными лицами своего имущества, возникший ввиду такого рода ошибок, не может переноситься на этих же лиц (Постановление от 22 июня 2017 года N 16-П).

Из действующего в сфере регулирования имущественных отношений принципа справедливости Конституционным Судом выводятся такие требования к мерам защиты права собственности и иных имущественных прав, как соразмерность и соблюдение баланса прав и законных интересов участников гражданского оборота, а также недопустимость искажения самого существа ограничиваемых конституционных прав (Постановление от 5 марта 2019 года N 14-П).

В том числе принципу справедливости необходимо следовать при определении размеров разумной и соразмерной компенсации в связи с изъятием имущества в публичных целях (Постановление от 16 мая 2000 года N 8-П).

1.3.5.

Несмотря на то, что понимание справедливости, утвердившееся в практике Конституционного Суда и отражающее фундаментальные представления о ней континентальной правовой традиции, усматривает в ней и правовую ценность, и принцип правового регулирования, не сводя обеспечение справедливости лишь к соблюдению надлежащей процедуры, тем не менее право на судебную защиту трактуется в качестве безусловно необходимой гарантии справедливости.

Среди всех гарантий соблюдения принципа справедливости важнейшее значение имеют юрисдикционные гарантии. В этой связи многие решения Конституционного Суда направлены на обеспечение эффективной судебной защиты, которая, служа обеспечению принципа справедливости, сама должна соответствовать ему и в институциональном, и в процессуальном аспектах.

Дискреция федерального законодателя в регулировании отношений, определяющих реализацию права на доступ к правосудию и права на законный суд, не является абсолютной и не освобождает его от обязанности при конкретизации конституционных предписаний, в том числе относительно суда с участием присяжных заседателей как законного состава суда по уголовным делам применительно к определенным категориям преступлений, действовать правомерным образом, то есть исходя из необходимости обоснованной дифференциации процессуальных форм судебной защиты при сохранении баланса конституционных ценностей и соблюдения принципа правовой определенности, не допуская несоразмерного ограничения прав и свобод человека и гражданина и при безусловном обеспечении равенства всех перед законом и судом и равноправия.

Оценивая конституционность более сокращенного перечня оснований для отвода арбитражного заседателя, чем предусмотренный в отношении судей арбитражных судов, Конституционный Суд, указав, что целью существования институтов отвода и самоотвода судьи являются обеспечение беспристрастности суда и что обстоятельства, выступающие основанием для отвода судьи, в равной мере позволяют усомниться в беспристрастности арбитражного заседателя, пришел к выводу о нарушении законодателем, предусмотревшим сокращенный перечень оснований для отвода арбитражного заседателя, конституционного принципа равенства и допущении им возможности формирования состава суда, не отвечающего критерию беспристрастности (Постановление от 25 марта 2008 года N 6-П).

Право на судебную защиту, признаваемое и гарантируемое согласно общепризнанным принципам и нормам международного права, а также в соответствии с Конституцией, по смыслу выраженных Конституционным Судом правовых позиций, не подлежит ограничению и предполагает наличие гарантий, позволяющих реализовать его в полном объеме и обеспечить эффективное восстановление в правах посредством правосудия, отвечающего требованиям равенства и справедливости. Отсутствие необходимого правового механизма не может приостанавливать реализацию вытекающих из Конституции прав и законных интересов граждан (постановления от 6 июня 1995 года N 7-П, от 13 июня 1996 года N 14-П, от 28 октября 1999 года N 14-П, от 22 ноября 2000 года N 14-П, от 14 июля 2003 года N 12-П, от 12 июля 2007 года N 10-П, от 31 марта 2015 года N 6-П, от 5 июля 2016 года N 15-П, от 9 апреля 2020 года N 16-П).

Право на судебную защиту как универсальное средство защиты прав и свобод человека и гражданина выполняет обеспечительно-восстановительную функцию в отношении всех других прав и свобод, что предопределено назначением судебной власти и прерогативами правосудия, в том числе в осуществлении судебного контроля в отношении решений и действий (бездействия) субъектов публичной власти. Поскольку лицо в публично-правовых отношениях с его участием не может быть объектом государственной деятельности и состоит в них как полноправный субъект с возможностью защищать свои права и свободы всеми не запрещенными законом способами и спорить с государством в лице любых его органов, постольку и гарантии судебной защиты должны быть достаточными, чтобы обеспечить конституционным правам и свободам эффективное действие (постановления от 3 мая 1995 года N 4-П, от 6 июня 1995 года N 7-П, от 2 июля 1998 года N 20-П, от 20 апреля 2006 года N 4-П, от 22 апреля 2011 года N 5-П, от 27 декабря 2012 года N 34-П, от 22 апреля 2013 года N 8-П, от 31 марта 2015 года N 6-П, от 27 октября 2015 года N 28-П, от 11 июля 2017 года N 20-П).

Так, например, конституционно установленный запрет на произвольное изъятие имущества в нарушение права собственности и вопреки конституционным гарантиям его защиты предполагает недопустимость отказа в праве на судебную защиту и включает среди прочего процессуальное обеспечение указанных прав и гарантий, исключающее, по общему правилу, лишение лица его имущества судебным актом по делу, если такое лицо не вправе в этом деле участвовать (Постановление от 15 октября 2020 года N 41-П).

В этой связи на законодателе лежит обязанность устанавливать институциональные и процедурные условия осуществления процессуальных прав, которые отвечали бы требованиям процессуальной эффективности, экономии в использовании средств судебной защиты и тем самым обеспечивали бы справедливость судебного решения, без чего недостижим баланс публично-правовых и частно-правовых интересов. Игнорирование законодателем принципа процессуальной экономии влечет неоправданное и лишенное смысла использование временных, финансовых и кадровых ресурсов государства для рассмотрения дела (постановления от 19 марта 2010 года N 7-П, от 19 июля 2011 года N 17-П; определения от 15 мая 2002 года N 110-О, от 19 декабря 2019 года N 3500-О).

Закрепляя способы и процедуры судебной защиты применительно к отдельным видам судопроизводства и категориям дел, законодатель должен учитывать особенности соответствующих материальных правоотношений, характер рассматриваемых дел, а также соблюдать принципы, лежащие в основе организации и осуществления правосудия, разграничения судебной юрисдикции, обеспечения прав и свобод человека и гражданина. Не вправе отступать от этих требований и правоприменитель при уяснении смысла и толковании норм применяемого закона (постановления от 28 мая 1999 года N 9-П, от 21 марта 2007 года N 3-П, от 17 января 2008 года N 1-П, от 31 января 2011 года N 1-П, от 14 июля 2011 года N 16-П.; Определение от 18 июля 2019 года N 1890-О).

Конституционные права и свободы гарантируются в том числе судебным нормоконтролем за соответствием правовых актов актам большей юридической силы, и, в конечном итоге, Конституции, имеющей высшую юридическую силу.

В этой связи исходящие от правоприменительных органов и оказывающие воздействие на правоприменительную деятельность акты толкования подлежат судебной проверке, даже не будучи номинально нормативными актами. В частности, поскольку в силу принципа ведомственной субординации территориальные налоговые органы обязаны в правоотношениях с налогоплательщиками руководствоваться исходящими от Федеральной налоговой службы разъяснениями норм налогового законодательства - такие акты опосредованно, через правоприменительную деятельность должностных лиц налоговых органов, приобретают, по сути, обязательный характер и для неопределенного круга налогоплательщиков, постольку, указывает Конституционный Суд, отказ в судебной проверке разъяснений, обладающих нормативными свойствами, но по форме не являющихся нормативными правовыми актами, фактически пролонгирует их действие в правоприменительной налоговой практике в качестве официального нормативного толкования соответствующих законоположений, которое может противоречить их действительному смыслу и притом распространяется на неопределенный круг лиц (Постановление от 31 марта 2015 года N 6-П).

Также, проверив конституционность ряда положений Гражданского кодекса Российской Федерации и Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, Конституционный Суд указал на обязанность арбитражного суда, рассматривающего гражданское дело, проверить нормативный правовой акт, подлежащий применению в данном гражданском деле (включая утративший юридическую силу), на соответствие иному нормативному правовому акту, имеющему большую юридическую силу, в том числе если о противоречии между ними заявляет лицо, участвующее в деле, и в случае установления такого противоречия вынести решение в соответствии с нормативным правовым актом, имеющим большую юридическую силу (Постановление от 6 декабря 2017 года N 37-П).

С учетом того, что в полном объеме защита от последствий произвольного нормотворчества обеспечивается возможностью пересмотра судебных актов, в основу которых положены нормативные правовые акты, признанные впоследствии недействующими в судебном порядке, Конституционный Суд по результатам проверки конституционности положений Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации признал возможность пересмотра по новым обстоятельствам вступившего в законную силу судебного акта арбитражного суда по требованию лица, в связи с административным иском которого положенный в основу указанного судебного акта нормативный правовой акт был признан недействующим судом общей юрисдикции. При этом арбитражному суду следует исходить из того, что в деле обратившегося за таким пересмотром лица данный нормативный правовой акт в части, признанной не соответствующей иному нормативному правовому акту, имеющему большую юридическую силу, применяться не может - вне зависимости от того, с какого момента он признан недействующим (Постановление от 6 июля 2018 года N 29-П).

Поскольку гражданское судопроизводство, посредством которого осуществляют судебную власть суды общей юрисдикции и арбитражное судопроизводство, в основных своих началах и чертах должно быть единообразным (Постановление от 17 октября 2017 года N 24-П), постольку соответствующие выводы были в дальнейшем распространены Конституционным Судом на судопроизводство, осуществляемое по правилам Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации (Постановление от 11 января 2019 года N 2-П) и Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации (Постановление от 25 февраля 2020 года N 9-П).

Одним из эффективных способов судебной защиты основных прав и свобод является контроль за административным правоприменением.

Государство обязано обеспечить доступ к судебной защите, в том числе возможность использования предусмотренных процессуальным законодательством средств доказывания с учетом специфики соответствующих категорий дел, лицам, которые полагают свои экономические права нарушенными ввиду незаконного и (или) необоснованного вмешательства институтов публичной власти, не исключая финансовых властей, в их хозяйственную деятельность с применением избыточного принуждения с несправедливым предпочтением интересов организации управления, надзора и контроля вопреки конституционным установлениям о высшей ценности прав и свобод человека и гражданина. Отказ в доступе к средствам судебной защиты, указывает Конституционный Суд, поощрял бы институты государства, включая финансовые, к утверждению господства публичных интересов над правами и свободами человека и гражданина в контрольно-надзорной деятельности и в практике государственного принуждения вопреки статье 18 Конституции, в силу которой смысл, содержание, применение законов и деятельность всех видов публичной власти определяют именно права и свободы человека и гражданина, обеспеченные правосудием (Определение от 11 апреля 2019 года N 867-О).

Законоположение, связывающее возможность удовлетворения арбитражным судом заявления об оспаривании ненормативных правовых актов, решений и действий (бездействия) органов, осуществляющих публичные полномочия, должностных лиц с выявлением арбитражным судом нарушения оспариваемым решением или действием (бездействием) прав и свобод заявителя (часть 1 статьи 198 АПК Российской Федерации), конкретизирует общее правило, согласно которому любому лицу судебная защита гарантируется исходя из предположения, что права и свободы, о защите которых просит лицо, ему принадлежат и были нарушены либо существует реальная угроза их нарушения (Определение от 29 мая 2018 года N 1283-О).

В этой связи, как было разъяснено Конституционным Судом, положения Налогового кодекса Российской Федерации, регулирующие процедуру принудительного взыскания сумм налоговой задолженности, в том числе с физических лиц, осуществляющих предпринимательскую деятельность, не предполагают произвольного и не ограниченного судебным контролем применения порядка ее взыскания. В случае обжалования актов налоговых органов, действий их должностных лиц по заявлению налогоплательщика исполнение обжалуемых актов, совершение обжалуемых действий могут быть приостановлены вышестоящим налоговым органом или судом (Определение от 29 мая 2019 года N 1437-О, от 15 июля 2010 года N 1072-О-О, от 4 июня 2009 года N 1032-О-О).

При этом положение Налогового кодекса Российской Федерации, устанавливающее один из возможных вариантов действий вышестоящего налогового органа по результатам рассмотрения апелляционной жалобы налогоплательщика, а именно отмену решения нижестоящего налогового органа полностью или в части, направлено, отмечает Конституционный Суд, на реализацию процедуры оспаривания ненормативных актов нижестоящего налогового органа с целью проверки правомерности его деятельности и - при наличии возможности последующего судебного контроля за решением вышестоящего налогового органа - является гарантией защиты прав и законных интересов налогоплательщиков (Определение от 27 февраля 2018 года N 527-О).

Правила осуществления выездной налоговой проверки, предполагающие возможность пересмотра размера налоговой обязанности налогоплательщика за конкретный налоговый период по сравнению с ранее установленным ее размером в рамках камеральной налоговой проверки, будучи обеспеченными судебным контролем, представляют собой механизм определения действительного размера налоговой обязанности налогоплательщика, необходимый с точки зрения соблюдения баланса частных и публичных интересов (определения от 18 июля 2019 года N 2116-О, от 10 марта 2016 года N 571-О).

Ранее Конституционным Судом была признана неконституционность исключения в административном порядке (по решению регистрирующего органа) из ЕГРЮЛ юридического лица, имеющего признаки недействующего, в отношении которого судом по заявлению кредитора введена процедура банкротства, что ведет к утрате права кредитора в ходе процедуры банкротства разрешить под контролем суда вопросы об удовлетворении своих имущественных требований по обязательствам должника (Постановление от 18 мая 2015 года N 10-П).

Несмотря на то обстоятельство, что суды не уполномочены проверять целесообразность решений органов прокуратуры, которые действуют в рамках предоставленных им законом дискреционных полномочий, Конституционный Суд признал возможность проверки законности соответствующих решений, принимаемых в ходе мероприятий прокурорского надзора, о проведении прокурорских проверок, представлении документов и материалов и т.д. (определения от 24 февраля 2005 года N 84-О, от 16 февраля 2012 года N 270-О-О).

Развивая высказанную ранее позицию относительно необходимости эффективного судебного контроля оснований наложения ареста на имущество лица, не являющегося подозреваемым, обвиняемым или лицом, несущим по закону материальную ответственность за их действия (постановления от 31 января 2011 года N 1-П, от 21 октября 2014 года N 25-П), Конституционный Суд указал, что арест на имущество, находящееся у других лиц, не являющихся подозреваемыми, обвиняемыми или лицами, несущими по закону материальную ответственность за их действия, налагается на определенный судом срок, истечение которого является основанием для отмены ареста имущества либо отдельных ограничений, которым подвергнуто арестованное имущество (Определение от 28 января 2016 года N 27-О).

При разрешении споров по искам публично-правовых образований существенное значение имеет, как было отмечено Конституционным Судом, оценка действий (бездействия) органов, уполномоченных действовать в их интересах, в частности ненадлежащее исполнение ими своих обязанностей, совершение ошибок, разумность и осмотрительность в реализации ими своих правомочий (постановления от 2 июля 2020 года N 32-П, от 22 июня 2017 года N 16-П).

По результатам проверки конституционности положений Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации Конституционный Суд сформулировал критерии для судебной оценки действий должностных лиц следственных органов по изъятию имущества в интересах его законных собственников (владельцев). В частности, при изъятии у законного собственника предметов, в том числе производственного оборудования, которое, по версии следствия, является орудием совершения преступления, лицам, в отношении которых применяются подобного рода меры, сопряженные с ограничением правомочий владения, пользования и распоряжения имуществом, обеспечивается также право обжаловать соответствующие решения и действия в судебном порядке; изъятие имущества у собственника или законного владельца допустимо без судебного решения только в тех случаях, когда такое изъятие как процессуальная мера обеспечительного характера является временным, не приводит к лишению лица права собственности и предполагает последующий судебный контроль. В решении Конституционного Суда были также сформулированы параметры данного контроля. Оценка судом законности и обоснованности изъятия у собственника или законного владельца того или иного имущества в связи с приобщением его к уголовному делу в качестве вещественного доказательства не может, по смыслу статей 81 и 82 УПК Российской Федерации, ограничиваться установлением формального соответствия закону полномочий применяющих данную меру должностных лиц органов предварительного расследования. Суд должен прийти к выводу, что иным способом обеспечить решение стоящих перед уголовным судопроизводством задач невозможно. В таких случаях должны приниматься во внимание как тяжесть преступления, в связи с расследованием которого решается вопрос об изъятии имущества, так и особенности самого имущества, в том числе его стоимость, значимость для собственника и общества, возможные негативные последствия изъятия имущества (Постановление от 11 января 2018 года N 1-П).

Помимо прочего, важность обеспечения судебной защиты предопределяется также правомочием суда направить - в случае сомнения в конституционности подлежащего применению законоположения - запрос в Конституционный Суд.

Право на полную, справедливую и эффективную судебную защиту на основе равенства всех перед законом и судом предполагает не только право на законный суд, но и соблюдение требований объективности и беспристрастности судей. Будучи принципом судопроизводства, независимость судей не должна подвергаться сомнению ни с субъективной точки зрения участников судебного процесса, ни с объективной точки зрения, выражающей публичную потребность в авторитетной и пользующейся доверием общества судебной власти, решения которой должны быть не только формально законными, но и легитимными, то есть восприниматься как справедливые и безупречные, а следовательно, служащие целям действенной судебной защиты (Постановление от 9 ноября 2018 года N 39-П; Определение от 12 марта 2019 N 581-О).

В целом, как следует из выраженных Конституционным Судом правовых позиций, право на судебную защиту, будучи основополагающей гарантией обеспечения принципа справедливости, включает в себя не только право на обращение в суд, но и гарантированную государством возможность получения реальной судебной защиты путем восстановления нарушенных прав и свобод. Иное не согласуется с универсальным для всех видов судопроизводства требованием эффективного восстановления в правах посредством правосудия, отвечающего критериям справедливости (постановления от 3 февраля 1998 года N 5-П, от 28 мая 1999 года N 9-П, от 11 мая 2005 года N 5-П, от 25 апреля 2011 года N 6-П, от 15 октября 2020 года N 41-П).

Конституционное равноправие может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования правовой нормы всеми правоприменителями. Противоречивая правоприменительная практика нарушает принцип равенства, предполагающий одинаковый подход к лицам, находящимся в равных или сходных условиях. Без соблюдения общеправового критерия определенности, ясности и недвусмысленности правовой нормы невозможно ее единообразное понимание и, соответственно, применение.

Отсутствие в системе правового регулирования специально установленных законодателем критериев, обеспечивающих однозначный и предсказуемый выбор между нормами, само по себе еще не свидетельствует об их неконституционности, поскольку соответствующая степень определенности может обеспечиваться в правоприменительной практике в том числе за счет толкования, даваемого судами. Применительно же к сфере уголовно-правовых отношений требования к нормам, устанавливающим уголовную ответственность, должны быть особенно высоки, что предопределяет повышенный стандарт обеспечения определенности правового регулирования в рамках компетенции судебной власти. Помимо конституционного истолкования, осуществляемого Конституционным Судом Российской Федерации, такая определенность для судов, к которым относится и заявитель, может быть обеспечена в рамках полномочия Верховного Суда Российской Федерации давать разъяснения по вопросам судебной практики в постановлениях Пленума Верховного Суда Российской Федерации (Определение от 9 июля 2021 года N 1374-О).

В данном контексте особое значение приобретает единообразие судебной практики, а также последовательность и непротиворечивость практики самих высших судебных органов в качестве непременного условия единообразия. Противоречия в судебных интерпретациях создают предпосылки для произвольного применения закона и, снижая предсказуемость правовых последствий действий субъектов правовых отношений, ведут к нарушениям конституционного принципа равенства перед законом.

Конституционно значимое требование единства правоприменения и приоритетной роли судебного правоприменения обусловливает важность устойчивости и непротиворечивости практики высших судебных инстанций, а также усилий по поддержанию единообразия всего судебного правоприменения. При этом, как было отмечено Конституционным Судом, выносимые коллегиями Верховного Суда акты не могут рассматриваться как отражающие позицию Верховного Суда в целом, а потому, не обладая свойствами, присущими постановлениям Президиума Верховного Суда по конкретным делам, не являются основанием для отмены по вновь открывшимся или новым обстоятельствам вступивших в законную силу судебных актов, тем более по делам, которые не были предметом рассмотрения судебной коллегии Верховного Суда (Постановление от 17 октября 2017 года N 24-П).

В ходе судебного правоприменения отдельные недостатки нормативного регулирования, не противоречащие сами по себе конституционным положениям, могут как преодолеваться, так и, напротив, усугубляться, обретая конституционно значимый характер. В частности, Конституционным Судом было установлено, что указание в Федеральном законе "О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд" на необходимость включения в реестр недобросовестных поставщиков информации об учредителях юридического лица, в частности в случае одностороннего отказа заказчика от исполнения контракта в связи с существенным нарушением его условий другой стороной контракта, и практика его применения в соответствии с буквальным смыслом данной нормы, то есть без учета корпоративных прав учредителей акционерного общества, а значит, и их возможностей через свое корпоративное участие в той или иной степени влиять на деятельность акционерного общества в спорный период, не обеспечивают надлежащей защиты прав и законных интересов физических лиц - учредителей акционерного общества, которые не являются его участниками (акционерами) к моменту заключения и исполнения этим юридическим лицом контракта в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд. Признав рассмотренное положение названного Закона не соответствующим Конституции в той мере, в какой оно позволяет включать в реестр недобросовестных поставщиков информацию о физических лицах - учредителях юридического лица (акционерного общества), которые не являются его участниками (акционерами) к моменту заключения и исполнения этим юридическим лицом контракта в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд, Конституционный Суд подчеркнул, что решение о внесении сведений о физическом лице - одном из учредителей общества - в реестр недобросовестных поставщиков в составе информации о юридическом лице, без учета судами, уполномоченным органом и иными лицами его корпоративного участия в деятельности недобросовестно действовавшего юридического лица, не отвечает общим принципам юридической ответственности, ведет к нарушению прав и законных интересов. Допускаемый в судебной практике подход, при котором наличие в едином государственном реестре юридических лиц на момент рассмотрения дела судом информации о недостоверности сведений об одном из учредителей акционерного общества, имеющей юридическое значение, может не учитываться при решении вопроса о возможности включения в реестр недобросовестных поставщиков информации об учредителе юридического лица (акционерного общества) - физического лица, которое не является его участником (акционером) к моменту заключения и исполнения этим юридическим лицом контракта в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд, был расценен Конституционным Судом как противоречащий целям достижения справедливого баланса прав и законных интересов лиц, участвующих в размещении и исполнении заказов для государственных и муниципальных нужд, государства и общества в целом. Без исследования обстоятельств, подтверждающих или опровергающих добросовестность, разумность и осмотрительность действий (бездействия) физического лица - одного из учредителей общества, в том числе действий, связанных со своевременной подачей заявления о недостоверности сведений, содержащихся в едином государственном реестре юридических лиц, в регистрирующий орган в случае выхода такого лица из состава общества до заключения контракта (равно как и в случае, если это лицо не являлось учредителем общества, но сведения о нем как одном из учредителей внесены в данный реестр при регистрации юридического лица), как было разъяснено Конституционным Судом, невозможно установить обоснованность внесения сведений о нем в реестр недобросовестных поставщиков (Постановление от 9 апреля 2020 года N 16-П).

Во избежание складывания противоречащей Конституции правоприменительной практики Конституционный Суд обращает внимание правоприменителя и прежде всего судей на необходимость системного, а не формального, толкования реализуемых норм, в том числе учета существующих между ними субординационных отношений. Так, например, ранее было разъяснено, что издание Президентом Российской Федерации указов, восполняющих пробелы в правовом регулировании по вопросам, требующим законодательного решения, возможно при условии, что они не противоречат Конституции и федеральным законам, а их действие во времени ограничивается периодом до принятия соответствующих законодательных актов (постановления от 30 апреля 1996 года N 11-П, от 30 апреля 1997 года N 7-П).

С опорой на данную правовую позицию Конституционный Суд указал, что в настоящее время применение Указа Президента Российской Федерации "О свободе торговли" правомерно лишь при условии соблюдения правил организации и осуществления торговой деятельности, предусмотренных Федеральным законом "Об основах государственного регулирования торговой деятельности в Российской Федерации". Это, в частности, означает недопустимость распространения на сферу разносной торговли утверждаемых органами местного самоуправления схем размещения нестационарных торговых объектов на земельных участках, в зданиях, строениях, сооружениях, находящихся в государственной собственности или муниципальной собственности, равно как и запрета ими данной формы торговли на территории своих муниципальных образований. Иное истолкование и применение оспариваемых нормативных положений, по сути, порождало бы возможность произвольного ограничения права на свободное использование своих способностей и имущества для занятия торговой деятельностью при отсутствии оснований, предусмотренных федеральным законом (Определение от 16 января 2018 года N 10-О).

В случае, если суды ограничиваются лишь формальным подтверждением отсутствия разрешения (согласия) на приватизацию, это, как было разъяснено Конституционным Судом, умаляет конституционно предусмотренное право на судебную защиту (Постановление от 3 ноября 1998 года N 25-П).

В целях недопущения формального применения норм права решения Конституционного Суда иногда содержат рекомендации, ориентирующие правоприменителей. Так, например, рассмотрев вопрос о конституционности Федерального закона от 18 июля 2017 года N 163-ФЗ, дополнившего часть первую Налогового кодекса Российской Федерации статьей 54.1, согласно которой налогоплательщик вправе уменьшить налоговую базу (сумму налога) при соблюдении следующих условий: отсутствует искажение сведений о фактах хозяйственной жизни и об объектах налогообложения, сделка совершена не с целью неуплаты или неполной уплаты налога, а также его зачета или возврата, контрагент налогоплательщика исполнил обязательство по сделке, - Конституционный Суд, установив, что названный Закон вступает в силу по истечении одного месяца со дня его официального опубликования и что нормативные положения, регулирующие общие положения о налоговом контроле, применяются к налоговым проверкам, состоявшимся после дня вступления его в силу и тем самым относятся к охваченным указанными проверками налоговым периодам, признал проверяемое регулирование согласующимся с общим принципом действия закона, в том числе во времени и по кругу лиц. Вместе с тем, с учетом того, что в силу данного законоположения обстоятельства, связанные с тем, что первичные документы подписаны ненадлежащим лицом, контрагент нарушил законодательство о налогах и сборах или можно было совершить другую законную сделку с тем же экономическим результатом, не являются самостоятельным основанием для признания налоговой выгоды необоснованной, Конституционный Суд подчеркнул, что правоприменитель при разрешении дел, относящихся к прошлым налоговым периодам, не лишен возможности учесть правовые позиции высших судов по вопросам оценки обоснованности получения налогоплательщиками налоговой выгоды, в случае если для этого есть основания и это улучшает положение налогоплательщиков (Определение от 29 мая 2018 года N 1152-О).

В частности, поскольку конституционные гарантии охраны частной собственности законом и допустимости лишения имущества не иначе как по решению суда, как и гарантии судебной защиты распространяются и на гражданско-правовые отношения, и на отношения государства и личности в области публичного права, постольку конституционное предписание о лишении имущества не иначе как по решению суда предполагает принятие судом не сугубо формального решения в юрисдикционной процедуре, допускающей лишение собственности в качестве меры юридической ответственности, а в соответствии с конституционными гарантиями судебной защиты прав и свобод (постановления от 18 февраля 2019 года N 11-П, от 15 октября 2020 года N 41-П).

Отводя суду основную роль в разрешении возникающих споров между налоговым органом и налогоплательщиком - а значит, в поддержании справедливого баланса между преимущественно фискальными интересами государства и частными экономическими интересами, Конституционный Суд указывает, что такие споры подлежат разрешению на основе принципов состязательности судопроизводства и равенства прав сторон, с исследованием по существу фактических обстоятельств дела (постановления от 29 апреля 2020 года N 22-П, от 8 декабря 2017 года N 39-П, от 27 октября 2015 года N 28-П, от 6 июня 1995 года N 7-П). При рассмотрении вопроса о привлечении налогоплательщика к ответственности за нарушение налоговых обязательств суд не может ограничиться формальной констатацией лишь факта нарушения этих обязательств, не выявляя иные связанные с ним обстоятельства, в том числе наличие или отсутствие состава налогового правонарушения, вины соответствующих субъектов (определения от 10 марта 2016 года N 571-О, от 27 февраля 2020 года N 491-О). Равным образом, суд, рассматривающий дело о ликвидации юридического лица, вправе, не ограничиваясь содержащимися в едином государственном реестре юридических лиц сведениями, всесторонне и наиболее полным образом с учетом фактических обстоятельств конкретного дела исследовать все доказательства (определения от 10 марта 2016 года N 571-О, от 10 ноября 2016 года N 2371-О, от 25 апреля 2019 года N 925-О).

Помимо того, Конституционный Суд счел неконституционной правоприменительную практику ввиду использования правоприменителем сугубо формального критерия дифференциации, чем создавались необоснованные препятствия при реализации права законных представителей детей-инвалидов, использующих принадлежащие им транспортные средства для обеспечения нужд детей-инвалидов в соответствии с медицинскими показаниями, на получение соответствующей компенсации; кроме того, законный представитель - владелец транспортного средства, фактически используемого для обеспечения нужд ребенка-инвалида, будучи вынуждаем при приобретении этого транспортного средства оформлять право собственности на него исключительно на ребенка-инвалида, тем самым несет излишнее обременение и непосредственно при приобретении транспортного средства, и в процессе его последующей эксплуатации. Тем самым в нарушение конституционных принципов справедливости, юридического равенства, а также правового и социального государства создавались не имеющие разумного оправдания различия между лицами, фактически относящимися к одной категории, а именно между законными представителями, использующими для обеспечения нужд детей-инвалидов транспортные средства, принадлежащие детям-инвалидам, и законными представителями, использующими в тех же целях свои транспортные средства (Постановление от 27 июня 2017 года N 17-П).

Рассмотрение отдельных нормоконтрольных ситуаций может выявить пренебрежение со стороны субъекта нормотворчества и правоприменителей сразу несколькими аспектами принципа справедливости. В этой связи в одном итоговом решении Конституционного Суда может быть указано и на несоблюдение пропорциональности мер юридической ответственности серьезности нарушений, и на ненадлежащее обеспечение баланса прав и интересов участников соответствующих правоотношений. Так, отсутствие в Гражданском кодексе Российской Федерации "конкретного перечня положений, нарушение которых может привести к ликвидации юридического лица, то есть его прекращению без перехода прав и обязанностей в порядке правопреемства, не означает, что данная санкция может применяться по одному лишь формальному основанию - в связи с неоднократностью нарушений обязательных для юридических лиц правовых актов". Исходя из общеправовых принципов юридической ответственности (в том числе наличия вины) и конституционно установленных критериев ограничения прав и свобод, соблюдение которых обязательно не только для законодателя, но и для правоприменителя, оспариваемая норма (в соответствующем случае - пункт 2 статьи 61 ГК Российской Федерации) предполагает, что неоднократные нарушения закона в совокупности должны быть столь существенными, чтобы позволить арбитражному суду с учетом всех обстоятельств дела, включая оценку характера допущенных юридическим лицом нарушений и вызванных им последствий, - принять решение о ликвидации юридического лица в качестве меры, необходимой для защиты прав и законных интересов других лиц". Помимо того, как было подчеркнуто Конституционным Судом, законодатель был обязан обеспечить баланс прав и законных интересов акционеров и третьих лиц, что применительно к ликвидации акционерного общества означает соразмерность этой меры воздействия и адекватность конституционно защищаемым ценностям, с тем чтобы потери кредиторов в связи с неспособностью акционерного общества платить по долгам могли быть предотвращены либо уменьшены, интересы граждан, перед которыми акционерное общество несет ответственность за причинение вреда жизни или здоровью, - защищены, обеспечивалась выплата выходных пособий и оплата труда лицам, работающим по трудовому договору, выплата вознаграждений по авторским договорам, а также обеспечивалось выполнение обязанностей акционерного общества по платежам в бюджет и внебюджетные фонды. Из этого следует, что формально-нормативные показатели, с которыми законодатель связывает необходимость ликвидации акционерного общества, должны объективно отображать наступление критического для акционерного общества финансового состояния, создающего угрозу нарушений прав и законных интересов других лиц (Постановление от 18 июля 2003 года N 14-П).

От принципа справедливости производно последовательно обращаемое Конституционным Судом к судебному правоприменению требование о недопустимости формального применения норм права. В случаях, когда суды не исследуют по существу обстоятельства дела, ограничиваясь только установлением формальных условий применения нормы, право на судебную защиту, закрепленное статьей 46 (часть 1) Конституции, оказывается существенно ущемленным, а конституционным правам и свободам не обеспечивается реальное действие (постановления от 30 июня 2020 года N 31-П, от 11 июля 2017 года N 20-П, от 14 июля 2003 года N 12-П).

В этой связи, в частности, Конституционным Судом было разъяснено, что положения Жилищного кодекса Российской Федерации, на основании которых гражданам, страдающим тяжелыми формами хронических заболеваний, предоставляются вне очереди жилые помещения по договорам социального найма, по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующего правового регулирования обязывают правоприменительные органы, в том числе суды, учитывать, принимая соответствующие решения, все заслуживающие внимания обстоятельства, обеспечивая справедливое соотношение прав и законных интересов таких граждан с правами, законными интересами и обязанностями их опекунов, а также граждан, включенных органами публичной власти в список нуждающихся в улучшении жилищных условий (Постановление от 1 февраля 2021 года N 3-П).

Будучи серьезным препятствием на пути установления основанного на принципе справедливости баланса конституционно признанных интересов, формализм в правоприменении подлежит преодолению через учет конституционно значимых целей, стоящих перед соответствующим регулированием.

***

Справедливость - не только высшая, но и вечная цель права. Отображая саму сущность права, принцип справедливости предполагает достижение этой цели - защиту чтимых обществом ценностей и обеспечение их непротиворечивого соотношения друг с другом - средствами нормотворчества и правоприменения, а также, в качестве экстраординарной гарантии, конституционного нормоконтроля.

Утверждение принципа справедливости в конституционном судопроизводстве обеспечивается всеобъемлющим анализом нормативного, правоприменительного и международно-правового контекстов. Для конституционного правосудия конституционность нормы и ее справедливость нераздельны.

1.4. Правовая определенность и поддержание доверия граждан к закону и действиям публичной власти

1.4.1.

Правовая определенность как конституционно значимое свойство нормативных актов обеспечивает устойчивость регулируемых на их основе правоотношений, позволяя тем самым предвидеть действия публичной власти, оценивать их законность, знать способы защиты при нарушении основных прав и свобод.

Не получив прямого конституционного закрепления, категория правовой определенности и ее значимость были обоснованы конституционно-судебной практикой, трактующей правовую определенность и как общеправовое требование, и как конституционный принцип.

В одном из первых своих решений Конституционный Суд указал на то, что "возможность произвольного понимания и применения норм закона является нарушением конституционно признанного равенства всех перед законом и судом; общеправовой критерий определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы вытекает из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом, поскольку такое равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования нормы всеми правоприменителями" (Постановление от 25 апреля 1995 года N 3-П).

В дальнейшем эта позиция получила развитие в других решениях Конституционного Суда. В частности, в указании на то, что общеправовой критерий формальной определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы (формальной определенности закона), обусловленный природой нормативного регулирования в правовых системах, основанных на верховенстве права, непосредственно вытекает из конституционно закрепленных принципа юридического равенства, принципа верховенства Конституции и основанных на ней федеральных законов. Неопределенность содержания правовых норм влечет неоднозначное их понимание и, следовательно, неоднозначное применение, создает возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения и ведет к произволу, а значит - к нарушению указанных конституционных принципов, реализация которых не может быть обеспечена без единообразного понимания и толкования правовой нормы всеми правоприменителями (постановления от 15 июля 1999 года N 11-П, от 11 ноября 2003 года N 16-П).

Требование правовой определенности распространяется на всю систему законодательства и на все сферы правоприменения. Определенность требует согласованного правового регулирования общественных отношений: противоречащие друг другу правовые нормы порождают и противоречивую правоприменительную практику, возможность произвольного их применения ослабляет гарантии государственной защиты конституционных прав и свобод (Постановление от 29 июня 2004 года N 13-П). Отступление от принципа правовой определенности может быть оправдано только обстоятельствами существенного и непреодолимого характера (Постановление от 21 января 2010 года N 1-П).

Содержание принципа правовой определенности раскрывается Конституционным Судом в следующих, предъявляемых к нормотворческой и правоприменительной деятельности, требованиях: стабильность правового регулирования; ясность, недвусмысленность и согласованность правовых норм, правоприменительных решений; единообразное применение закона, включая единство судебной практики; устойчивость правоприменительной практики.

Лежащая на законодателе обязанность формулировать правовые предписания с достаточной степенью точности, позволяющей гражданину (объединению граждан) сообразовывать с ними свое поведение - как запрещенное, так и дозволенное, не исключает использования оценочных или общепринятых понятий, значение которых должно быть доступно для восприятия и уяснения субъектами правоотношений либо непосредственно из содержания нормативного положения или из системы взаимосвязанных положений, рассчитанных на применение к неограниченному числу конкретных правовых ситуаций, либо посредством выявления более сложной взаимосвязи правовых предписаний, в частности с помощью даваемых судами разъяснений, а также не вызывает разногласий у субъектов правоотношений (постановления от 14 апреля 2008 года N 7-П, от 5 марта 2013 года N 5-П, от 31 марта 2015 года N 6-П, от 4 июня 2015 года N 13-П, от 22 июня 2017 года N 16-П, от 8 декабря 2017 года N 39-П).

Помимо того, правовая определенность с необходимостью предполагает осведомленность относительно действующего регулирования, затрагивающего права и законные интересы, а также относительно порядка его применения. Конституция, указывает Конституционный Суд, разграничивая категории "опубликование" и "обнародование", не допускает того, чтобы закон или иной нормативный правовой акт, затрагивающий права, свободы и обязанности человека и гражданина, вступил бы в силу после обнародования отличным от официального опубликования способом (Постановление от 27 мая 2021 года N 23-П).

1.4.2.

Принцип правовой определенности находится в тесной системной связи с рядом иных конституционных принципов.

Уже в ранних решениях Конституционного Суда неопределенность содержания закона и противоречивая практика его применения соотносились с нарушением конституционного принципа равенства (Постановление от 25 апреля 1995 года N 3-П).

Впоследствии это, заложенное на начальном этапе конституционного нормоконтроля, понимание принципа правовой определенности получило дальнейшее развитие в констатации положительной связи, существующей между ясностью правовой нормы и конституционно провозглашенным равенством всех перед законом и судом, поскольку таковое может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования нормы всеми правоприменителями (Постановление от 15 июля 1999 года N 11-П).

Осуществляемое законодателем правовое регулирование - в силу конституционных принципов правового государства, верховенства закона и юридического равенства - должно отвечать требованиям определенности, ясности и непротиворечивости, а механизм его действия должен быть понятен субъектам соответствующих правоотношений из содержания конкретного нормативного положения или системы находящихся в очевидной взаимосвязи нормативных положений (Постановление от 24 марта 2014 года N 5-П).

Юридическое равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного применения правовых норм, возможного только при наличии их формальной определенности, точности, ясности, недвусмысленности и согласованности в системе действующего правового регулирования (Постановление от 20 апреля 2009 года N 7-П).

Двусмысленность же содержания правовой нормы, напротив, допускает возможность неограниченного правоприменительного усмотрения, с неизбежностью ведет к произволу, а значит, к нарушению и принципа равенства, и принципа верховенства закона. В том числе неопределенность содержания правовой нормы создает предпосылки для злоупотребления исполнительной властью своими полномочиями, ослабляет гарантии защиты конституционных прав и свобод, вследствие чего самого по себе нарушения требования определенности правовой нормы достаточно для признания неконституционности такой нормы (постановления от 6 апреля 2004 года N 7-П, от 21 января 2010 года N 1-П).

Помимо того, принцип правовой определенности обеспечивает соблюдение конституционно значимых требований, предполагаемых принципом соразмерности. Для того, чтобы исключить возможность несоразмерного ограничения основных прав и свобод в конкретной правоприменительной ситуации, норма должна быть формально определенной, точной, четкой и ясной, не допускающей расширительного толкования установленных ограничений и, следовательно, произвольного их применения (Постановление от 30 октября 2003 года N 15-П).

В значительной степени требование правовой определенности соотносится Конституционным Судом с принципом поддержания доверия к закону и действиям государства (публичной власти).

Подразумевая в своем психологическом аспекте доверие частных лиц к публичной власти, принцип стабильности тесно связан с принципом поддержания доверия частных лиц к закону и действиям государства.

Конституционный Суд неоднократно обращал внимание на то, что реализация принципа поддержания доверия граждан к закону и действиям государства подразумевает ответственность законодателя за качество принимаемых решений, обеспечение присущей природе законодательных актов стабильности правового регулирования, недопустимость внесения произвольных изменений в действующую систему правовых норм, надлежащее гарантирование прав и законных интересов субъектов длящихся правоотношений в случае внесения изменений в условия их реализации, предоставление гражданам и их объединениям адекватных временных и иных возможностей для адаптации к изменившимся нормативным условиям приобретения и реализации соответствующих прав и свобод; при этом значение данного принципа не сводится лишь к сфере собственно законодательного регулирования, а в полной мере распространяется и на действия государства, связанные с заключением и исполнением международных договоров Российской Федерации (постановления от 24 мая 2001 года N 8-П, от 29 января 2004 года N 2-П, от 20 апреля 2010 года N 9-П, от 27 марта 2012 года N 8-П, от 1 июля 2015 года N 18-П).

Данный принцип предполагает правовую определенность, сохранение разумной стабильности правового регулирования, недопустимость внесения произвольных изменений в действующую систему норм, предсказуемость политики в социальной сфере, с тем чтобы участники соответствующих правоотношений могли в разумных пределах предвидеть последствия своего поведения и быть уверенными в неизменности своего официально признанного статуса, приобретенных прав, действенности их государственной защиты, то есть в том, что приобретенное ими на основе действующего законодательства право будет уважаться властями и будет реализовано; иначе новое правовое регулирование, по существу, будет означать отмену для них прав, приобретенных в соответствии с ранее действовавшим законодательством и реализуемых в конкретных правоотношениях (Определение от 4 апреля 2006 года N 89-О).

Раскрывая содержание требования правовой определенности применительно к качеству нормативного материала, Конституционный Суд, в частности, указывает на то, что правовая определенность - непременное условие стабильности и предсказуемости в сфере гражданского оборота, надлежащего уровня взаимного доверия между его участниками (Постановление от 22 июня 2017 года N 16-П).

Тем самым принцип поддержания доверия тесно связан с предсказуемостью нормотворческой политики, с тем чтобы участники соответствующих правоотношений могли в разумных пределах предвидеть последствия своего поведения и быть уверенными в неизменности своего официально признанного статуса, приобретенных прав, действенности их государственной защиты (постановления от 16 декабря 1997 года N 20-П, от 19 июня 2002 года N 11-П, от 23 апреля 2004 года N 9-П; Определение от 4 декабря 2003 года N 415-О).

Вводящий ограничения закон не может затрагивать существо основного права, то есть фактически отменять его. Изменение законодателем ранее установленных правил должно осуществляться при обеспечении поддержания доверия граждан к закону и действиям государства. Отсюда вытекает требование предсказуемости законодательства и правоприменения, недопустимости их произвольных изменений. Участники соответствующих правоотношений должны быть уверены в неизменности приобретенных прав, действенности их защиты. Означая сохранение разумной стабильности правового регулирования и недопустимость внесения произвольных изменений в действующую систему норм, принцип доверия предполагает предоставление гражданам возможности адаптироваться к новому регулированию (в частности, посредством установления временного регулирования). Нормативные изменения, объективно обусловленные и влекущие за собой неблагоприятные последствия для статуса частных лиц, следует опосредовать предоставлением некоторого переходного периода. Все обстоятельства, позволяющие определить достаточную продолжительность того или иного переходного периода, подлежат тщательному выяснению. Так, применительно к изменению правил исчисления сроков исковой давности по обязательствам, сроки исполнения которых не определены или определены моментом востребования, и применению этого нового правила к правоотношениям, возникшим до его введения в действие, Конституционный Суд, основываясь на соотношении принципов правовой определенности и поддержания доверия к закону и действиям государства, а также учитывая специфику регулируемых отношений, признал переходный период продолжительностью менее 4 месяцев недостаточным, а соответствующее регулирование - неконституционным (Постановление от 15 февраля 2016 года N 3-П).

В контексте данного принципа надлежит рассматривать конституционно значимое требование о недопустимости придания обратной силы закону, ухудшающему права граждан и означающему, по существу, отмену для этих лиц права, приобретенного ими в соответствии с ранее действовавшим законодательством и реализуемого ими в конкретных правоотношениях. Законодатель, исходя из общего принципа действия закона на будущее время и реализуя свое исключительное право на придание закону обратной силы, обязан учитывать специфику регулируемых правом общественных отношений, прежде всего то, что придание закону обратной силы имеет место преимущественно в интересах индивида в отношениях, возникающих между ним и государством в публичной сфере, включая уголовное, налоговое, пенсионное регулирование (решение от 1 октября 1993 года N 81-р; постановления от 24 мая 2001 года N 8-П, от 26 декабря 2002 года N 17-П, от 29 января 2004 года N 2-П, от 28 января 2020 года N 5-П; определения от 25 января 2007 года N 37-О-О, от 15 апреля 2008 года N 262-О-О, от 20 ноября 2008 года N 745-О-О, от 16 июля 2009 года N 691-О-О).

Доверие граждан к закону и действиям государства выступает необходимым условием поддержания гражданского мира - ключевой конституционной ценности, на утверждение которой направлены основные усилия конституционного нормоконтроля. При разрешении дел, касающихся значимых социальных проблем, таких как защита прав инвалидов вследствие чернобыльской катастрофы (постановления от 19 июня 2002 года N 11-П, от 10 ноября 2009 года N 17-П, от 20 декабря 2010 года N 21-П), беременных женщин, женщин, находящихся в отпуске по беременности и родам, многодетных семей (постановления от 22 марта 2007 года N 4-П, от 6 декабря 2012 года N 31-П, от 27 марта 2018 года N 13-П), инвалидов Великой Отечественной войны (Постановление от 6 февраля 2014 года N 2-П), Конституционный Суд опирается в том числе на принцип поддержания доверия. Устраняя эти, затрагивающие интересы нуждающихся в повышенной социальной защите категорий граждан, дефекты правового регулирования, он вносит осязаемый вклад в поддержание социального мира.

Принцип поддержания доверия распространяется Конституционным Судом и на правоприменение. Обеспечение единства правоприменительной практики напрямую связано с соблюдением принципа поддержания доверия граждан к закону и действиям государства при изменении законодателем ранее установленных правил, оказывающем неблагоприятное воздействие на правовое положение лиц, которых оно затрагивает, и порывающем с существовавшей ранее устойчивой правоприменительной практикой. Доверие к суду, что неоднократно отмечалось в решениях Конституционного Суда, во многом зависит от квалифицированного подхода к рассмотрению и разрешению споров, позволяющего вынести законное, обоснованное и справедливое решение и исключающего неоднозначное правоприменение. Судебная практика по одинаковым категориям дел не должна быть противоречивой и характеризоваться различным пониманием отдельных норм законодательства и подзаконных нормативных правовых актов.

Предметное наполнение принципа поддержания доверия получает последовательное развитие в конституционно-контрольной практике.

Так, исходя из принципа поддержания доверия, Конституционный Суд пришел к выводу, что возложение расходов, связанных с обеспечением перетока электрической энергии ее потребителям, исключительно на собственников (владельцев) объектов электросетевого хозяйства требует установления правового механизма возмещения данных расходов, отвечающего принципам справедливости и соразмерности (Постановление от 25 апреля 2019 года N 19-П).

Также, обратившись к принципу поддержания доверия, Конституционный Суд указал, что действия налоговых органов, повлекшие невозможность принудительного взыскания налоговой недоимки, порождают у лица законные основания ожидать, что причинение соответствующего вреда не будет ему вменено на основании гражданско-правовых положений (Постановление от 2 июля 2020 года N 32-П).

В сфере частноправовых отношений, обращает внимание Конституционный Суд, поддержание принципа формальной определенности закона, предполагающего определенность и конкретность его предписаний, позволяет обеспечить стабильность и предсказуемость в сфере гражданского оборота, высокий уровень взаимного доверия между субъектами экономической деятельности (Постановление от 4 июня 2015 года N 13-П).

Отметим, что применяемый в зарубежной конституционно-контрольной практике принцип правомерных ожиданий, обязывающий государство гарантировать правовую стабильность путем максимально возможного учета обоснованных ожиданий граждан, сложившихся на почве ранее действовавшего регулирования, в определенной степени близок пониманию Конституционным Судом принципа поддержания доверия (постановления от 27 марта 2018 года N 13-П, от 14 января 2020 года N 2-П). В частности, реализуя данный принцип, Конституционный суд Кореи оценивает (1) наличие ожидания (интереса), подлежащего защите; (2) публичный интерес, который достигается путем введения нового (оспариваемого) регулирования; (3) баланс правовых интересов между установленным ожиданием частного лица и достигаемой оспоренным регулированием публичной целью (удовлетворением публичного интереса). Вытекающий из принципа правомерных ожиданий запрет бланкетного делегирования, требующий от законодателя при предоставлении органам исполнительной власти полномочий, связанных с ограничением прав, с достаточной точностью определить пределы административного усмотрения и определенные стандарты реализации соответствующего полномочия, также во многом схож с соответствующими правовыми позициями Конституционного Суда (Постановление от 31 мая 2016 года N 14-П).

1.4.3.

Именно от законодателя, отвечающего в условиях континентальной правовой семьи, к которой принадлежит и российское право, за качество нормативного регулирования, во многом зависит благополучие национальной правовой системы в целом.

Между тем, нарушающие конституционные принципы правового регулирования дефекты нормотворчества существенно снижают качество публичного управления (недостатки систематизации, фрагментарность, коллизионность, юридико-технические недочеты), оборачиваясь, в конечном итоге, неконституционностью и нормативного регулирования, и правоприменения.

Существенное значение для правовой определенности имеет учет системных связей правовых норм, их непротиворечивость в системе правового регулирования. Норма не должна утрачивать ясность и недвусмысленность при ее соотношении с регулированием такой же юридической силы и с вышестоящими правовыми нормами, а также при ее конкретизации нижестоящими нормами.

Такие нормотворческие дефекты, как непоследовательность структуры законодательных актов, затрудняющая их системное толкование, отсутствие системности регулирования, проявляющееся в несогласованности законодательных массивов, принадлежащих различным отраслям права, но регулирующим одни и те же объекты, взаимная противоречивость нормативных конструкций, серьезно осложняют правоприменение, в ряде случаев придавая ему неконституционный характер.

Декларативность и отсутствие надлежащих механизмов реализации, перегруженность отсылочными нормами, необеспеченность материальными ресурсами, претворение в жизнь спонтанных и мало продуманных законодательных инициатив не только снижают эффективность нормативного регулирования, но и выводят его за пределы конституционного поля.

Возможность проверки конституционности закона по порядку его принятия (при наличии неопределенности относительно соблюдения установленного конституционного порядка принятия законов и с учетом фактических обстоятельств конкретного дела устанавливается факт нарушения или соблюдения данного порядка), которой обладает Конституционный Суд, призвана оказывать превентивно дисциплинирующее воздействие законодателя. Тем не менее в отдельных случаях нарушение прав граждан, выявляемое Конституционным Судом, обусловлено недоработками юридико-технического характера, допускаемыми на различных этапах разработки законопроекта и отчасти обусловленными несоблюдением надлежащей процедуры.

В некоторых случаях нарушение прав граждан, выявляемое Конституционным Судом, обусловлено недоработками юридико-технического характера, допускаемыми на стадиях законопроектирования.

Применение несогласованных законоположений, влекущих внутриотраслевую либо межотраслевую коллизионность, снижает общественную поддержку действий публичной власти.

Поскольку правоприменительные, включая судебные, акты основаны на законодательстве, конституционно обусловленное качество правоприменения в немалой степени зависит от усилий законодателя. Не соответствующий конституционным требованиям ввиду своей неопределенности буквальный смысл нормы, как правило, не исправляется, но усугубляется истолкованием, получаемым в правоприменительной практике. Негативный эффект от использования законодателем неопределенного понятийного аппарата усиливается произвольным толкованием этих понятий правоприменительными органами. Так, например, неоднозначность используемого законодателем понятия "работы (услуги) по обслуживанию морских судов и судов внутреннего плавания в период их стоянки в портах" привела к его произвольному толкованию правоприменительными органами: решение Верховного Суда ориентировало правоприменительную практику фискальных государственных органов и арбитражных судов на придание соответствующему законоположению ограничивающего конституционные права заявителей смысла (Постановление от 28 ноября 2017 года N 34-П).

Неопределенность содержания правовой нормы допускает возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения, а значит, и нарушения не только принципов равенства и верховенства закона, но и конституционно установленных гарантий государственной, в том числе судебной, защиты прав, свобод и законных интересов граждан (постановления от 25 апреля 1995 года N 3-П, от 25 февраля 2004 года N 4-П, от 20 апреля 2009 года N 7-П, от 6 декабря 2011 года N 27-П, от 29 июня 2012 года N 16-П и от 22 апреля 2013 года N 8-П). В этой связи из принципов правового государства и справедливости вытекает обращенное к законодателю требование формальной определенности, недвусмысленности, ясности и непротиворечивости правового регулирования, взаимной согласованности предметно связанных между собой норм различной отраслевой принадлежности (постановления от 15 июля 1999 года N 11-П, от 27 мая 2003 года N 9-П, от 27 мая 2008 года N 8-П, от 27 июня 2013 года N 15-П, от 25 февраля 2014 года N 4-П, от 22 апреля 2014 года N 12-П, от 14 июля 2015 года N 20-П, от 17 января 2018 года N 3-П).

Отдельные аспекты принципа правовой определенности, применяемого в качестве критерия конституционности нормативного регулирования и диктующего предъявляемые к федеральному и региональному нормотворчеству требования, раскрываются при обращении к нему в различных нормоконтрольных ситуациях.

Вывод о неконституционности нормы в связи с нарушением принципа правовой определенности может быть продиктован явными юридико-техническими недостатками ее текста. Такова, например, ситуация, при которой гипотеза нормы формально охватывает определенный вид отношений, однако ее диспозиция не предназначена для их регулирования. В этой связи Конституционным Судом была установлена неприменимость к религиозным организациям, которые, обладая особым публично-правовым статусом, осуществляют предпринимательскую деятельность лишь постольку, поскольку это способствует достижению цели их создания (совместное исповедание и распространение веры), условий признания юридического лица фактически прекратившим свою деятельность, предусматриваемых Федеральным законом "О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей". Так как по своему буквальному смыслу оспариваемые законоположения рассчитаны на применение в отношении участников гражданского оборота, чья деятельность локализована в области экономических взаимоотношений и для которых проведение (или непроведение) операций по банковским счетам, по общему правилу, может служить определяющим признаком при решении вопроса, является ли организация действующей, притом что данный признак, однако, не имеет определяющего значения для религиозных организаций, данные законоположения, согласно указанию Конституционного Суда, подлежат истолкованию в контексте специального правового регулирования, осуществляемого применительно к религиозным организациям Федеральным законом "О свободе совести и о религиозных объединениях" (Постановление от 6 декабря 2011 года N 26-П).

В иных случаях нарушение принципа правовой определенности проявляется в отсутствии в тексте нормативного акта надлежащих легальных дефиниций. Так, например, рассмотрев положения Закона Российской Федерации "О средствах массовой информации", Конституционный Суд установил их неконституционность в той мере, в какой используемое в них понятие "участник средства массовой информации", не будучи конкретизировано действующим законодательством, создает неопределенность в установлении круга адресатов предусмотренного ею запрета (Постановление от 17 января 2019 года N 4-П).

К изъянам правовой определенности ведет и несоблюдение установленной иерархии нормативно-правовых актов. В частности, как было отмечено Конституционным Судом, "наличие на момент принятия Закона города Москвы "Об основах платного землепользования в городе Москве" федерального законодательства, которым регулируются отношения, касающиеся постоянного (бессрочного) пользования и пожизненного наследуемого владения земельными участками и их перерегистрации, исключает для законодательного органа субъекта Российской Федерации установление собственного регулирования в противоречие с федеральным. Принятые вопреки данному запрету, то есть с нарушением компетенции, акты субъектов Российской Федерации применению не подлежат, а ограничиваемые ими права граждан во всяком случае могут и должны быть восстановлены в процессе правоприменения на основе прямого действия Конституции Российской Федерации и приоритета федерального закона" (Постановление от 13 декабря 2001 года N 16-П).

Ввиду неточностей нормативно-правового характера, в том числе использования юридической терминологии, неадекватно отражающей природу и сущность определяемых правовых явлений, а также противоречивости и непоследовательности отдельных формулировок, - в частности, положений о "безвозмездном отчуждении объекта приватизации" (хотя фактически имеет место лишь возвращение имущества собственнику), а также положений, которыми неточно определяются субъекты, обязанные предъявлять иски в суде и согласовывать социальные условия конкурса, - Конституционным Судом было установлено нарушение принципа правовой определенности, допущенное в Федеральном законе "О приватизации государственного имущества и об основах приватизации муниципального имущества в Российской Федерации" (Постановление от 25 июля 2001 года N 12-П).

По итогам проверки законоположения, предусматривающего сохранение права пользования жилым помещением за бывшими членами семьи собственника приватизированного жилого помещения при условии, что в момент приватизации данного жилого помещения указанные лица имели равные права пользования этим помещением с лицом, его приватизировавшим, Конституционный Суд обусловил дисквалификацию оспариваемой нормы невозможностью устранения неопределенности в правовом регулировании посредством конституционно-правового истолкования оспариваемой нормы без ущерба для защиты прав тех или иных участников рассматриваемых правоотношений (Постановление от 24 марта 2015 года N 5-П).

Принцип правовой определенности предполагает установление ясных, четких правил привлечения к юридической ответственности, распространяясь также на критерии дифференциации, то есть установления юридически значимых различий в соответствии с существенными объективно обусловленными обстоятельствами (Постановление от 16 июля 2004 года N 14-П). В частности, в сфере юридической и в том числе налоговой ответственности недопустимы расплывчатые и неясные формулировки, поскольку иное приводит к произвольному привлечению налогоплательщика к ответственности. Предусматривая составы налоговых правонарушений, законодатель обязан выделять существенные признаки каждого конкретного правонарушения. В противном случае на практике оказывается невозможным дифференцировать и однозначно истолковать эти составы: диспозиции составов правонарушений выражаются в неопределенных, подчас неотличимых друг от друга понятиях, например, не могут быть разграничены такие понятия, как "сокрытый доход" и "заниженный доход" (Постановление от 15 июля 1999 года N 11-П).

Как отмечается в решениях Конституционного Суда, неточности и неясности налогового законодательства ведут к произвольному возложению налогового бремени, что не согласуется с конституционными принципами законного установления налогов и сборов. Формальная определенность налоговых норм предполагает их достаточную точность, чем обеспечивается их правильное понимание и применение, а расплывчатость налоговой нормы может привести к произвольному и дискриминационному ее применению государственными органами и должностными лицами в их отношениях с налогоплательщиками (Постановление от 28 марта 2000 года N 5-П). Поэтому предусмотренный в дефектных с точки зрения требований юридической техники нормах налог не может считаться законно установленным (Постановление от 8 октября 1997 года N 13-П).

1.4.4.

Принцип правовой определенности в своем широком понимании проявляет себя не только в плоскости нормативно-правового регулирования, но и в правоприменении, предполагая прежде всего стабильность судебных решений и устойчивость судебной практики в целом.

В правоприменительной деятельности требование формальной определенности, предполагающее точность и ясность законодательных предписаний, будучи неотъемлемым элементом верховенства права, выступает в качестве необходимой гарантии обеспечения эффективной защиты как от произвольных преследования, осуждения и наказания, так и от несоразмерного, избыточного ограничения прав и свобод (Постановление от 19 мая 2014 года N 15-П). Неясность и противоречивость правового регулирования препятствуют адекватному уяснению его содержания и предназначения, допускают возможность неограниченного усмотрения публичной власти в процессе правоприменения, создают предпосылки для административного произвола и избирательного правосудия, чем ослабляют гарантии защиты конституционных прав и свобод; поэтому самого по себе нарушения требования определенности правовой нормы вполне может быть достаточно для признания такой нормы не соответствующей Конституции (постановления от 20 декабря 2011 года N 29-П, от 19 июля 2017 года N 22-П).

Неоднозначная правоприменительная практика противоречит конституционному принципу равенства, предполагающему одинаковый подход к лицам, находящимся в равных или сходных условиях, и ослабляет гарантии государственной защиты прав, свобод и законных интересов граждан.

Конституционное равноправие может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования правовой нормы всеми правоприменителями. Без соблюдения общеправового критерия определенности, ясности и недвусмысленности правовой нормы невозможно ее единообразное понимание и, соответственно, применение (постановления от 5 июля 2001 года N 11-П, от 6 апреля 2004 года N 7-П, от 2 июня 2015 года N 12-П). Поскольку формальную определенность нормативного регулирования реализует, одновременно подтверждая в нем данное качество, единообразие его применения, постольку, подчеркивается Конституционным Судом, различное понимание окружными арбитражными судами их полномочий при осуществлении нормоконтроля, препятствующее единообразному применению норм права и правовых позиций Верховного Суда, нарушает конституционные принципы определенности закона и разумной стабильности правоотношений (Постановление от 6 декабря 2017 года N 37-П).

Принимая во внимание истолкование принципа правовой определенности, присутствующего в положениях Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (статья 6), в практике Европейского Суда по правам человека, он указывает на необходимость средств защиты от необоснованной отмены судебных постановлений, принятых в процедуре рассмотрения заявлений о пересмотре вступивших в законную силу судебных постановлений по вновь открывшимся обстоятельствам (Постановление от 19 марта 2010 года N 7-П).

Общеправовой принцип правовой определенности, подчеркивается Конституционным Судом, предполагает стабильность правового регулирования и исполнимость вынесенных судебных решений. Поэтому при установлении оснований для обжалования и пересмотра вступивших в законную силу судебных актов, сроков, в пределах которых допускается такое обжалование, а также при определении судебных инстанций, которые правомочны рассматривать соответствующие жалобы (представления), законодателю надлежит исходить из того, что участники гражданских правоотношений должны иметь возможность в разумных пределах предвидеть последствия своего поведения и быть уверенными в неизменности своего официально признанного статуса, приобретенных прав и обязанностей. Раскрывая содержание принципа применительно к процессуальным правоотношениям, связанным с пересмотром вступивших в законную силу судебных постановлений, Конституционный Суд, в частности, отмечает: "Поскольку проверка вступивших в законную силу судебных актов означает, по существу, возможность преодоления окончательности этих судебных актов, законодатель должен устанавливать такие институциональные и процедурные условия их пересмотра в порядке надзора, которые отвечали бы требованиям процессуальной эффективности, экономии в использовании средств судебной защиты, прозрачности осуществления правосудия, исключали бы возможность затягивания или необоснованного возобновления судебного разбирательства и тем самым обеспечивали бы справедливость судебного решения и вместе с тем - правовую определенность, включая признание законной силы судебных решений, их неопровержимости, без чего недостижим баланс публично-правовых и частно-правовых интересов" (Постановление от 5 февраля 2007 года N 2-П).

Помимо того, правовая определенность, будучи одним из важнейших проявлений верховенства права, обусловливает уважение принципа res judicata, предполагающего неопровержимость вступивших в законную силу окончательных судебных решений и установленных ими прав, обязанностей и правовых отношений сторон. На данный принцип Конституционный Суд последовательно опирается при рассмотрении вопросов судоустройства и судопроизводства. В частности, согласно выраженной им правовой позиции, эта важнейшая гарантия правовой определенности требует безусловного соответствия порядка осуществления должностными лицами Верховного Суда дискреционных полномочий, предусмотренных частью 3 статьи 381, частью 3 статьи 391.5 и статьей 391.11 ГПК Российской Федерации, частью 8 статьи 291.6, частью 7 статьи 308.4 и статьей 308.10 АПК Российской Федерации, конституционным нормам, включая раскрытый в решениях Конституционного Суда конституционно-правовой смысл положений процессуального законодательства. Реализация дискреционных полномочий не должна вступать в противоречие с правом на доступ к правосудию, правом на справедливое судебное разбирательство на основе принципов состязательности и равноправия сторон, с принципом независимости суда и судей, с принципом правовой определенности, а также не должна порождать не урегулированную законом процессуальную деятельность.

Тем самым немалую роль в обеспечении правовой определенности играет единообразное толкование правовых норм. Как было подчеркнуто Конституционным Судом, правомочие высшего судебного органа давать разъяснения по вопросам судебной практики является элементом конституционного механизма обеспечения единства и непротиворечивости правовой системы. Осуществление этого правомочия объективно не может не основываться на вырабатываемых им правовых позициях, содержащих толкование разъясняемых положений законодательства. Отрицание же права высшего суда на абстрактное толкование норм права и высказывание выражающих данное толкование правовых позиций означало бы умаление его конституционных функций и его предназначения в судебной системе (Постановление от 21 января 2010 года N 1-П).

Тем самым с учетом конституционно значимого требования единства правоприменения и приоритетной роли судебного правоприменения важную роль играет устойчивость и непротиворечивость практики высших судебных инстанций, а также действительное осуществление высшим судебным органом имеющей конституционное значение функции поддержания единообразия судебной практики. В частности, судебные акты, выносимые коллегиями Верховного Суда, не могут рассматриваться как отражающие позицию Верховного Суда в целом, а потому, не обладая свойствами, присущими постановлениям Президиума Верховного Суда по конкретным делам, не могут являться основанием для отмены по вновь открывшимся или новым обстоятельствам вступивших в законную силу судебных актов, тем более по делам, которые не были предметом рассмотрения судебной коллегии Верховного Суда. Если постановления Президиума Верховного Суда являются окончательными, принимаются в составе, представляющем Верховный Суд в целом, и только в случаях, имеющих особое значение, в частности для формирования единообразной правоприменительной практики, то определения, выносимые судебными коллегиями Верховного Суда при пересмотре конкретных дел в кассационном порядке, указанным критериям не отвечают (Постановление от 17 октября 2017 года N 24-П).

Принцип стабильности предполагает последовательность и преемственность не только нормативного регулирования, но и судебной практики, направляемой Верховным Судом посредством официальных разъяснений. Так, например, оценив ситуацию, создавшуюся в связи с принятием постановления Пленума Верховного Суда от 29 мая 2012 года N 9 "О судебной практике по делам о наследовании", содержащего толкование положений Гражданского кодекса Российской Федерации о направленном отказе от наследства, которое было противоположным действовавшему на протяжении нескольких десятилетий судебному толкованию как этих положений, так и соответствующих положений Гражданского кодекса РСФСР, Конституционный Суд отметил, что отсутствие в акте высшего суда специального указания на порядок совершения направленного отказа от наследства привело к тому, что в отношении участников возникших до его принятия наследственных правоотношений, которые соотносили свои действия с законом в его прежнем официальном толковании и полагали, что они могут предвидеть последствия этих действий и быть уверенными в неизменности приобретенных ими прав, был нарушен принцип правовой определенности (Постановление от 23 декабря 2013 года N 29-П).

Ввиду того что эффект от нарушения принципа правовой определенности, оказываемый текстуальными изъянами нормы, нередко самым существенным образом усиливается в ходе ее применения, при проверке определенности правовой нормы необходимое внимание уделяется правоприменительному контексту. Так, например, оценивая конституционность законодательного регулирования охоты, Конституционный Суд акцентировал внимание на крайне противоречивой правоприменительной практике, порожденной тем, что в оспариваемой норме не получил непосредственного разрешения вопрос о сроке (сроках), на который может быть рассчитано действие охотхозяйственного соглашения, заключенного без проведения аукциона (Постановление от 25 июня 2015 года N 17-П). Ввиду значительности производного от нормативного пробела разброса правоприменительных подходов был сделан вывод о невозможности дать оспоренной норме конституционное истолкование, уясняющее истинный замысел федерального законодателя и действительное нормативное содержание установленных им правил.

В целом, как следует из выраженных Конституционным Судом правовых позиций, правоприменительные органы, уполномоченные на вынесение решений, связанных с реализацией гражданами их прав, обязаны основываться на всестороннем исследовании фактических обстоятельств, включая оценку достоверности соответствующих сведений, обеспечивая тем самым реализацию конституционного принципа поддержания доверия граждан к закону и действиям государства и не допуская отступлений от принципа равенства в правоприменении (Постановление от 26 февраля 2018 года N 10-П). В том числе принятие решений (правоприменительных, правореализующих) должно происходить на основе строгого исполнения законодательных предписаний, а также внимательной и ответственной оценки фактических обстоятельств, с которыми закон связывает возникновение, изменение, прекращение прав (Постановление от 14 января 2016 года N 1-П).

Полноценное восприятие судебной практикой правовых позиций Конституционного Суда позволяет преодолеть нередкую, к сожалению, ситуацию, когда к негативно влияющей на соблюдении конституционных прав и свобод неопределенности ведет применение судами отраслевых норм только с учетом внутриотраслевого контекста, в отрыве от регулирования соответствующих отношений также и нормами конституционного права.

1.4.5.

Единообразное понимание (следовательно, и применение правовой нормы) обеспечивается соблюдением критерия ее определенности, ясности и недвусмысленности, который вытекает из конституционных принципов правового государства, верховенства закона и юридического равенства; неоднозначность, нечеткость и противоречивость правового регулирования ослабляют гарантии государственной, в том числе судебной, защиты прав, свобод и законных интересов граждан; поэтому самого по себе нарушения требования определенности правовой нормы может быть достаточно для признания такой нормы противоречащей Конституции (постановления от 20 декабря 2011 года N 29-П, от 22 апреля 2013 года N 8-П, от 16 апреля 2015 года N 8-П, от 2 июня 2015 года N 12-П, от 19 июля 2017 года N 22-П, от 16 марта 2018 года N 11-П, от 25 февраля 2019 года N 12-П, от 5 марта 2020 года N 11-П).

Как показывает анализ поступающих обращений, не все требующие нормативного упорядочения отношения охватываются применяемым в соответствующей сфере регулированием. Притом что Конституционный Суд не наделен специальным полномочием оценивать конституционность законодательных пробелов, проблема пробельности регулирования нередко неизбежно сопутствует основному вопросу, рассматриваемому при проверке конституционности нормативного правового акта Конституционным Судом. Тем самым, хотя само по себе наличие пробела в законе не образует основания допустимости обращения в Конституционный Суд (восполнение пробелов в действующем регулировании является прерогативой законодателя), однако если вследствие пробела в законе возникает непреодолимое с помощью ординарных юрисдикционных средств его противоречивое толкование и применение, ставящее под сомнение соблюдение принципа равноправия, вопрос приобретает конституционный характер и может быть решен посредством конституционной юрисдикции (постановления от 14 ноября 2005 года N 10-П, от 2 марта 2010 года N 5-П, от 6 декабря 2011 года N 27-П, от 31 марта 2015 года N 6-П).

Так, например, Конституционный Суд счел свидетельством наличия имеющего конституционную значимость пробела в правовом регулировании, вступающего в противоречие с конституционными гарантиями права частной собственности, права на жилище, а также принципами равенства, справедливости и соразмерности ограничений прав и свобод, отсутствие в системе действующего правового регулирования такого механизма расчета платы за коммунальную услугу по отоплению, который бы учитывал не только потребление на общедомовые нужды тепловой энергии, поступившей в многоквартирный дом по централизованным сетям теплоснабжения, но и использование в указанных целях тепловой энергии, выработанной установленными в отдельных помещениях такого дома индивидуальными источниками тепловой энергии, а значит, и расходы, фактически понесенные собственниками и пользователями помещений, отапливаемых автономно, на опосредованное отопление помещений общего пользования и тем самым дома в целом (Постановление от 27 апреля 2021 года N 16-П); а отсутствие в законодательстве минимального размера оплаты времени, в течение которого творческие работники не участвуют в создании и (или) исполнении (экспонировании) произведений или не выступают, - свидетельством наличия имеющего конституционную значимость пробела в правовом регулировании, вступающего в противоречие не только с конституционными гарантиями права на вознаграждение за труд без какой бы то ни было дискриминации, но и с принципами справедливости, соразмерности ограничений прав и свобод, уважения человека труда и самого труда (Постановление от 6 октября 2021 года N 43-П).

Таким образом, пробельность закона может являться основанием проверки его конституционности, когда пробел ведет к правоприменению, угрожающему соблюдению конституционных прав. По результатам оценки влияния законодательного пробела на конституционность регулирования законодателю предписывается преодолеть выявленный и влекущий негативные конституционно значимые последствия пробел.

Однако не любые формально-юридические пороки правового регулирования рассматриваются Конституционным Судом в качестве дефекта неопределенности, присущего норме и негативно влияющего на ее конституционность. В некоторых случаях констатация допущенных законодателем неточностей в определении тех или иных понятий и т.д. сопровождается указанием на недостаточность отмеченных изъянов для признания нормы неопределенной в конституционном смысле. Такой вывод может дополняться указанием на то, что отсутствие неопределенности в вопросе толкования нормы подтверждается устойчивой правоприменительной практикой, сформировавшей единообразное понимание конкретного нормативного регулирования (Постановление от 23 мая 2013 года N 11-П).

Принцип правовой определенности, помимо прочего, модулирует также содержание принципа конституционной сдержанности, обязывая орган конституционного нормоконтроля не допускать по итогам осуществляемого им юрисдикционного воздействия появления нормативных пробелов, а также иных конституционно значимых угроз устойчивости правового регулирования. Влияя на применяемую в актах конституционного нормоконтроля юридическую технику, это стремление обнаруживает себя в выявлении конституционного смысла рассматриваемой нормы и казуальном толковании Конституции, установлении временного < 1 > (до внесения необходимых законодательных изменений) и особого (специальные условия исполнения решения, как правило, отсрочивающие утрату рассмотренным законоположением юридической силы) < 2 > . Поскольку сама по себе дисквалификация нормативного акта не означает автоматического совершенствования законодательства, а в иных случаях ведет к появлению негативных в конституционно-правовом отношении пробелов, в ходе конституционного нормоконтроля все большее внимание уделяется интерпретации законодательства во взаимосвязи с практикой его применения. При этом блокируется не действие оспариваемой нормы, но ее неконституционный смысл. В тех сравнительно малочисленных случаях, когда норма целиком признается неконституционной (дисквалифицируется), Конституционный Суд, как правило, находит возможность непосредственного обращения к правоприменителю, предписывая временное регулирование вплоть до внесения необходимых изменений в законодательство. Вместе с тем параметры временного регулирования призваны ориентировать законодателя при разработке им требуемых изменений < 3 > .

< 1 > Ср., напр.: "Впредь до внесения в действующее правовое регулирование надлежащих изменений, вытекающих из настоящего Постановления, суды общей юрисдикции не вправе отказывать наследникам лица, записанного в качестве отца ребенка в книгу записей рождений с нарушениями требований закона, в принятии искового заявления об аннулировании такой записи, а если производство по делу возбуждено - прекращать производство по делу без его рассмотрения по существу" (Постановление от 2 марта 2021 года N 4-П); "Впредь до внесения указанных изменений в целях обеспечения в соответствии с действующим бюджетным законодательством исполнимости судебного акта по делу о взыскании судебных расходов в связи с признанием незаконными действий (бездействия) органа государственной власти (государственного органа) или его должностных лиц правоприменительным органам следует исходить из необходимости изменения судом по заявлению взыскателя способа и порядка исполнения такого судебного акта путем привлечения к субсидиарной ответственности вышестоящего по отношению к должнику органа государственной власти, имеющего лицевой счет в органах Федерального казначейства" (Постановление от 15 июля 2021 года N 37-П).

< 2 > Ср., напр.: "В течение одного года со дня вступления в силу настоящего Постановления органы местного самоуправления муниципальных образований, установившие в правилах благоустройства территории муниципального образования такое правовое регулирование, которое полностью исключает размещение нестационарных торговых объектов на образованных в надлежащем порядке и поставленных на государственный кадастровый учет земельных участках, относящихся к придомовой территории многоквартирного дома, должны привести это правовое регулирование в соответствие с конституционно-правовым смыслом норм федерального законодательства, выявленным в настоящем Постановлении. До истечения указанного срока допускается применение правил благоустройства в действующей редакции в части, не противоречащей иным положениям законодательства. Если необходимые изменения не будут внесены в указанный срок, следует исходить из того, что по его истечении запрет на размещение нестационарных торговых объектов на таких земельных участках, установленный правилами благоустройства территории муниципального образования, более не подлежит применению" (Постановление от 19 апреля 2021 года N 14-П).

< 3 > Подобно тому, как Конституционный Суд через толкование рассматриваемого законоположения нейтрализует его неконституционный смысл нормы, в том числе придаваемый правоприменением ("выявление конституционного смысла"), Федеральный Конституционный суд ФРГ, проявляя "уважение к духу и цели закона", широко применяет "идентичное толкование закона", при котором условием сохранения толкуемой нормы в силе является ее применение в истолкованном смысле. Идентичное толкование позволяет устранить промахи законодателя, различного рода нормотворческие неточности, не меняя самого текста закона. Свойства устанавливаемого в необходимых случаях актами российского конституционного нормоконтроля временного, а также особого регулирования сочетают имеющееся у Федерального Конституционного суда ФРГ право констатировать ненадежность закона, которому вследствие эволюции правоприменения был придан неконституционный характер, с предписанием законодателю о внесении в оговоренный срок необходимых изменений, на протяжении которого закон сохраняет юридическую силу. Подходы Конституционного Суда к принципу правовой определенности также сопоставимы с трактовкой ЕСПЧ критериев "доступности для понимания" регулирования и его "предсказуемости".

Понимание Конституционным Судом содержания принципа правовой определенности и доверия к действиям публичной власти во многом созвучно зарубежной конституционно-контрольной практике. В частности, трактовке Конституционным судом Бельгии конституционно закрепленного принципа законности как безусловно включающего требование правовой определенности, а именно надлежащие гарантии качества правовой нормы, ее ясности и предсказуемости < 1 > . При этом в сравнении с подходами конституционных судов отдельных европейских государств российская конституционно-судебная практика более строго (в ограничительном плане) подходит к определению объему дискреции законодателя в контексте требований о соблюдении принципа правовой определенности и поддержания доверия < 2 > .

< 1 > Constitution et juridique/ au questionnaire de la Cour constitutionnelle de Belgique. C. 5, URL: https://www.const-court.be/public/stet/f/stet-2019-006f.pdf.

Так, например, "уголовный закон должен быть сформулирован в терминах, которые позволят каждому понять в момент, когда он поступает определенным образом, является ли его поведение наказуемым или нет; требуется, чтобы законодатель указал в формулировках достаточно точных, ясных и обеспечивающих правовую определенность, какие действия влекут санкции, с тем чтобы, с одной стороны, тот, кто выбирает свое поведение, мог оценить заранее, в удовлетворительной манере, каково будет уголовно-правовое последствие такого поведения, и с другой стороны, чтобы у судьи не осталось слишком большого полномочия по оценке" (Постановление N 8/2018 от 18 января 2018 года). Конституционное положение о законности налогов также "требует, чтобы налоговый закон содержал критерии точные, недвусмысленные и ясные в том, что касается средств, которые могут быть определены в качестве налоговой базы" (Постановление N 24/2018 от 1 марта 2018 года). К неотъемлемым компонентам правовой определенности принадлежит, согласно позиции названного Конституционного суда, способность субъектов права предвидеть юридические последствия своих действий (что в первую очередь связано с действием закона во времени, то есть с отсутствием обратной силы), являющаяся законным интересом, которому законодатель "не может наносить ущерб без объективного и разумного обоснования" (Постановление N 25/90 от 5 июля 1990 года). Еще один компонент, неразрывно связанный с правовой определенностью, - доверие, которое нарушает "нанесение законодателем ущерба законным ожиданиям при невозможности обосновать отсутствие переходного режима мотивом публичного интереса" (См.: постановления N 67/2008 от 17 апреля 2008 года, N 170/2016 от 22 декабря 2016 года).

< 2 > Так, например, Конституционным Судом была признана не конституционность изменения условий предоставления жилищных субсидий гражданам, выезжающим из районов Крайнего Севера и приравненных к ним местностей, в результате чего они лишились права на получение этих субсидий (Постановление от 24 мая 2001 года N 8-П). Между тем, рассматривая несколько лет спустя дело со схожей фабулой, Конституционный суд Португалии не удовлетворил обращение, поданное в связи с отменой жилищного льготного кредита для молодежи (бонусного кредита) и нарушением ранее приобретенных прав нормами, действующими с обратной силой (Постановление N 590/2004 от 6 октября 2004 года).

1.5. Соразмерность (пропорциональность) ограничения прав и свобод

Качество соразмерности предполагает пригодность регулятивных средств, в том числе принимаемых нормативных актов, для достижения поставленной цели (с точки зрения предмета, времени, территории применения ограничения и круга затрагиваемых лиц) и прежде всего соответствие предпринимаемых регулятивных мер критерию необходимости, что означает отсутствие иных средств, подходящих для достижения этой же цели при меньшем вмешательстве в основные права.

Характеризующая современное правовое развитие подвижность разграничения публичной и частной сфер, когда публичный интерес распространяется на области, еще недавно им не затрагиваемые, сообщает повышенную важность соблюдению требования соразмерности и субъектом нормотворчества, и правоприменителями.

Выражая обращенное к публичной власти и имеющее своей целью защиты основных прав и свобод требование при установлении их ограничений соблюдать разумное соотношение между используемыми средствами и поставленной целью, принцип соразмерности (пропорциональности) обусловлен особым, неотчуждаемым характером конституционных прав и свобод, по своему составу и объему во многом совпадающих с международно признанными основными правами и свободами (часть 2 статьи 17 Конституции; преамбула, статья 30 Всеобщей декларации прав человека; статья 17 ЕКПЧ).

1.5.1.

Подчинением требованию соразмерности определяются пределы нормотворческого и правоприменительного усмотрения.

На соблюдение принципа соразмерности направлены конституционно установленные критерии обоснованности ограничения конституционных прав, допускающие подобное ограничение лишь федеральным законом и лишь в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (часть 3 статьи 55).

Принцип соразмерности характеризуется в решениях Конституционного Суда в качестве критерия регулирования прав и свобод (прежде всего ограничительного), требующего обоснованности принимаемых органами публичной власти решений с точки зрения конституционных целей, в частности, предполагая индивидуализацию применения мер публичной ответственности (см., например, постановления от 30 октября 2003 года N 15-П, от 16 июля 2007 года N 11-П, от 28 января 2010 года N 2-П, от 22 декабря 2015 года N 34-П, от 19 января 2016 года N 2-П).

Раскрывая нормативное содержание принципа соразмерности, Конституционный Суд указывает, что ограничения конституционных прав должны необходимо соответствовать конституционно признаваемым целям таких ограничений. В тех случаях, когда конституционные нормы позволяют законодателю установить ограничения закрепляемых ими прав, он не может осуществлять такое регулирование, которое посягало бы на само существо того или иного права и приводило бы к утрате его реального содержания. При допустимости ограничения того или иного права в соответствии с конституционно одобряемыми целями государство, обеспечивая конституционно защищаемые ценности и интересы, должно использовать не чрезмерные, а только необходимые и строго обусловленные этими целями меры (Постановление от 30 октября 2003 года N 15-П).

Основываясь на данном принципе, законодатель обязан соблюдать соразмерность вводимых ограничений частных прав и свобод достаточному уровню обеспечения конституционных ценностей, исключающему их умаление (Постановление от 26 декабря 2005 года N 14-П).

Отделяя понятия "соразмерности" и "необходимости" ограничений прав и свобод, Конституционный Суд поясняет, что любые ограничения конституционных прав должны быть не только необходимыми, но и соразмерными конституционно признаваемым целям таких ограничений. В соответствии с конституционными положениями основные права и свободы могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой этого требует защита основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечение обороны страны и безопасности государства (часть 3 статьи 55). Этим публичные интересы оправдывают ограничения прав и свобод, только если таковые отвечают требованиям справедливости, являются адекватными, пропорциональными, соразмерными и необходимыми для защиты конституционно значимых ценностей, в том числе прав и законных интересов других лиц, не имеют обратной силы и не затрагивают само существо конституционного права.

В самом общем плане принцип соразмерности предполагает недопущение ни чрезмерного, ни недостаточного публично-правового воздействия при регулировании основных прав и свобод. Нарушение данного принципа, рассматриваемого в широком смысле, посредством недостаточности публично-правового воздействия обычно устанавливается в ходе конституционного нормоконтроля применительно к реализации социальных прав. В этом контексте соразмерность выступает критерием установления мер социальной поддержки в надлежащих, обеспечивающих одну из основ конституционного строя - социальный характер российской государственности - формах и объемах. Широким смыслом принципа соразмерности также охватываются отношения в рамках публичной власти, в частности он распространяется на разграничение предметов ведения и полномочий между различными уровнями и органами публичной власти.

В этой связи Конституционным Судом были признаны не противоречащими Конституции проверяемые законоположения в части, устанавливающей порядок безвозмездной передачи в федеральную собственность имущества, находящегося в собственности субъектов Российской Федерации, в связи с разграничением полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации, поскольку рассматриваемым регулированием предполагается необходимость волеизъявления субъекта Российской Федерации на такую передачу. В результате разграничения полномочий между федеральными и региональными органами право собственности субъектов Российской Федерации может быть ограничено, если такое ограничение необходимо для защиты конституционных ценностей и по своему характеру соразмерно тем конституционно значимым целям, ради которых оно вводится (Постановление от 30 июня 2006 года N 8-П). Тем самым, помимо поддержания баланса публичных и частных интересов при ограничении прав и свобод частных лиц, принцип соразмерности выступает критерием конституционности федерального вмешательства в полномочия региональных властей.

Неотъемлемым аспектом данного принципа является недопустимость возложения на лицо, за которым по вине государственного органа ошибочно признано то или иное право, всей полноты неблагоприятных последствий, связанных с такой ошибкой, и необходимость обеспечения для него надлежащих гарантий защиты интересов с учетом характера допущенной ошибки, срока, прошедшего с момента приобретения права, значимости получения соответствующих благ для поддержания сложившегося уровня жизни и т.п. (Постановление от 14 января 2016 года N 1-П).

В одном из первых своих решений, указывающих на недопустимость чрезмерного публичного вмешательства в реализацию основных прав, Конституционный Суд подчеркнул, что налогообложение не должно быть несоразмерным, то есть парализующим осуществление конституционных прав. В частности, чрезмерный размер налога с транспортных средств и грузов, пересекающих границу, умаляет конституционно гарантированное право на занятие предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельностью (Постановление от 4 апреля 1996 года N 9-П).

Как показывает анализ конституционно-контрольной практики, в наибольшей степени принцип соразмерности оказывается востребован при проверке конституционности мер юридической ответственности. В соответствии с неоднократно выраженной Конституционным Судом правовой позицией меры юридической ответственности, устанавливаемые в целях защиты конституционно значимых ценностей, должны определяться исходя из требования адекватности порождаемых ими последствий (в том числе для лица, в отношении которого они применяются) вреду, причиняемому в результате правонарушающего деяния, с тем чтобы обеспечивались соразмерность ответственности совершенному правонарушению, а также баланс основных прав индивида и общего интереса, состоящего в защите личности, общества и государства от неправомерных посягательств. Кроме того, конституционными требованиями справедливости и соразмерности предопределяется дифференциация публично-правовой ответственности в зависимости от тяжести содеянного, размера и характера причиненного ущерба, степени вины правонарушителя и иных существенных обстоятельств, обусловливающих индивидуализацию при применении тех или иных мер государственного принуждения. В том числе при назначении административного наказания следует, учитывая обстоятельства конкретных дел, обеспечивать необходимую его индивидуализацию путем реализации должным образом юрисдикционными органами своих дискреционных полномочий при определении меры административной ответственности. В частности, при установлении для юридических лиц административных штрафов за нарушение антимонопольного законодательства, превышающих по размеру штрафы за иные административные правонарушения, их уплата даже в минимально предусмотренном размере, превосходя возможности отдельно взятых хозяйствующих субъектов, приобретает характер чрезмерного административного взыскания. Как было отмечено Конституционным Судом, при введении в качестве меры административной ответственности значительных по размеру безальтернативных административных штрафов законодатель в силу конституционных требований соразмерности и индивидуализации юридической ответственности обязан вводить критерии, позволяющие надлежащим образом учитывать имущественное и финансовое положение привлекаемого к административной ответственности лица. Такой учет может осуществляться различными способами, в том числе путем установления дифференциации размера штрафных санкций, более мягких альтернативных санкций за конкретные виды административных правонарушений, а также правил замены конкретных санкций более мягкими (Постановление от 17 января 2013 года N 1-П).

Рассуждая в аналогичном ключе, Конституционный Суд признал несоразмерным ограничением прав собственности конфискацию принадлежащего собственнику транспортного средства в качестве орудия правонарушения, притом что он не был привлечен к разбирательству по делу о соответствующем административном правонарушении (Постановление от 18 февраля 2019 года N 11-П).

Ненадлежащим отношением законодателя к требованию соразмерности ограничения прав и свобод была также вызвана выявленная и устраненная Конституционным Судом неопределенность правового регулирования, на практике приводящая к возможности произвести доставление гражданина, проводящего одиночное пикетирование, в служебное помещение территориального органа или подразделения полиции, в помещение муниципального органа, в иное служебное помещение по мотиву его защиты от непосредственной угрозы его жизни и здоровью в случае, если он не способен позаботиться о себе либо если опасности невозможно избежать иным способом, при отсутствии реальности такой угрозы в месте проведения пикета, а также при наличии объективной возможности иными законными действиями устранить данную угрозу без прекращения пикетирования, то есть к неправомерному ограничению конституционных прав на свободу и личную неприкосновенность и на проведение публичных мероприятий (Постановление от 17 марта 2017 года N 8-П).

Исходя из данного принципа, Конституционный Суд устранил нарушающую требования соразмерности ограничения прав и свобод возможность произвольного привлечения к уголовной ответственности и назначения уголовного наказания за нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования (Постановление от 10 февраля 2017 года N 2-П).

С опорой на принцип соразмерности была преодолена неопределенность правового регулирования, на практике приводившая к безусловному отказу Центральной избирательной комиссии Российской Федерации в заверении выдвинутого политической партией на выборах депутатов Государственной Думы списка кандидатов по одномандатным избирательным округам на том основании, что согласно представленному списку в некоторых из таких округов было выдвинуто более одного кандидата, поскольку данной мерой не обеспечивается дифференцированное реагирование на различные - как по характеру, так и по масштабам - нарушения установленного порядка выдвижения политической партией кандидатов по одномандатным избирательным округам. Исключая дальнейшую реализацию пассивного избирательного права всеми гражданами, включенными в список, такого рода безусловный отказ расходится с конституционно значимым принципом соразмерности, порождает избыточные препятствия в реализации избирательных прав граждан и неоправданно ограничивает электоральную конкуренцию политических партий (Постановление от 13 апреля 2017 года N 11-П).

В связи с проверкой конституционности принудительного изъятия недвижимого имущества в судебном порядке для государственных нужд Конституционный Суд отметил, что ограничения прав и свобод допустимы, только если они адекватны социально необходимому результату и, не будучи чрезмерными, строго обусловлены конституционно поименованными публичными интересами (часть 3 статьи 55). Используемые при этом правовые средства должны исключать несоразмерное для конкретной ситуации ограничение прав и свобод; цели одной лишь рациональной организации деятельности органов власти не могут служить основанием для такого ограничения. При этом возможность принудительного изъятия имущества должна уравновешиваться неукоснительным соблюдением конституционно установленных гарантий неприкосновенности права собственности, что предполагает обязанность законодателя установить надлежащие юридические процедуры принятия и исполнения решений об изъятии имущества у собственника. Применив принцип соразмерности к оценке рассматриваемого регулирования (тест пропорциональности), Конституционный Суд пришел к выводу о чрезмерности введенных законодателем ограничений, признав их не соответствующими Конституции в той мере, в какой по смыслу правоприменительной практики в случае принудительного изъятия недвижимого имущества в судебном порядке для государственных нужд по прошествии значительного времени после принятия решения об утверждении документации по планировке присоединенных к городу Москве территорий, предусматривающей размещение объектов федерального или регионального значения, они не позволяют учитывать возможное изменение рыночной стоимости этого имущества, не связанное с развитием инфраструктуры прилегающей территории в рамках реализации проекта, требующего изъятия этого имущества, и тем самым препятствуют предоставлению его собственнику равноценного возмещения (Постановление от 11 февраля 2019 года N 9-П).

Также Конституционным Судом была выявлена и устранена неопределенность нормативного регулирования, на практике приводившая к тому, что при рассмотрении дел о защите интеллектуальных прав суды оказывались лишенными возможности снижать размер компенсации за однократное неправомерное использование нескольких результатов интеллектуальной деятельности или средств индивидуализации ниже установленных законом пределов, что вело к явной несоразмерности налагаемой на ответчика имущественной санкции ущербу, причиненному правообладателю, и тем самым - к нарушению баланса их прав и законных интересов (Постановление от 13 декабря 2016 года N 28-П).

Принципу соразмерности должны отвечать и действия правоприменителя. Для правоприменительных органов, в том числе судов, обязателен как имеющий универсальное для всех видов юридической ответственности значение общеправовой принцип соразмерности ответственности за совершенное деяние его реальной общественной опасности (Постановление от 17 января 2018 года N 3-П).

Для достижения баланса конституционно защищаемых ценностей и интересов следует, разъясняет Конституционный Суд, использовать лишь строго обусловленные конституционно одобряемыми целями ограничительные меры, отвечающие требованиям адекватности, необходимости и правовой определенности, а устанавливаемое федеральным законодателем правовое регулирование - с тем чтобы исключить возможность несоразмерного ограничения прав и свобод человека и гражданина в конкретной правоприменительной ситуации - должно содержать нормы, не допускающие расширительного толкования вводимых ограничений и, следовательно, произвольного их применения (Постановление от 17 января 2019 года N 4-П).

Признав конституционность регулирования порядка уведомления о проведении публичного мероприятия, Конституционный Суд обратил внимание на то, что уполномоченные органы, убедившись в отсутствии оснований для отказа в проведении публичного мероприятия, обязаны принять все зависящие от них меры к тому, чтобы оно состоялось в избранном организатором месте и в запланированное время, и не пытаться изыскать причины, оправдывающие невозможность его проведения (Постановление от 14 февраля 2013 года N 4-П). Иной правоприменительный подход превращал бы уведомительный порядок из гарантии законности проведения публичных мероприятий в несоразмерное ограничение данного права.

1.5.2.

Принцип соразмерности лежит в основе ведущего методологического инструмента конституционного нормоконтроля - теста на пропорциональность. < 1 > При этом восприятие теста пропорциональности российским конституционным нормоконтролем происходит, в том числе с учетом релевантного зарубежного опыта, прежде всего практики Федерального Конституционного суда ФРГ, а также ЕСПЧ.

< 1 > Тест на соответствие нормативного акта, содержащего ограничения прав и свобод, заявляемым целям принятия, исходя из его большого практического значения и, соответственно, интенсивного использования, доктриной иногда выделяется в качестве эвристически самостоятельного компонента оценки конституционности.

Как было отмечено Федеральным Конституционным судом ФРГ в своем, ставшем во многих отношениях модельным, решении по делу Люта , Основной закон не является "ценностно-нейтральным", но предусматривает определенную иерархию ценностей, надлежащий баланс между которыми подлежит отысканию в каждом конкретном деле. < 2 > В юридико-техническом отношении скрупулезное применение теста пропорциональности, служащее определению данного баланса, отражается в присущем решениям этого суда пространном объеме мотивировочной части, ее структурировании на параграфы, которые, будучи посвящены отдельным подвопросам теста, завершаются промежуточными выводами.

< 2 > BVerfGE 7, 198.

Применяя пятиступенчатый тест пропорциональности, Федеральный Конституционный суд ФРГ (1) выявляет безусловно запрещенные средства регулятивного вмешательства, наличие которых, указывая на нарушение абсолютных запретов (например, на запрет на жестокое обращение и пытки), делает излишним прохождение последующих стадий теста; (2) определяет законную цель регулятивного вмешательства; (3) определяет уместность выбранного для такого вмешательства средства; (4) определяет необходимость данного средства; (5) устанавливает необходимый баланс конституционных ценностей, нарушенный несоразмерным вмешательством.

Выработанные преимущественно на почве германской конституционно-контрольной практики подходы к применению теста пропорциональности в дальнейшем были усвоены, с определенными вариациями, не только органами централизованного конституционного нормоконтроля многих стран, но и Европейским судом по правам человека и Судом справедливости Европейского союза.

Например, тест пропорциональности, применяемый Конституционным судом Бельгии, вбирает пять стадий: (1) установление вмешательства в основное право; (2) оценка качества рассматриваемого регулирования с точки зрения соответствия принципу верховенства права, то есть ясность и предсказуемость; (3) установление законной цели ограничения; (4) необходимость ограничения; (5) установление пропорциональности sensu stricto (балансировка ценностей). При этом, разделяя в целом подходы Федерального Конституционного суда ФРГ, он - в русле французской герменевтической школы, предпочитающей историко-телеологическое толкование, - склонен толковать оспариваемые нормы с точки зрения цели, которую преследовали законодатели при их принятии.

Тест пропорциональности, применяемый Верховным судом Израиля, включает (1) определение надлежащей цели, (2) установление рациональной связи между целью и использованными для ее достижения нормативными средствами; (3) определение необходимости обращения именно к этим средствам; (4) установление пропорциональности sensu stricto (балансировка ценностей) с учетом социальной значимости заявленной цели, а также определением, были ли предпринятые ограничения наименьшими из возможных. Данная последовательность совпадает со стадиями, названными в Конституции Южноафриканской Республики (§ 36, 1).

Применяя принцип пропорциональности в общем порядке при рассмотрении жалоб на нарушение любого основного права, допускающего законодательные ограничения, Конституционный суд Бельгии исходит из того, что "любое вмешательство властей в право должно быть предусмотрено достаточно точным законоположением, отвечать насущным социальным потребностям и быть соразмерным преследуемой законной цели". < 1 > При рассмотрении почти каждого дела делается акцент на обоснованности целей принятия оспариваемой нормы, которая в случае признания их конституционности чаще всего остается в правовом пространстве.

< 1 > Решение N 146/2013 от 7 ноября 2013 года; URL: https://www.const-court.be/public/f/2013/2013-146f.pdf.

На стадии определения законных целей возможен переход к тестированию пропорциональности в узком смысле. В частности, Верховный суд Канады, требуя от законной цели достаточной важности для того, чтобы ее достижение могло бы обосновать ограничения конституционно защищаемого права, указывает на необходимость соблюдения баланса между правом и его ограничениями уже на первой стадии анализа. < 2 >

< 2 > R v. Oakes [1986] 1 SCR 103, 28 February.

Заключительная стадия теста пропорциональности характеризуется известной неоднозначностью. Например, Европейский Суд по правам человека в решениях, затрагивающих предполагаемые нарушения одних и тех же прав, иногда использует разные понятия - то "пропорциональность в узком смысле (sensu stricto)", то "балансирование". Такая терминологическая неоднородность создает смысловую неопределенность, поскольку балансирование как заключительная стадия пропорционального анализа возможно только в отношении однопорядковых прав, то есть таких прав, в отношении которых возможны одинаковые ограничения, последствия которых также будут таким образом сопоставимы. С этой точки зрения a priori некорректны поиски баланса, например, между абсолютным правом на свободу религии и допускающим ограничения правом на религиозное самовыражение.

В восприятии теста пропорциональности в качестве важного элемента и конституционной, и конвенционной интерпретации при проверке допустимости публичного вмешательства в права и свободы частных лиц проявляется сходство методологических подходов Конституционного Суда и ЕСПЧ.

Критерий необходимости применяется в решениях ЕСПЧ при оценке, было ли публичное вмешательство оправданным по смыслу пункта 2 статьи 10 Конвенции, называющей условия ограничения прав в публичных целях в демократическом обществе. Поскольку ряд прав, закрепленных в ЕКПЧ, естественным образом предполагает возможность их ограничения для достижения публичного интереса (права на уважение частной и семейной жизни, на уважение жилища, свобода мысли, свобода вероисповедания, свобода выражения мнения, свобода собраний и объединений и др.), постольку оценка допустимости соответствующих ограничений осуществляется ЕСПЧ с применением теста на пропорциональность, выясняющего правомерность ограничения права. Несоблюдение соответствующих условий дает основание установить нарушение положений Конвенции.

Как было подчеркнуто в постановлении "Давыдов и другие против России" (Davydov and Others v. Russia, жалоба N 75947/11), государства - участники Конвенции обладают широкой свободой усмотрения, определяя условия реализации права выбирать и быть избранным, но именно ЕСПЧ уполномочен окончательно разрешать вопросы о соблюдении положений Конвенции (в данном случае статьи 3 Протокола N 1 к ней). При этом Суд должен убедиться в том, что заданные государством условия не ограничивают права до степени, посягающей на их существо и лишающей их эффективности, что ограничения преследуют законную цель и не являются непропорциональными или произвольными. Применительно к вопросу о вторжении в право на уважение частной жизни в форме прослушивания телефонных переговоров, например, в постановлении "Константин Москалев против России" (Konstantin Moskalev v. Russia, жалоба N 59589/10) ЕСПЧ указал, что такое вторжение не приведет к нарушению статьи 8 Конвенции, если оно будет осуществлено "в соответствии с законом", преследует законную цель в значении пункта 2 статьи 8 Конвенции и является "необходимым в демократическом обществе" для достижения данной цели.

Стадии применяемого ЕСПЧ теста пропорциональности включают проверку (1) законности вмешательства; (2) наличия у него правомерных целей; (3) необходимости вмешательства в демократическом обществе. На первом этапе проверяется не только сам факт отражения того или иного ограничения (вмешательства) в законе, но и соответствие принципу верховенства права, то есть качество регулирования (ясность, доступность, предсказуемость). Второй этап предполагает сравнение оспариваемого вмешательства в права с правомерными целями, определенными положениями Конвенции. Наконец, на третьем этапе проверяется пропорциональность sensu stricto, а именно соответствие масштабов примененного вмешательства его законной цели, в том числе возможность его достижения менее ограничительными средствами. Как правило, основные выводы формулируются на третьем этапе теста. На завершающей стадии нередко привлекается сравнительно-правовой материал, который, будучи трактуем сквозь призму концепции "европейского консенсуса", то есть с существенной долей доктринальной умозрительности, размывающей рамки строгой компаративистской методологии, не всегда согласуется с предшествующим анализом.

В целом, как свидетельствуют компаративные данные, последовательность и количество стадий теста пропорциональности не могут быть исчерпывающе определены, находясь в зависимости от обстоятельств контрольной ситуации, а также своеобразия культурного и правового контекста. Кроме того, тест пропорциональности принципиально неприменим к некоторым ограничениям прав человека, в отношении которых на уровне международного права действует абсолютный, на уровне нормы jus cogens, запрет (например, к пыткам). Наконец, следует учитывать, что при всей своей важности тест пропорциональности не является, однако, непременно применимым в рамках конституционно-контрольной процедуры, что подтверждается в том числе опытом Конституционного совета Франции и Верховного суда США, использующих иные подходы. Так, в решениях Конституционного совета Франции обычно фигурируют только конечные выводы без освещения отдельных стадий предпринятого анализа, к которым он пришел во время рассмотрения дела.

Применение теста пропорциональности Конституционным Судом отличает формализованный подход. Например, Постановление от 15 февраля 2016 года N 3-П демонстрирует сфокусированный на наиболее принципиальных моментах анализ пропорциональности введенных законодателем ограничительных мер, предпринятый в контексте законной цели (абзацы девятый - десятый пункта 2), соразмерности использования ограничения права (абзацы четвертый - шестой пункта 3.1) и баланса между частными и публичными интересами (абзацы первый - третий пункта 3.2).

Если ЕСПЧ лишь в сравнительно редких случаях оценивает ту или иную стадию теста пропорциональности как излишнюю (например, делая допущение о наличии законной цели ограничений и указывая на то, что воздерживается от подробного рассмотрения этого аспекта), то Конституционный Суд в зависимости от особенностей конкретного дела обычно применяет лишь необходимые его элементы. Иные аспекты подвергаются менее детализованному анализу, с воспроизведением выводов общего порядка, ранее сформулированных и применимых к данной контрольной ситуации.

Так, например, указав на то, что ограничения свободы экономической деятельности могут быть введены федеральным законом, если только они оправданы целями защиты конституционно значимых ценностей, отвечают требованиям объективной необходимости, разумности и соразмерности, носят общий и абстрактный характер, не имеют обратной силы и не затрагивают само существо конституционных прав, Конституционный Суд применительно к установлению несоответствия оспоренных положений Конституции обратил внимание, что ранее им рассматривался вопрос о соразмерности соответствующих положений преследуемой цели. В частности, отсутствие в статье 98.1 Лесного кодекса Российской Федерации положений, гарантирующих исключение сведений об арендаторах из указанного в ней реестра по истечении определенного времени, не согласуется с фундаментальными правовыми принципами, из которых вытекает необходимость обеспечения государством разумной соразмерности между используемыми средствами и преследуемой целью, с тем чтобы поддерживался баланс конституционно защищаемых ценностей и лицо не подвергалось чрезмерному обременению. В силу этого включение в реестр недобросовестных арендаторов лесных участков и покупателей лесных насаждений сведений об арендаторах, с которыми договоры аренды лесных участков расторгнуты по основанию, предусмотренному пунктом 3 части первой статьи 619 ГК Российской Федерации, в системе действующего правового регулирования, не устанавливающего предельный срок сохранения таких сведений в реестре, не исключает превращения этой обеспечительно-предупредительной меры в инструмент подавления экономической самостоятельности и инициативы, сопряженный с избыточным ограничением свободы предпринимательства, а потому противоречит общеправовому принципу справедливости (Постановление от 21 апреля 2020 года N 19-П).

В других постановлениях Конституционный Суд применяет комплексный тест пропорциональности проверяемого (оспариваемого) законоположения, как правило, не ориентируясь на указанные стадии.

Так, например, при проверке нормы, предусматривающей, что в случае неисполнения исполнительного документа без уважительных причин в срок, установленный для добровольного исполнения указанного документа, судебный пристав-исполнитель выносит постановление, по которому с должника взыскивается исполнительский сбор в размере семи процентов от взыскиваемой суммы или стоимости имущества должника, Конституционный Суд рассмотрел оспариваемое регулирование в аспекте его соответствия критерию соразмерности устанавливаемой им, по сути, штрафной санкции тем целям, которые преследовал законодатель. Признавая за законодателем право в целях повышения эффективности исполнительного производства установить специальную норму, на основании которой на должника в случае виновного неисполнения им исполнительного документа имущественного характера в срок, установленный для его добровольного исполнения, налагается взыскание в виде штрафных санкций, Конституционный Суд, исходя из необходимости соблюдения баланса частных и публичных интересов, указал, что оспариваемая норма должна применяться с соблюдением вытекающих из Конституции принципов справедливости наказания, его индивидуализации и дифференциации. В этой связи был выявлен конституционно-правовой смысл нормы, согласно которому установленный в ней размер взыскания (семь процентов от взыскиваемой суммы) представляет собой лишь допустимый его максимум, верхнюю границу, и с учетом характера совершенного правонарушения, размера причиненного вреда, степени вины правонарушителя, его имущественного положения и иных существенных обстоятельств может быть снижен правоприменителем. Таким образом, правоприменителям была предоставлена возможность взыскивать исполнительский сбор - при учете всех заслуживающих внимания факторов - в размере меньшем, чем предусматривала оспариваемая норма, без чего несоизмеримо большой штраф превращался бы из меры воздействия в инструмент подавления экономической самостоятельности и инициативы, чрезмерного ограничения свободы предпринимательства и права собственности (Постановление от 30 июля 2001 года N 13-П).

Применение теста на пропорциональность в сочетании с принципом наилучшего обеспечения интересов ребенка при оценке конституционности безусловного и бессрочного запрета усыновления для лиц, имеющих или имевших судимость, подвергающихся или подвергавшихся уголовному преследованию (за исключением лиц, уголовное преследование в отношении которых прекращено по реабилитирующим основаниям) по перечисленным в этой норме преступлениям, позволило Конституционному Суду выявить как конституционно-совместимый (в том числе применение соответствующего запрета при условии обеспечения соразмерности введенного ограничения целям государственной защиты прав несовершеннолетних), так и неконституционный (безусловный характер данного ограничения, не позволяющий при рассмотрении судом дела об установлении усыновления принять во внимание фактически сложившиеся между потенциальным усыновителем и ребенком отношения, характер совершенного этим лицом или вменявшегося ему деяния, его способность обеспечить полноценное физическое, духовное и нравственное развитие усыновляемого ребенка без риска подвергнуть опасности его психику и здоровье и т.д.) аспекты рассмотренной нормы (Постановление от 31 января 2014 года N 1-П).

Применяя тест пропорциональности к сфере имущественных отношений, Конституционный Суд указывает на то, что исходя из общеправового принципа справедливости в сфере регулирования имущественных отношений, основанных на равенстве, автономии воли и имущественной самостоятельности их участников, защита права собственности и иных имущественных прав (в том числе прав требования) должна осуществляться на основе соразмерности и пропорциональности, с тем чтобы обеспечивался баланс прав и законных интересов участников гражданского оборота - собственников, кредиторов, должников. Возможные ограничения федеральным законом прав владения, пользования и распоряжения имуществом, свободы предпринимательской деятельности и свободы договоров также должны отвечать требованиям справедливости, быть адекватными, пропорциональными, соразмерными, не иметь обратной силы и не затрагивать существо данных конституционных прав, то есть не ограничивать пределы и применение соответствующих конституционных норм. Сама же возможность ограничений (как и их характер) должна обусловливаться необходимостью защиты конституционно значимых ценностей, а именно основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (постановления от 12 июля 2007 года N 10-П, от 14 мая 2012 года N 11-П; Определение от 4 декабря 2003 года N 456-О).

Результатом применения развернутого теста на пропорциональность стала правовая позиция, выраженная Конституционным Судом по вопросам сроков взысканий на предмет залога: "Залогодателю, не являющемуся должником по обязательству, исполнение которого обеспечено залогом, также должна быть создана возможность в разумных пределах предвидеть имущественные последствия предоставления обеспечения. Отсутствие временных рамок для удовлетворения требования об обращении взыскания на предмет залога, срок которого в договоре не установлен, приводило бы к неопределенному во времени обременению права собственности залогодателя по не зависящим от него причинам. С учетом продолжительности общего срока исковой давности (статья 196 ГК Российской Федерации), правил о перерыве и приостановлении его течения и о его восстановлении сохранение возможности обратить взыскание на предмет залога во всех случаях, пока может быть удовлетворено требование к основному должнику, нарушало бы баланс интересов участников данных правоотношений. Залогодатель, желающий распорядиться своим имуществом, был бы вынужден исполнять обязательство основного должника, притом что кредитор мог и не предпринимать действий по реализации своих прав. Следовательно, неопределенность срока существования залога вела бы к непропорциональному ограничению возможности участников гражданского оборота распоряжаться своим имуществом" (Постановление от 15 апреля 2020 года N 18-П).

В целом практика применения Конституционным Судом теста пропорциональности убеждает в излишней формалистичности встречающегося в доктрине и нормоконтрольной деятельности отдельных конституционных/межгосударственных юрисдикционных органов убеждения в том, что лишь строгая последовательность прохождения стадий теста пропорциональности имеет должный эффект, дисциплинируя применяющий данный тест контрольный орган, и что к следующей ступени можно переходить, только если оспариваемое законоположение не обнаружило свою несостоятельность на предыдущей стадии. Рациональность данного подхода во многом кажущаяся. Убедившись, что главная проблема в рассматриваемом деле состоит в выборе средства ограничения права, которое не является самым необходимым, орган конституционного контроля, побуждаемый и соображениями процессуальной экономии, и гносеологическими мотивами, вправе пропустить предыдущие стадии анализа с тем, чтобы перейти непосредственно к проверке соблюдения критерия необходимости.

***

В целом обращение в решениях Конституционного Суда к тесту пропорциональности, равно как к иным тестам, применяемым при контроле за соблюдением основных принципов правового регулирования (являющихся и критериями его конституционности), сообщает обоснованию высказываемых правовых позиций убедительность и самостоятельную методологическую ценность. При этом российскому конституционному нормоконтролю присущ гибкий подход к применению направленного на проверку соблюдения принципа соразмерности теста пропорциональности. Исходя из обстоятельств рассматриваемой ситуации, он концентрируется лишь на необходимом и достаточном, в остальном опираясь на ранее сформулированные правовые позиции.

1.6. Конституционная идентичность

1.6.1.

Понятие "идентичность" как совокупность ценностей, защита которых составляет главный смысл существования государства, и важнейших институтов, эти ценности гарантирующих, вошло в юридический лексикон сравнительно поздно, в конце прошлого века, став ответом суверенного государства в лице его высших юрисдикционных органов на попытки международного и/или наднационального (в частности, ЕСПЧ, Суд справедливости Европейского Союза, далее также - Суд ЕС) воздействия на укорененные в национальной культуре устои правопорядка.

Суверенное государство, признавая в связи с выполнением обязательств по отдельным международным соглашениям юрисдикцию межгосударственного контрольного органа, чьи решения воздействуют не только на национальное правоприменение, но и на законодательство, для того чтобы не утратить основополагающие начала национального бытия, не растворить без остатка свой правовой строй во внешнем регулировании, нуждается в сохранении основополагающих, а потому неизменных, элементов правопорядка.

В актах Конституционного Суда указывается на закрепление Конституцией Законом "конституционной идентичности России во внутригосударственном и международном пространстве" < 1 > ; подчеркивается, что эффективность норм Конвенции о защите прав человека и основных свобод в российском конституционном правопорядке зависит от уважения, проявляемого Европейским Судом по правам человека "к национальной конституционной идентичности" < 2 > .

< 1 > Заключение Конституционного Суда Российской Федерации от 16 марта 2020 года N 1-З "О соответствии положениям глав 1, 2 и 9 Конституции Российской Федерации не вступивших в силу положений Закона Российской Федерации о поправке к Конституции Российской Федерации "О совершенствовании регулирования отдельных вопросов организации и функционирования публичной власти", а также о соответствии Конституции Российской Федерации порядка вступления в силу статьи 1 данного Закона в связи с запросом Президента Российской Федерации".

< 2 > Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 14 июля 2015 года N 21-П, от 19 апреля 2016 года N 12-П, от 15 ноября 2016 года N 24-П, от 19 января 2017 года N 1-П.

Если внешним проявлением национально-культурной идентичности выступает стремление индивида, сообществ и общества в целом следовать традициям, социокультурным установкам и т.д., слагающим эту идентичность, то объективацией конституционной идентичности, а именно юридически значимым подтверждением принадлежности к ней тех или иных ценностно-институциональных элементов (в том числе обуславливающих неприемлемость отдельных предписаний межгосударственных органов), доказательством того, что данные ценности или институты действительно образуют основы национального бытия, оберегать которые и предназначен в первую очередь государственный суверенитет, является последовательная защита этих элементов органами суверенной юрисдикции (в том числе управомоченными устанавливать неисполнимость актов международных/наднациональных структур по мотивам их противоречия конституционной идентичности).

Применительно к смысловому наполнению конституционной идентичности следует учитывать, что в отличие от правоприменительного толкования, сводящегося к конкретизации нормы в той степени, в какой этого требуют фактические обстоятельства разбираемого дела, Конституционный Суд применительно к любой нормоконтрольной ситуации призван устанавливать нормативное содержание применяемых конституционных положений, сформулированных в предельно общем ключе и максимально насыщенных в программно-ценностном отношении. Поэтому любой акт конституционной интерпретации осуществляется в контексте основополагающих ценностей, находящихся под защитой национального публичного порядка. В институциональном плане главной гарантией этих ценностей, совокупно образующих конституционную идентичность, являются, будучи ядром публичного порядка, основы конституционного строя. Но объективация отдельных граней конституционной идентичности (содержательно всегда присутствуя в интенциях ratio decidendi решения, понятийно она вполне может и не фигурировать в его тексте) для преодоления ситуативного ценностного дисбаланса и разрешения конкретной нормоконтрольной ситуации не исчерпывает конституционной интерпретации. Каждое казуальное толкование Конституции всегда и отражает конституционную идентичность, и одновременно формирует ее.

Несмотря на то, что концепт конституционной идентичности в значительной степени был разработан применительно к разграничению суверенной и коммунитарной (то есть реализуемой институтами Европейского Союза) юрисдикций, в методологическом отношении тем не менее он содержит немаловажные критерии допустимого воздействия на конституционный правопорядок со стороны любой наднациональной институции, будь то международная организация или интеграционный союз.

В частности, продемонстрированный Федеральным Конституционным судом ФРГ в 2020 году методологический подход - обращение к общим методам конституционного нормоконтроля (тест пропорциональности) при оценке совместимости наднационального акта с верховенством Конституции (включая неприкосновенность конституционной идентичности), обладая перспективным значением, несомненно, применим и к рассмотрению в соответствующем контексте актов иных вненациональных юрисдикционных органов, в том числе по правам человека. Это особенно справедливо с учетом универсальности принципа субсидиарности в качестве основополагающего критерия размежевания наднациональной и национальной компетенции, несоблюдение которого наднациональными (межгосударственными) органами, не исключая юрисдикционных, означает действие ultra vires.

1.6.2.

XX столетие внесло серьезные коррективы в юрисдикционное измерение суверенитета. Во-первых, участие государств в интеграционных объединениях, обладающих в том числе собственными юрисдикционными органами, привело к ограничениям суверенной юрисдикции в пользу наднационального права. Роль, которую играет право Европейского Союза, включая решения Суда ЕС, в правовых системах государств-членов, вероятно, самый характерный тому пример.

Во-вторых, утвердившийся на международном уровне принцип защиты прав человека расширил возможности иностранной уголовной юрисдикции в случае массовых и грубых нарушений прав человека. Обеспечение прав человека стало предметом и ряда международных соглашений. Лежащие на участвующих в них государствах обязательства охватывают в том числе исполнение решений межгосударственных органов, осуществляющих контроль за соблюдением этих соглашений. Для России таковыми являются Европейский суд по правам человека, а также Комитет по правам человека ООН.

Ни юрисдикционные органы интеграционных объединений (наднациональные суды), ни межгосударственные органы по правам человека, включая юрисдикционные, нельзя уподобить иностранным судам. Ведь само их появление и функционирование обусловила недвусмысленно высказанная воля государств, отраженная в правозащитных конвенциях и в учредительных актах интеграционных организаций. Тем не менее передачи суверенной юрисдикции здесь не произошло, да и не могло произойти, поскольку иное означало бы самоликвидацию государства - субъекта соответствующих соглашений. Не говоря уже о том, что отказ от суверенитета с очевидностью являлся бы действием ultra vires со стороны любого выступающего от лица суверенного государства органа публичной власти.

Между тем участие в интеграционных объединениях и правозащитных конвенциях, порождая коллизии национального и наднационального (международного) права, заключает в себе осязаемые риски для суверенной юрисдикции.

Для обеспечения суверенной юрисдикции как непременного свойства суверенитета применительно к исполнению решений судов иностранных государств существуют проверенные инструменты (двусторонние конвенции, принцип взаимности и, самое главное, оговорка о публичном порядке). Однако они, по общему правилу, не применимы к решениям наднациональных/межгосударственных юрисдикционных органов, исполнение которых государствами подразумевается в силу лежащих на них международных обязательств.

Этим обстоятельством объективно стимулируется активизм судей наднациональных/межгосударственных юрисдикционных органов, а именно стремление не только воздействовать на национальную правоприменительную практику, но и, опираясь на "телеологическое" (Суд ЕС) или "эволютивное" (ЕСПЧ) толкование текстов международных соглашений, повлиять на нормативное регулирование, в том числе и на самом высшем уровне такового.

Одно дело, когда подобные побуждения совпадают с конвенционными предписаниями либо с представлениями национальных властей относительно желательного для правовой системы направления развития. Другое дело, когда активистские тенденции, транслируемые наднациональными/межгосударственными юрисдикционными органами, сталкиваются с первоосновами национального бытия, сохранению которых в первую очередь служат и суверенитет, и государственность.

Поскольку общая ссылка на суверенитет, как и оговорка о публичном порядке будут здесь не вполне эффективны, так как государства связаны общими (Венская конвенция о праве международных договоров) и специальными международными обязательствами (интеграционные или правозащитные конвенции), предполагающими самоограничение суверенной юрисдикции, постольку в арсенале конституционно-судебной аргументации появляется новая конструкция - понятие "конституционной идентичности". Этим понятием обозначается совокупность ценностей, неодинаково конкретизируемых в разных правопорядках (особенности политического строя и хозяйственного уклада; обладающие конституционной значимостью культурные традиции; трактуемые в ценностном ключе институты и т.д.), признаваемых национальными конституционно-юрисдикционными органами компонентами конституционной идентичности, а потому не подлежащими какому-либо внешнему - ни нормативному, ни юрисдикционному - воздействию.

Генезис данной конструкции связан с конфликтами между евроинтеграционным или коммунитарным правом и национальным правом государств - членов Европейских сообществ (с 1992 года - Европейский Союз).

Органы конституционного контроля практически всех стран Европейского Союза, за исключением Нидерландов с их конституционно закрепленной монистической моделью соотношения международного и национального права, обозначают в своих решениях рубежи нормотворческой и юрисдикционной активности интеграционных институтов.

В частности, высшие суды Италии, Франции, Венгрии, Польши используют в своих актах лишь формулировки о передаче некоторых суверенных прав, государственных полномочий, отказываясь от каких-либо упоминаний об "ограничении суверенитета". Утверждая сохранение суверенитета у государства - участника интеграционного сообщества и используя в этой связи термин "конституционная идентичность", высшие суды государств-членов исходят из того, что, сколько бы суверенных прав ни было передано, суверенитет, в том числе суверенная юрисдикция, сохраняется до тех пор, пока сохраняется право свободного выхода из объединения. Тем самым, как вытекает из правовых позиций этих высших судов, Европейский Союз обладает лишь суммой переданных ему суверенных прав (государственных полномочий), ни формирующих особого коммунитарного суверенитета, ни умаляющих суверенитета государственного.

Примечательна динамика подходов Федерального Конституционного суда ФРГ к определению допустимости обращенных к нему преюдициальных судебных запросов относительно конституционности коммунитарных актов. Постепенно им были сформулированы позиции по вопросам разграничения коммунитарной и суверенной юрисдикции, включая объем исключительной компетенции Суда ЕС по толкованию норм коммунитарного права.

В постановлении от 30 июня 2009 года по делу о конституционности Лиссабонского договора (BVerfGE 123/267) он указал на необходимость странам - участницам Европейского Союза "сохранять за собой суверенные права в той мере, в которой они позволяют им осуществлять формирование экономических, культурных и социальных условий жизни". < 1 > Тем самым была установлена компетентность Федерального Конституционного суда ФРГ рассматривать акты Европейского Союза на предмет их соответствия конституционной идентичности, а по итогам такого рассмотрения не только разрешать, но и обязывать правительство не исполнять акты Европейского Союза в целях защиты конституционной идентичности.

< 1 > BVerfG, 2 BvE 2/08.

Решением Федерального Конституционного суда ФРГ от 5 мая 2020 года (BvR 859/15) акт института Европейского Союза (Европейского центрального банка, далее - ЕЦБ) впервые был признан принятым ultra vires, то есть с очевидным превышением полномочий, а потому не подлежащим применению на территории Германии < 2 > .

< 2 > 2 BvR 859/15, 05.06.2020 (https://www.bundesverfassungsgericht.de/SharedDocs/Entscheidungen/EN/2020/05/rs20200505_2bvr085915en.html).

Примечательно, что орган конституционной юрисдикции в этой связи, во-первых, оценил акт вторичного коммунитарного права (решение ЕЦБ о прямых денежных операциях) на соответствие предписаниям первичного коммунитарного права (запрет на монетарное бюджетное финансирование). Отметив неубедительность проведенного ЕЦБ анализа последствий принятого им акта и осуществив их самостоятельную оценку, Федеральный Конституционный суд ФРГ обратил внимание на то, что конституционное требование частичной передачи суверенных полномочий на наднациональный уровень в соответствии с демократическими принципами и при соблюдении демократических процедур исключает право наднационального института самостоятельно определять пределы реализации переданных ему государствами-участниками суверенных полномочий. Поскольку в акте ЕЦБ отсутствуют доказательства соответствия его действий фундаментальному для демократии принципу пропорциональности, эти акты, нарушая право граждан Германии на демократию, не могут восприниматься как соответствующие действительному мандату ЕЦБ и по этой причине не подлежат применению на внутригосударственном уровне.

Основываясь на принципе ограниченной передачи компетенции (Prinzip der begrenzten ), Федеральный Конституционный суд ФРГ подчеркнул, что наднациональное объединение может обладать лишь той компетенцией, которая была получена от государств-участников посредством их волеизъявления в учредительных договорах. Все компетенции, которые не были непосредственно переданы на наднациональный уровень, остаются в исключительном ведении национальных властей. Таким образом, ЕС и все его структуры не обладают универсальной компетенцией (Kompetenz-Kompetenz) и могут действовать лишь там, где они были прямо уполномочены государствами-членами.

Кроме того, Федеральный Конституционный суд ФРГ указал на нарушение наднациональным актом принципа пропорциональности, который совместно с принципом передачи компетенции и принципом субсидиарности закреплен учреждающим ЕС Договором (статья 5.1) и предполагает, что действия наднационального объединения должны содержательно и по форме соответствовать целям, преследуемым государствами-участниками при заключении данного Договора. При этом был использован обычно применяемый Федеральным Конституционным судом ФРГ при осуществлении им нормоконтроля тест пропорциональности, в рамках которого на предварительном этапе оценивается наличие легитимной цели, для достижения которой были предприняты оспариваемые меры; на первом этапе оценивается пригодность/уместность соответствующего акта; на втором этапе оценивается необходимость именно данного акта путем ответа на вопрос о возможности достижения цели меньшим вмешательством в фундаментальные права; на третьем этапе оценивается соблюдение баланса между степенью вмешательства в фундаментальные права и благами, связанными с достижением преследуемой цели.

Следует отметить, что данное решение было вынесено по индивидуальной конституционной жалобе. Признавая ее допустимость, Федеральный Конституционный суд ФРГ исходил из того, что конституционно закрепленный принцип демократии, будучи фундаментальной гарантией сохранения достоинства человека, представляет собой не только программное положение, но и относящееся к категории личных прав субъективное, конституционно защищенное "право на демократию". Любое действие наднациональных органов, не подкрепленное предоставленным им мандатом, противоречит Конституции, согласно которой вся государственная власть исходит от первичного источника публичной власти - немецкого народа. Акты ultra vires не имеют отношения к немецкому народу.

В этой связи было указано на конституционную обязанность в части "разумной реализации европейской интеграционной политики", лежащую на национальных властях (Федеральном Правительстве и Парламенте) и предполагающую принятие надлежащих мер в отношении актов европейских институтов, принимаемых ultra vires. Пренебрежение этой обязанностью повлекло нарушение "права заявителей на демократию".

Таким образом, нарушение принципов передачи компетенции и Kompetenz-Kompetenz, означая посягательство наднациональных органов на демократию в Германии, вторгаясь в суверенные права представительных органов и ущемляя тем самым активное избирательное право граждан (расширительная трактовка объема права избирать парламент), выступает допустимым основанием для конституционной жалобы.

Схожие, хотя и менее детализованные подходы, были заявлены конституционными судами других европейских государств, например, Италии < 1 > , Испании < 2 > , Чехии < 3 > , Польши < 4 > .

< 1 > Frontini V. Ministero Delle Finanze [1974] 2 CMLR 372.

< 2 > См.: Saiz Arnaiz A. nationale et droit de l'Union dans la jurisprudence constitutionnelle espagnole// constitutionnelle saisie par les juges en Europe. Paris: Pedone, 2011, pp. 101 - 131; Bustos Gisbert R. National constitutional identity in European constitutionalism; revisiting the tale of the emperor's new clothes in Spain?//National Constitutional Identity and European Integration. Cambridge/Anvers/Portland, Intersentia, 2013, pp. 75 - 92.

< 3 > См.: Constitutional court insists on its previous case-law concerning the so-called Slovak pensions. Constitutional Court, Brno, 15 February 2012 (TZ 8/12) (http://www.usoud.cz/en/cur-rent-affairs/?tx_ttnews%5Btt_news%5D=147 & cHash=a41487790296bfadbd85e535fac8945c); Case C-399/09, Marie, Judgment of 22 June 2011 (http://curia.europa.eu/juris/document/document.jsf?text= & docid=104342 & pageIndex=0 & doclang=EN & mode=1st & dir= & occ=first & part=1 & cid=3467686).

< 4 > https://trybunal.gov.pl/en/hearings/judgments/art/11662-ocena-zgodnosci-z-konstytucja-rp-wybranych-przepisow-traktatu-o-unii-europejskiej.

Таким образом, появление в правовом обиходе ряда государств - участников европейской интеграции понятия "конституционная идентичность" было продиктовано потребностью разрешить непростой вопрос о допустимых пределах продвижения коммунитарного регулирования вглубь национального правопорядка. Превратившееся в судебную доктрину учение о конституционной идентичности, устанавливая, что наднациональная норма не может преобладать над национальным правом, если это идет вразрез с началами конституционного строя, ставит под удар его целостность, разрушает тождество между основами эмпирического правопорядка и его идеальными основаниями, позволило органам конституционного контроля государств Европейского Союза обосновывать исключения из общего признания первенства интеграционного права. < 5 >

< 5 > В настоящий момент обращение к концепту конституционной идентичности не является эксклюзивным лишь для государств - членов ЕС. Ныне к нему в равной мере обращаются и страны - основательницы Европейского Союза, как, например, Бельгия ( P., Verrijdt W. Belgian Constitutional Court Adopts National Identity Discourse; Belgian Constitutional Court N 62/2016, 28 April 2016//European Constitutional Law Review, Vol. 13 (1), 2017, pp. 182 - 205), и недавно в него вступившие, как, например, Хорватия (Toplak Jurij. Concepts of National and Constitutional Identity in Croatian Constitutional Law//Review of Central and East European law. 2017. N 42), и европейские страны, вовсе не являющиеся членами Европейского Союза, как, например, Исландия (Mendez-Pinedo M. Constitutional/judicial resistance to European Law in Iceland. Sovereignty and constitutional identity vs. access to justice under the EEA Agreement//Juridical Tribune Volume 10, Issue 3, December 2020), и даже страны других частей света, например, Австралия (Tran Christopher. New perspectives on Australian constitutional citizenship and constitutional identity//Adelaide Law Review. 2012. N 33).

1.6.3.

Помимо отстаивания конституционной идентичности и отдельных слагающих ее ценностей перед лицом интеграционной юрисдикции практике высших судов европейских государств знакомы и контекстуально схожи коллизии между конвенционной (ЕСПЧ) и суверенной юрисдикциями.

Конституционный суд Италии, во многом следуя примеру Федерального Конституционного суда ФРГ, разграничил конвенционную и суверенную юрисдикцию (в "постановлениях-близнецах" N 348 и N 349, принятых в 2007 году и обусловленных постановлением ЕСПЧ от 29 марта 2006 года по делу "Скордино против Италии"), указав: поскольку никакая норма международного права не может преобладать над основными принципами Конституции, постольку в случае, если в споре о конституционности нормы внутреннего права будет поднят вопрос о применении ЕКПЧ, подлежит проверке совместимость ее норм в истолковании ЕСПЧ с положениями Конституции. Тем самым в случае возможного противоречия между конвенционной и национальной нормой Конституционным судом осуществляется двойная проверка: сначала - национальной нормы на ее соответствие Конвенции, а затем - самой нормы Конвенции на ее совместимость с положениями национальной Конституции. Иными словами, была признана возможность проверки конституционности положений ЕКПЧ. Любое несоответствие должно рассматриваться как нарушение конституционной законности; этот контроль должен основываться на разумном компромиссе между связанностью государства международными обязательствами (статья 117 Конституции Италии) и защитой высших конституционных интересов. < 1 >

< 1 > Решения Конституционного суда Италии N 348, 349 за 2007 год URL: http://www.cortecostituzionale.it/ActionPagina_325.do.

В дальнейшем Конституционный суд Италии, руководствуясь данной позицией, не согласился с выводами ЕСПЧ по вопросу о трансграничных пенсионных выплатах (решение от 31 мая 2011 года по делу "Maggio & others vs Italy"). В частности, было указано, что противоречие между конвенционной и конституционной защитой должно разрешаться в направлении максимального расширения гарантий основных прав при условии обеспечения их надлежащего соотношения с иными конституционно значимыми интересами.

При этом, подчеркнув, что право Конвенции носит не надконституционный, но субконституционный характер, Конституционный суд Италии проявил готовность к компромиссу, признав неконституционность национальных законов, применение которых ранее ЕСПЧ счел нарушением Конвенции.

Характерный пример конфликта между конвенционной и суверенной юрисдикцией на почве конституционного правопорядка Великобритании связан с делом Бойла. В нем ЕСПЧ оценил процедуры британских военных трибуналов как нарушающие право на справедливое судебное разбирательство (Постановление от 25 февраля 1997 года). Тем не менее Палата лордов отказалась признать это решение ЕСПЧ в качестве общего прецедента. < 2 > К настоящему времени Верховный суд Соединенного королевства (с 2009 года на него возложены функции конституционного контроля) принял несколько прецедентных решений, указывающих на условия частичного либо полного отказа от исполнения решений ЕСПЧ. Это допустимо, в том числе когда соответствующие отношения регулируются прецедентным правом, когда суд придает большее значение позиции законодателя, который определяет баланс прав и интересов иначе, чем ЕСПЧ; когда прецеденты ЕСПЧ противоречат фундаментальным аспектам материального или процессуального права.

< 2 > Решение Палаты лордов Великобритании от 18 июля 2002 года (R. v. Boyd). URL: http://www.publications.parlia-ment.uk/pa/ld200102/ldjudgmt/jd020718/boyd-1.htm.

1.6.4.

Российская Федерация не состоит в интеграционных объединениях, где центростремительные процессы, в том числе в части делегирования суверенных полномочий, зашли бы настолько далеко, что всепроникающему воздействию наднационального регулирования может противостоять - и то ad hoc и по преимуществу превентивно - лишь орган конституционного контроля.

Вместе с тем, со стороны некоторых международных организаций, участником которых является Россия, вернее в решениях межгосударственных органов таких организаций, порой имеют место предписания либо текстуально противоречащие нашей Конституции, либо коренным образом расходящиеся с ее принципами и ценностями, том числе в истолковании Конституционного Суда.

При этом и Конституционный Суд, и законодатель исходят из того, что международные соглашения, в том числе по правам человека, в которых участвует Россия, при любых обстоятельствах не могут противоречить Конституции и, в частности, содержать вызовы конституционной идентичности. Нежелательные коллизии могут таить лишь нюансы осуществляемой межгосударственными органами интерпретации лежащих на государстве международных обязательств, их предметного наполнения.

Главной нормативной предпосылкой, исключающей конфликтно-конкурентное соприкосновение конституционного и конвенционного каталогов прав человека, выступает, во-первых, конституционное закрепление международных обязательств в качестве интегральной части национальной правовой системы, превалирующей над внутренним правом, и, во-вторых, конституционное признание основополагающей ценности прав и свобод человека вкупе с необходимостью их гарантирования согласно общепризнанным принципам и нормам международного права.

Названными конституционными положениями ipso facto предполагается не только непротиворечивость международных обязательств основам публичного порядка, конституционной идентичности и т.д., но и их внутренняя целостность, в том числе гармония различных каталогов прав человека, обеспечиваемая схожестью их содержания (сущностная аналогичность при разнообразии дефиниций и классификаций) либо взаимодополняющим сочетанием содержания одного каталога содержанием другого.

Из отсутствия противоречий между конституционными и конвенционными каталогами прав человека следует отсутствие принципиальных расхождений между системами защиты конституционных прав, с одной стороны, и конвенционных прав, с другой стороны. Поэтому исполнение постановлений межгосударственных органов по правам человека является конституционной обязанностью публичных властей.

Гармоничность такого исполнения презюмируется вплоть до тех пор, пока в надлежащих (конституционно-процессуальных) формах не установлено обратное. Исключающая конфликтно-конкурентное соприкосновение каталогов прав и свобод, установленных разными международными соглашениями, в которых участвует государство, презумпция непротиворечивости и целостности международных обязательств, из которой исходит российская правоприменительная практика в целом, предотвращает их расхождение и в практике конституционно-судебной.

К конституционно-правовому истолкованию национального права как совместимому со всеми образующими свод международных обязательств Российской Федерации в гуманитарной сфере каталогами прав и свобод предрасполагает в том числе субсидиарный характер конвенционной юрисдикции. В целях возможно более полного учета социальных и культурных особенностей государствам предоставляется широкий выбор форм и средств обеспечения получивших наднациональное закрепление каталогов прав человека в пределах отдельных правовых систем.

Поскольку международные обязательства, в том числе в области прав человека, признаются Конституцией частью национальной правовой системы (причем приоритетной по отношению ко всему внутреннему законодательству, кроме Конституции), постольку имплементация собственно конвенционных стандартов, содержащихся в конвенционных каталогах, не может противоречить конституционным установлениям. Из этой же посылки вытекает неприемлемость такой интерпретации конституционного текста, которая бы допускала либо коллизионность различных международно признанных и обязательных для государства каталогов прав и свобод, либо иерархическое их соотношение в целях устранения подобных коллизий.

Будучи включенными в национальную правовую систему, международные обязательства в гуманитарной сфере совокупно с внутренним законодательством определяют конституционно признанный уровень защиты прав и свобод (национальный правозащитный стандарт). Пусть и чрезвычайно редко, но, как показывает мировой опыт, возникают ситуации, когда следование подходам, обозначенным впоследствии в решениях конвенционных контрольных органов (межгосударственных органов по защите прав человека), понижает этот уровень. В особенности если рассматривать его не только применительно к интересам конкретного заявителя, но и в контексте баланса прав и свобод всех граждан, как это предполагает часть 3 статьи 17 Конституции Российской Федерации, запрещающая при осуществлении прав и свобод нарушать права и свободы других лиц.

Конституционно-правовая оценка исполнимости подобных решений как ввиду презюмируемой непротиворечивости различных международных обязательств в области прав человека, так и по причине отсутствия процессуальной инстанционности между Конституционным Судом и межгосударственным органом по правам человека, никак не будучи коррекцией конвенционного стандарта, осуществляется в целях обеспечения взаимной непротиворечивости всех компонентов, составляющих конституционно признанный уровень защиты прав и свобод (национальный правозащитный стандарт), включая обязательства по разным конвенциям.

Согласно ранее выраженному Конституционным Судом подходу конституционно предусмотренная (статья 79) возможность участия России в межгосударственных объединениях с передачей части своих полномочий в соответствии с международными договорами не предусматривает ограничения прав и свобод человека и гражданина либо противоречия такого участия основам конституционного строя (Постановление от 9 июля 2012 года N 17-П). Международное обязательство из такого участия возникает на почве согласования позиций суверенных государств, воли которых юридически равновелики. Поэтому международный договор не создает обязательств или прав для третьего государства без его на то согласия (преамбула и статья 34 Венской конвенции о праве международных договоров).

Отвечая на вопрос о степени обязательности решений наднациональных юрисдикционных органов по правам человека, Конституционный Суд разъяснил, что ограждающий основы конституционного строя суверенитет государства не может быть ограничен в связи с участием в каких-либо международных организациях (Постановление от 14 июля 2015 года N 21-П, в котором была дана оценка положениям всех процессуальных кодексов, признающих решения ЕСПЧ обстоятельствами, влекущими за собой пересмотр ранее вынесенных правоприменительных решений). Реализация индивидуальных и общих мер, вытекающих из решения межгосударственных органов по правам человека, должна осуществляться в соответствии с имеющимися на этот счет в Конституции предписаниями (часть 4 статьи 15), то есть на началах, во-первых, признания такого решения составной частью национальной правовой системы и, во-вторых, безусловного приоритета норм Конституции над всеми остальными действующими в пределах этой системы источниками права. Имплементацией этой позиции стало наделение Конституционного Суда правом определять как исполнимость решений ЕСПЧ по критерию конституционности, так и способы исполнения этих решений.

Решение межгосударственного органа, интерпретируя конвенционные положения в противоречии с конституционными положениями, в том числе в их истолковании Конституционным Судом, утрачивает свойства исполнимости (полностью или частично) и не подлежит имплементации в рамках национального правопорядка. Тем самым речь идет не о возможной констатации противоречия между международным соглашением по правам человека (например, ЕКПЧ) и Конституцией, но о коллизии между толкованием конвенционного положения действующим на основании такого соглашения контрольным межгосударственным органом и конституционными положениями. Небезопасным следствием имплементации такого толкования в национальный правопорядок могут стать вторичные коллизии - с иными международными обязательствами в области прав человека, также являющимися источниками национального права.

Подчеркнув, что признание неисполнимости решения является крайней мерой, предпосылка применения которой - явное противоречие конституционному регулированию и, в первую очередь, конституционным гарантиям прав и свобод, Конституционный Суд разделил подход, который ранее в своем решении по делу Гергюлю был выражен Федеральным Конституционным судом ФРГ: решения ЕСПЧ не могут быть исполнены в рамках национального правопорядка, если национальное законодательство предоставляет более высокий уровень гарантий соблюдения основных прав, в том числе ввиду имплементации положений иных международных актов области прав человека либо тогда, когда неисполнение решения является единственно возможным способом избежать нарушений основополагающих конституционных принципов, в том числе требующих от государства надлежащего соблюдения всей совокупности лежащих на нем международных обязательств.

В этом во многом модельном решении, мотивы которого были, с известными отличиями, восприняты конституционными судами Австрии, Италии, Испании, а также Конституционным советом Франции и Верховным судом Великобритании (по крайней мере на отдельных этапах их деятельности), была, таким образом, акцентирована особая роль высшего, в первую очередь конституционного правосудия в обеспечении выполнения международных обязательств в области прав человека. Одной из целей этого является предотвращение несоблюдения международно-правовых обязательств ординарными судами, которое, в конечном счете, может повлечь за собой международно-правовую ответственность государства. Упоминание в аргументации Конституционного Суда названного решения, очевидно, указывает на согласие с заявленным в нем пониманием миссии конституционного правосудия, охватывающей не только отстаивание конституционно признанных прав человека, но и предотвращение возникновения в рамках национального правопорядка нестыковок между выполнением различных международных обязательств в гуманитарной сфере.

Отмечая исключительность подобной коллизии, Конституционный Суд подчеркивает, что ее установление, санкционирующее полный или частичный отказ от исполнения решения межгосударственного органа, возможно лишь по итогам конституционно-судебного процесса. При этом устранение неопределенности в вопросе о соответствии конституционным положениям исполнения решения межгосударственного органа по правам человека возможно посредством толкования соответствующих положений, осуществляемого Конституционным Судом по запросу уполномоченных субъектов.

Опираясь на приведенные правовые позиции, законодатель возложил на Конституционный Суд проверку конституционности подлежащих исполнению - в связи с вынесенным ЕСПЧ решением и получением соответствующего запроса федерального органа исполнительной власти, которым ныне является Генеральная Прокуратура Российской Федерации (ранее - Министерство юстиции), - мер индивидуального и общего характера. Такой проверкой упрочивается контроль за соблюдением принципа субсидиарности, то есть за должным осуществлением делегированных межгосударственному органу полномочий и недопущением осуществления их ultra vires, с выходом за пределы принятых при ратификации соответствующего соглашения обязательств (например, в результате все более расширяемой "автономизации" используемых понятий), порождающим, наряду с другими рисками, расхождения между отдельными международными обязательствами государства. Таким образом, "право на возражение", по сути, выступает формой диалога, который ведут межгосударственный орган по правам человека и создавшие его государства по вопросам толкования конвенционных норм.

Помимо негативного аспекта - недопущение возможности изменения смыслового ядра Конституции ("конституционная идентичность") - данная прерогатива обладает и позитивным измерением, позволяя сбалансировать эволютивное толкование соответствующего международного соглашения и, таким образом, формировать наднациональную практику в сфере защиты прав человека на основе действительного консенсуса подходов государств-участников.

Так, в деле Анчугова - Гладкова, рассмотрев обращения двух граждан России, ЕСПЧ усмотрел в конституционной норме (часть 3 статьи 32), согласно которой не имеют права избирать и быть избранными граждане, содержащиеся в местах лишения свободы по приговору суда, нарушение статьи 3 Протокола N 1 к Конвенции (право на свободные выборы). Посчитав, что подобное ограничение избирательного права носит "автоматический и неизбирательный характер вне зависимости от тяжести и вида преступления", ЕСПЧ предложил либо изменить конституционные положения текстуально, либо подвергнуть их соответствующему конституционно-правовому толкованию. Безусловное выполнение решения, содержащего положения, текстуально противоречащие Конституции, означало бы умаление положений Конституции, высшая юридическая сила которой ограждает конституционную идентичность.

Помимо того, международно-правовые обязательства Российской Федерации по линии участия в ЕКПЧ требуют вынесения законного и обоснованного судебного акта в связи с ранее принятым ЕСПЧ решением. Законности и обоснованности данного акта служит механизм запроса суда в Конституционный Суд, призванный при необходимости определить исполнимость решения ЕСПЧ в рамках национального, основанного на верховенстве Конституции, правопорядка. Определенные решением Конституционного Суда (Постановление от 19 апреля 2016 года N 12-П) конституционно приемлемые пределы исполнения постановления ЕСПЧ впоследствии были признаны оправданными и Комитетом министров Совета Европы, который в 2019 году признал надлежащим способом исполнения постановления ЕСПЧ применение мер, предполагаемых названным постановлением Конституционного Суда.

Исполнение актов межгосударственных юрисдикционных органов, обусловленное в том числе участием в ЕКПЧ и вытекающим из нее признанием юрисдикции ЕСПЧ, не отменяет ни российского суверенитета (часть 1 статьи 4), ни высшей юридической силы Конституции (часть 1 статьи 15), ни содержащегося в ней запрета на участие в международных договорах, если это влечет ограничение прав и свобод человека и гражданина и противоречит основам конституционного строя (статья 79).

Помимо того, угрозу конституционной идентичности могут нести в себе и такие решения межгосударственных органов, которые, не противореча напрямую конституционному тексту, идут вразрез с культурно-историческими основаниями конституционного правопорядка, внятно обозначенными в ранее вынесенных решениях органов конституционной юрисдикции.

С этой точки зрения представляется показательным различие подходов Конституционного Суда и ЕСПЧ относительно пределов свободы самовыражения как проявления индивидуальной автономии.

В частности, позиция Конституционного Суда по разрешению коллизий между свободой выражения и ценностями, слагающими конституционную идентичность, была с достаточной полнотой раскрыта в решении по делу о так называемом "панк-молебне" (Определение от 25 сентября 2014 года N 1718-О). Произошедшее в Храме Христа Спасителя было расценено как выход за пределы гарантированного Конституцией правомерного пользования свободой выражения мнений, повлекший за собой грубое нарушение общественного порядка (хулиганство) и оскорбление чувств верующих. При этом, указал Конституционный Суд, санкция была возложена не за нарушение норм поведения, принятых в рамках отдельных религиозных учений, но именно за недопустимую в цивилизованном обществе форму выражения мнения.

В Постановлении от 23 сентября 2014 года N 24-П Конституционным Судом была дана оценка конституционности запрета пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений сквозь призму баланса между свободой выражения мнения и правом несовершеннолетних на охрану духовного и нравственного развития. Согласно оценке Конституционного Суда оспариваемое регулирование само по себе не содержит элементов дискриминации, будучи направлено на защиту детей от разрушающего воздействия пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений и устанавливая обязанность органов государственной власти принимать меры по защите ребенка от информации, пропаганды и агитации, наносящих вред его здоровью, нравственному и духовному развитию. Основываясь на положениях Конвенции ООН о правах ребенка (одобрена Генеральной Ассамблеей ООН 20 ноября 1989 года), указывающей на нравственность и здоровье детей в качестве высшей цели, российский законодатель исходил их приоритета защиты здоровья и прав детей над свободой выражения мнения об однополых отношениях. Подтвердив недопустимость произвольного вторжения в частную жизнь, Конституционный Суд вместе с тем указал на то, что распространение предпочтений, касающихся сексуальной ориентации, не должно ущемлять достоинство других лиц, а также ставить под сомнение общественную нравственность и негативно воздействовать на нравственное развитие несовершеннолетних.

Напротив, ЕСПЧ своим решением от 20 июня 2017 года по делу "Баев, Киселев и Алексеев против России" признал нарушенными статью 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (свобода выражения мнения), а также статью 14 (запрет дискриминации) и тем самым усмотрел несовместимость с такими ценностями демократического общества, как плюрализм и толерантность. Между тем право национального законодателя регулировать на национальном уровне различные правоотношения, непосредственно затрагивающие интересы несовершеннолетних, полностью корреспондирует с предшествующей практикой ЕСПЧ и, в частности, выводами по делу "Хэндисайд против Великобритании", где, констатировав отсутствие единой европейской концепции морали в национальном законодательстве различных стран - участниц Конвенции, ЕСПЧ согласился, что взгляды в отношении требований морали отличаются в зависимости от времени и места, особенно в условиях современности, характеризующейся быстрой эволюцией мнений, и пришел к выводу о том, что в силу непосредственного и постоянного контакта с обществом, гражданами своих стран власти государства находятся в принципе в лучшем положении, чем международный судья, для высказывания мнения о точном содержании этих требований морали, а также о необходимости введения ограничения прав с целью соответствия этим требованиям.

***

Разъясняя важную грань соотношения принципов верховенства права и государственного суверенитета, заявленный в серии решений Конституционного Суда 2015 - 2017 годов центральный тезис, гласящий, что соподчинение национального правопорядка наднациональному не отвечает основной конституционной обязанности органов публичной власти - соблюдать и защищать права и свободы, одновременно определяет и конституционно приемлемое соотношение между юрисдикцией межгосударственного органа и суверенной юрисдикцией.

В частности, взаимодействие системы конвенционной защиты и конституционного правопорядка в любом случае не может основываться на субординации.

Коллизии конституционной идентичности и международных/наднациональных юрисдикционных воздействий неизбежны, но не непреодолимы. Именно конституционно-юрисдикционное реагирование является оптимальным правовым средством не только преодоления, но и предотвращения такого рода коллизий. Как следует из сказанного выше, российское конституционное правосудие располагает надежной, отвечающей задачам конституционного контроля, методологией оценки исполнимости решений межгосударственных органов.

Вместе с тем обращение к категории "конституционная идентичность" может и должно служить сближению разноуровневых правовых порядков, способствовать их продуктивному, то есть исключающему и соподчинение, и изолированное сосуществование, взаимодействию.

Указание на противоречие конституционной идентичности интерпретативных положений, содержащихся в акте межгосударственного юрисдикционного органа, предполагает адекватный отклик со стороны международных/наднациональных институций, а именно восприятие соответствующего решения Конституционного Суда в качестве своевременного, компетентного и высказываемого в правовом поле предупреждения о расхождении по наиболее принципиальным для суверенного государства вопросам.

Поэтому обозначение в конституционно-судебной процедуре тех или иных элементов правового строя (ценностных, институциональных) в качестве принадлежащих конституционной идентичности следует понимать как необходимое средство, приближающее названные институции к лучшему пониманию стоящих перед ними задач и путей, действительно ведущих к их решению.

Такой подход представляется наиболее плодотворным, в особенности в свете недавних конституционных поправок и изменений базового закона (2020 год), усиливших полномочия Конституционного Суда в части определения исполнимости решений межгосударственных органов как по масштабу (право разрешать вопрос об исполнимости решений любого межгосударственного органа, а не только по правам человека, как было ранее; появление полномочия определять возможность исполнения решения иностранного или международного суда, международного арбитража, налагающего обязанности на Российскую Федерацию, в случае если это решение противоречит основам публичного правопорядка Российской Федерации), так и по качественным возможностям (существенное расширение поля ценностных значений, совокупно формирующих конституционную идентичность).

Подобное прочтение концепта конституционной идентичности и его осуществления средствами конституционной юрисдикции позволяет видеть в нем не только и не столько "красную линию", очерчивающую неприкосновенную для международного/наднационального воздействия сферу, сколько резервный механизм гармонизации императивов конституционного правопорядка и объективных потребностей международного сотрудничества во имя верховенства права.

2. Основные методологические подходы, применяемые

Конституционным Судом для оценки конституционности

2.1. Презумпция добросовестности законодателя и конституционности нормы, проявление Конституционным Судом конституционной сдержанности при оценке конституционности

Рациональное устройство публичной власти, наращивая на ее нижних и средних уровнях ограничители институциональные (разделение властей; разнообразные контрольные механизмы - общие и специальные, судебные и административные) и нормативные (субординация актов по их юридической силе, разветвленная сеть административных регламентов; скрупулезное техническое регулирование), не исключает и даже предполагает широту дискреции на самом высшем уровне органов публичной власти.

Очевидно, что наделение самой широкой дискрецией, равно как и ее применение, должно осуществляться лишь во имя защиты основополагающих ценностей, для чего субъект такой дискреции не должен вовлекаться в дела текущего управления и, чтобы избежать делегирования дискреции нижестоящими соподчиненным звеньям, быть представлен только лишь одним - высшим - органом.

Конституционное правосудие представляет собой тот сегмент высшей публичной власти, которому максимальная широта дискреции, легитимируемой как по критерию функции (достижению каких целей служит дискреция?), так и по критерию баланса (предотвращается ли возможный ущерб от применения дискреции достигаемым благом?), может быть доверена с наименьшими рисками.

Предметное наполнение компетенции Конституционного Суда учитывает эту функциональную потребность в широте дискреции, которой должен обладать высший контрольный орган такого рода. < 1 >

< 1 > Если предубеждение, испытываемое в отношении централизованного судебного контроля конституционности законов правопорядками стран, принадлежащих семье общего права, основывается на представлении о несовместимости соответствующего контроля с фундаментальным для конституционного права этих стран принципом верховенством парламента, то, несмотря на то, что названный принцип не присущ конституционному праву континентальной правовой семьи, тем не менее некоторые принадлежащие к ней правопорядки также не расположены к централизованному судебному контролю конституционности (или сохраняли такое отношение вплоть до XXI столетия), усматривая в таком контроле угрозу вмешательства одной ветви государственной власти в компетенцию другой. Так, в Нидерландах на конституционном уровне закреплена норма о недопустимости судебного контроля законодательной деятельности. В Финляндии, где функции превентивного конституционного контроля возложены на Конституционный комитет парламента, суды вправе не применять нормы подзаконных актов, прямо противоречащие Конституции, но не могут ни оценивать конституционность законов, ни отказываться применять законоположения по мотивам их неконституционности. В Швеции только в 2000 году были внесены поправки в Акт о форме правления, смягчающие, но не устраняющие полностью, действующий с середины XIX века запрет на судебный контроль конституционности: "Если суд или иной государственный орган находит, что норма противоречит положениям Основного закона или какого-либо акта вышестоящего органа либо что установленный порядок по какому-то важному вопросу не соблюдается, он вправе не применять такую норму. Но если норма закона принята Риксдагом или правительством, такой подход применяется только тогда, когда совершена явная ошибка" (глава 11, § 14). В настоящий момент Верховный суд этого государства, будучи вправе воздержаться от применения закона, признанного неконституционным, прибегает к этой возможности с крайней осторожностью.

Контроль конституционности как высшей законности ("законности законов") ограждает воплощаемые Конституцией идеалы права от самого законодателя. Выступая учрежденным народом при принятии Конституции противовесом институтам представительной демократии, конституционный нормоконтроль пресекает их выход за обозначенные народом-сувереном рубежи. Задачи конституционного нормоконтроля не идентичны задачам правоприменения, пусть даже высшего, будучи функционально связаны не только с применением права, но и с его созданием. Будучи источниками права особого, обладающего нормативным единством с конституционными положениями, вида, решения Конституционного Суда, осуществляя оценку конституционности ординарного законодательства, одновременно раскрывают нормативное содержание конституционного регулирования. Каждое вынесенное в порядке конкретного нормоконтроля итоговое решение содержит казуальное толкование Конституции.

Мнимость противоречия между канонами представительной демократии, согласно которым законы принимаются всенародно избранным парламентом, и лишением их юридической силы невыборным органом определяется тем, что обширные прерогативы этого органа имеют только одну цель - предотвратить облачение произвола в юридические, то есть подобающие лишь праву, формы.

Являясь одним из компонентов механизма сдержек и противовесов, централизованный конституционный контроль призван во имя верховенства права уравновесить вызовы, которые применительно к основным правам и свободам могут быть скрыты в концептах и институтах, подчеркивающих абсолютность власти большинства. Именно это целеполагание легитимирует полномочия, которыми наделяется орган конституционного контроля (преодоление воли парламентского большинства; предотвращение проведения референдума по вопросу, заведомо противоречащему Конституции).

Вместе с тем специфика публично-властного мандата и прежде всего отсутствие какого-либо внешнего контроля за осуществлением слагающих его полномочий особо обязывают орган конституционной юрисдикции к самоограничению.

Указанные особенности компетенции Конституционного Суда, его место в системе сдержек и противовесов как высшего судебного органа конституционного контроля обусловливают особую роль самоограничения и сдержанности в деятельности Конституционного Суда.

Соблюдение конституционной сдержанности в данном аспекте важно еще и потому, что конституционные суды часто призваны к принятию решений по наиболее острым проблемам, лежащим на границе юридического и политического, по которым у общества не сформировалось консолидированного мнения. В связи с этим в ходе медийного и доктринального мониторинга (на постоянной основе осуществляется Секретариатом Конституционного Суда) проводится анализ содержательных комментариев, посвященных конституционному нормоконтролю, применительно как к общим вопросам, так и к текущей деятельности Суда (не исключая, конечно, и полемических или критических комментариев).

Разделение властей - основа правовой государственности и демократии, необходимое условие против злоупотребления властью, непременная гарантия прав и свобод. Конституционный Суд осуществляет охрану Конституции, в том числе защиту принципа разделения властей, удерживая публичные власти в границах их конституционно установленной компетенции.

В защите Конституционным Судом принципа разделения властей могут быть выделены два взаимосвязанных аспекта. С одной стороны, это рассмотрение обращений в порядке нормоконтроля, в том числе связанных с реализацией принципа разделения властей и тем самым предполагающих толкование соответствующего принципа, выявляющее его нормативное содержание. С другой стороны, Конституционный Суд как высший орган судебной власти не пребывает вне системы разделения властей. Если применительно к ординарному правосудию независимый суд является противовесом административному произволу, то правосудие конституционное удерживает от посягательств на основы демократии власть законодательную. Ординарное и экстраординарное правосудие наделены в этих целях нормоконтрольными полномочиями, в равной мере являющимися частью механизма сдержек и противовесов, посредством которого институт, принадлежащий к одной ветви государственной власти, осуществляет контроль в отношении другой ее ветви.

Однако, во-первых, по самой своей сущности конституционный нормоконтроль, в отличие от административной юстиции, не может быть ограничен исключительно функцией негативного нормотворца. Во-вторых, его решения не могут быть подвержены какой-либо ревизии.

Если бы конституционная юрисдикция не обладала названными свойствами, то она была бы не в состоянии действенно контролировать законодательную власть. Однако эти свойства способны внести дисбаланс в систему разделения властей без получающего свое юридическое выражение в принципе конституционной сдержанности самоограничения органа конституционной юрисдикции. < 1 >

< 1 > При отсутствии каких-либо внешних ограничений в рамках конституционного судопроизводства управомоченные публично-властные субъекты могут принять в отношении конституционного суда различного рода ограничительные меры в области конституционного судоустройства, вплоть до дезавуирования институциональной самостоятельности конституционного нормоконтроля. Следование принципу конституционной сдержанности снижает вероятность этого варианта развития событий, который, как показывает опыт, не является чисто гипотетическим.

Тем самым принцип конституционной сдержанности является "внутренним элементом" механизма сдержек и противовесов, позволяющим системе разделения властей, включающей согласующий принципы представительной демократии и верховенства права институт конституционного контроля, и сохраняться в качестве таковой, и не утрачивать работоспособности.

Прежнее регулирование конституционно-контрольной деятельности (Закон РСФСР "О Конституционном Суде РСФСР" от 6 мая 1991 года) допускало возбуждение конституционного судопроизводства по инициативе самого Суда; предметом оценки могли стать не только нормы, но и действия и решения органов государственной власти. В действующем регулировании (Федеральный конституционный закон от 21 июля 1994 года) место Конституционного Суда в рамках разделения властей отличает большая сбалансированность. Инициирование Судом рассмотрения дел не предусмотрено; предмет рассмотрения ограничивается нормой, включая смысл, которой придает ей сложившееся правоприменение (статьи 74, 97 базового закона). Способствуя сосредоточению Суда на разрешении вопросов права, а не факта (целесообразности), нынешняя редакция базового закона благоприятствует следованию принципа конституционной сдержанности.

В развитие конституционных гарантий независимости судей Конституционного Суда, их подчинения только Конституции и федеральному закону законодательно предусмотрено, что его решения, а также иные акты выражают соответствующую Конституции правовую позицию судей, свободную от политических пристрастий; судьи Конституционного Суда принимают решения в условиях, исключающих постороннее воздействие на свободу их волеизъявления, чем обеспечивается надлежащая полнота усмотрения при оценке оспариваемых законоположений и толковании конституционных положений (части третья и четвертая статьи 29 базового закона).

В формальном отношении пределы конституционной интерпретации ограничены пределами компетенции Конституционного Суда. Закон регламентирует лишь нормативное (неказуальное) толкование Конституции. Что касается казуального толкования, то в силу прямого конституционного предписания (статья 16) толкование норм, содержащихся в главах 2 - 9 и разделе втором Конституции, не может противоречить основам конституционного строя. Уникальное место конституционной юстиции среди прочих институтов публичной власти, отсутствие каких бы то ни было ревизионных механизмов в отношении выносимых ею решений делают проблематичным какой-либо внешний контроль за соблюдением компетенционных ограничений. Сознавая объективно заложенные в таком положении риски и стремясь избежать их, Конституционный Суд при определении допустимых пределов конституционного толкования, осуществлении иных юрисдикционных полномочий, а также специальной (неюрисдикционной) компетенции сообразуется в каждом конкретном случае не только со своими формальными полномочиями, но и с совокупностью самоограничений.

Таким образом, в принципе конституционной сдержанности заложен тщательный учет как формальных границ конституционной интерпретации (разграничение вопросов права от вопросов целесообразности, принадлежащих области усмотрения законодателя, включая разграничение пробельности регулирования от квалифицированного умолчания законодателя; выделение конституционно значимых вопросов права), так и границ объективных (определение так называемой "юстициабельности").

По свойствам той компетенции, которая вверена ей в рамках системы разделения властей, судебная власть вправе оценивать лишь юридически значимые аспекты действий и норм. Соответственно, в ходе конституционного нормоконтроля не могут оцениваться политические и идеологические аспекты оспариваемого регулирования.

Принцип конституционной сдержанности не является лишь одним из проявлений принципа разделения властей, хотя и выступает одной из его важных гарантий. Сущностная черта данного принципа - самоограничение, предполагающее готовность воздержаться от осуществления отдельных полномочий. Это, в первую очередь, исключает какие-либо предписания законодателю, не нацеленные на устранение противоречий между Конституцией и дефектной нормой, в том числе воздержание от императивного конституционно-контрольного воздействия при выявлении нормотворческих дефектов (например, нарушений юридической техники), которые, порождая внутриотраслевые и межотраслевые коллизии либо пробелы, не ведут, однако, к неконституционности регулирования.

Самоограничение, проявляемое органом конституционного правосудия относительно осуществления врученных ему прерогатив (по формам, масштабам и объему), приобретает в контексте системы разделения властей исключительное значение, учитывая, во-первых, что по самой природе конституционного правосудия собственная его дискреция не поддается исчерпывающе точному нормативному очерчиванию и, во-вторых, что именно конституционное правосудие выявляет пределы дискреции высших органов всех иных ветвей власти.

Опора на принцип конституционной сдержанности позволяет разграничить так называемый "конституционный вопрос", принадлежащий исключительному ведению Конституционного Суда, от вторжения в компетенцию законодателя (путем установления нормативного регулирования, в том числе при квалифицированном умолчании законодателя) или правоприменителя (разрешение вопросов факта, выполнение разрешимых ординарным правосудием задач казуального толкования норм).

Следование принципу конституционной сдержанности предопределяет как общие подходы к оценке действий законодателя (например, допущение, что отсутствие регулирования может быть выражением квалифицированного умолчания), так и выбор мер контрольного воздействия (например, предпочтение выявления конституционного смысла нормы ее дисквалификации; осторожность при установлении временного регулирования; возможность особого порядка исполнения решения в целях предотвращения возможного ущерба иным конституционно значимым отношениям).

От принципа конституционной сдержанности производна презумпция добросовестности законодателя и конституционности регулирования.

Утверждая презумпцию конституционности оспариваемой нормы и возлагая на заявителя опровержение таковой, данный принцип определяет присущий конституционному процессу onus probandi. Соответственно, Суд, даже приняв жалобу к рассмотрению, приступает к началу публичного разбирательства (либо судейского обсуждения без их проведения), исходя из предположения (гипотезы) конституционности, которая по итогам рассмотрения может быть опровергнута.

Презумпция добросовестности законодателя задает модальность формулировок, используемых при выявлении конституционного смысла (негативная - "норма не соответствует Конституции постольку, поскольку (...)"; позитивная - "норма соответствует Конституции постольку, поскольку (...)"; комбинированная - "норма не соответствует Конституции постольку, поскольку (...), и соответствует Конституции постольку, поскольку (...)"), а также формы и интенсивность воздействия на нормативное регулирование (обращенные к субъекту нормотворчества рекомендации об изменении регулирования; предписания с особым механизмом исполнения; установление временного регулирования).

Проявляя уважение к дискреции, принадлежащей субъекту нормотворчества и правоприменителям, и руководствуясь в этих целях принципом конституционной сдержанности, Конституционный Суд отказывается от принятия обращения к рассмотрению, если, как это следует из мотивировочной части его определений, вынесение итогового решения (постановления) по данному обращению чревато - при номинальном соблюдении установленной компетенции - ограничением конституционно приемлемого нормотворческого и правоприменительного усмотрения.

Презумпция добросовестности законодателя обладает определенным значением и в контексте престижа судебной власти, неоспоримости авторитета конституционного правосудия.

Конституционная сдержанность проявляет себя в том числе и в юридико-технических аспектах итогового решения.

Действуя в общем контексте все более усложняющегося правопорядка, Конституционный Суд не может допустить возникновения в результате выносимого им по итогам проверки нормативного акта или законоположения решения дисфункциональных по отношению ко всей системе национального права сбоев. В этой связи в случаях, если признание нормы неконституционной может привести к образованию правового пробела или ухудшению правового положения граждан в отношениях с государством, Конституционный Суд принимает решение о временном сохранении действующего регулирования с определением срока, в течение которого выявленный законодательный дефект должен быть устранен (постановления от 11 декабря 2014 года N 32-П, от 25 апреля 2018 года N 17-П, от 19 апреля 2021 года N 14-П).

В отдельных случаях Конституционный Суд полагает сообразным принципу конституционной сдержанности указать на пути совершенствования рассматриваемого регулирования в конституционном русле (в том числе посредством устранения неопределенности и несогласованности, восполнения нормативных пробелов и т.д.) в форме направляющих дальнейшее законотворчество рекомендаций, содержащихся в мотивировочной части решения (постановления от 9 апреля 2021 года N 12-П, от 15 июня 2021 года N 28-П, от 30 июня 2021 года N 31-П и др.).

Эти ориентиры адресованы как законодателю, так и иным субъектам права законодательной инициативы.

Вне зависимости от того, в какой степени рассматриваемое регулирование было признано конституционно дефектным и, соответственно, какую меру контрольного воздействия счел уместным применить Конституционный Суд, это мотивируется в тактичной манере. Изложение выдержано в тоне спокойного рассуждения, поясняющего причины несогласия с подходом законодателя ("деликатность стилистики").

Означая уважительное отношение к компетенции правоприменительных органов, принцип конституционной сдержанности в том числе предотвращает превращение Конституционного Суда из экстраординарного средства судебной защиты конституционных прав и свобод в дополнительную ревизионную инстанцию ординарного правосудия.

При осуществлении конституционного судопроизводства исследуются исключительно вопросы права с воздержанием от установления фактических обстоятельств во всех случаях, когда это входит в компетенцию правоприменительных органов и прежде всего судов. Указывая на подлежащие исправлению дефекты правоприменения, Конституционный Суд не оценивает законность и обоснованность состоявшихся в конкретном деле правоприменительных решений, а также не определяет возможность наступления той или иной правоприменительной ситуации (Постановление от 17 января 2018 года N 3-П).

С учетом того что решения Конституционного Суда влекут за собой в том числе индивидуальные правоприменительные последствия, следование принципу конституционной сдержанности способствует и более прочному обеспечению принципа res judicata. В частности, на поддержание стабильности судебных решений направлены критерии допустимости индивидуальных обращений и их трактовка Конституционным Судом. С 2014 года в целях обеспечения фундаментального принципа правовой определенности конституционная жалоба должна быть подана в срок не позднее одного года после рассмотрения в суде конкретного дела, в котором был применен оспариваемый закон. Окончанием рассмотрения дела, от которого берет отсчет установленный годичный срок, является дата вынесения последнего судебного акта по делу (Определение от 24 апреля 2018 года N 1062-О). С 2020 года обращение в Конституционный Суд возможно лишь после исчерпания всех средств ординарной судебной защиты. Соответствующее требование в том числе направлено на поддержание должного взаимодействия между высшими судами, действующими в общих рамках национальной судебной системы.

Принцип конституционной сдержанности налагает определенные ограничения и на осуществление полномочий, не относящихся к нормоконтролю. В частности, на определение допустимости запроса о толковании Конституции. В отдельных случаях такой запрос может, по существу, представлять собой ненадлежащую попытку получить предварительную оценку конституционности конкретных положений обсуждаемого парламентом законопроекта. Поскольку рассмотрение запроса о толковании Конституции не должно подменять собой иные виды конституционного судопроизводства, постольку впредь до завершения законодательного процесса принцип конституционной сдержанности предполагает воздержание от соответствующего рассмотрения.

Принцип конституционной сдержанности повлиял в числе прочего на превращение, по существу, в своего рода резервную прерогативу права законодательной инициативы, которым по предметам своего ведения располагает Конституционный Суд, равно как и воздержание от осуществления конституционно предусматриваемого вплоть до 2020 года права обращения с ежегодными посланиями к Федеральному Собранию, с предпочтением формата обращенных к широкой аудитории Информаций Конституционного Суда, посвященных наиболее актуальным проблемам конституционной законности (обнародуются с 2012 года).

Вместе с тем контроль конституционности нормативного регулирования в целях защиты основных прав и свобод - raison конституционного правосудия. Поэтому принцип конституционной сдержанности отходит на второй план, если в контексте конкретной нормоконтрольной ситуации между этим методологическим подходом и основным принципом защиты прав человека возникает какая-либо коллизия. Уместные - в контексте уважения принципов разделения властей и независимого суда - проявления принципа конституционной сдержанности не могут вести к выхолащиванию самой сути конституционного нормоконтроля и, соответственно, не исключают осуществления Конституционным Судом всех закрепленных за ним полномочий в полном объеме постольку, поскольку того требует защита основных прав и свобод, обеспечение безусловной обязательности принимаемых им решений и в том числе их правоприменительной реализации. Поэтому принцип конституционной сдержанности проявляется тем менее, чем в большей степени неконституционным дефектом оказываются затронутыми основные права и свободы. Их защита оправдывает конституционно-судебное вмешательство, включая установление временного, вплоть до обновления законодательства, регулирования. Иное не отвечало бы предназначению конституционного правосудия, на которое возложена юрисдикционная защита основ конституционного строя, основных прав и свобод, обеспечение верховенства и прямого действия Конституции на всей территории Российской Федерации.

***

У колыбели конституционной юстиции раздавались предсказания о неминуемом конфликте между ней и юстицией ординарной, о рисках невозможности пересмотра актов конституционного нормоконтроля, об угрозе толкования закона - воли суверена - contra legem, необузданном произволе "теневого легислатора" и недалеком подавлении конституционной юстицией всех ветвей государственной власти. Всем этим пророчествам не дано было сбыться не только ввиду соблюдения конституционными судами скудных формальных ограничений, но и благодаря неукоснительному следованию принципу конституционной сдержанности.

При этом для формирования на почве принципа конституционной сдержанности конституционного обычая, укрепляющего в условиях представительной демократии не только легитимность конституционного нормоконтроля, но и легитимность публичной власти в целом (конституционность нормотворчества и правоприменения являются ее непреложными предпосылками), усилий одного актора недостаточно. Необходимо встречное внимание к выражаемым Конституционным Судом правовым позициям на всех стадиях правотворческой деятельности, не сводящееся лишь к выполнению предписанного в резолютивной части решений, но и учитывающее содержащиеся в мотивировочной части рекомендации. В решении этой задачи явно усматривается позитивная тенденция, но выражение такого пожелания иным государственным институтам не будет излишним.

2.2. Баланс конституционных ценностей как критерий оценки конституционности

Защита конституционно значимых ценностей (блага и принципы, прямо закрепленные в конституционном тексте, а также выявляемые в нем посредством конституционной интерпретации) посредством поддержания надлежащего соотношения между ними (метод баланса), вытекая из провозглашения прав и свобод человека высшей ценностью (статья 2), обусловлена самой природой конституционного правосудия. Лишь обращение к методу баланса, применяемого в том числе в контексте аксиологического подхода, обеспечивает конституционно должное соотнесение частных и публичных интересов, выступающих основаниями ограничений прав и свобод.

Обусловленные нормотворческими дефектами, а также системно связанным с данными дефектами правоприменением, конфликты конституционно значимых интересов порождают ситуативные коллизии ценностей, которые возникают между отдельными, получающими объективацию в соответствующих интересах, конституционными ценностями (личная свобода, социальная справедливость, публичное благо, право частной собственности и т.д.).

Обозначив в первых же своих решениях важность баланса интересов, при осуществлении прав и свобод и в первую очередь равновесия между публичными и частными интересами (Постановление от 21 апреля 1993 года N 8-П), Конституционный Суд и сегодня усматривает главную свою задачу в поддержании средствами нормоконтроля необходимого равновесия в национальном правовом пространстве.

Уточняя в ходе казуального, осуществляемого в связи с рассмотрением конкретных дел, толкования конституционных норм содержание коллизирующих конституционных ценностей, Конституционный Суд преодолевает тем самым дисбаланс конституционно значимых интересов, все чаще при этом обращаясь к более тонким, чем линейные методы (дисквалификация), способам его устранения.

2.2.1.

Утверждение гражданского мира и согласия, как следует из преамбулы Конституции, является одной из целей ее принятия. Значимость этих конституционных ценностей определяет их ключевое место среди ориентиров конституционного развития. Непременной предпосылкой достижения данной, поставленной конституционным законодателем, задачи является поддержание баланса между всеми конституционно признанными ценностями.

В целях поддержания надлежащего баланса конституционных ценностей ограничение основного права или свободы подлежит, согласно позиции Конституционного Суда, помимо прочего, восполнению через обретение эквивалентного блага, включая дополнительные законодательные гарантии, а также максимизацию определенного публичного блага, являющегося полезным в том числе и для ограничиваемого в праве лица. Так, например, "изъятие из подсудности суда с участием присяжных заседателей уголовных дел, по которым в качестве наиболее строгого вида наказания не могут быть назначены пожизненное лишение свободы или смертная казнь, - при предоставлении несовершеннолетнему, обвиняемому в соответствующем преступлении, права на рассмотрение его дела коллегией из трех профессиональных судей в качестве дополнительной процессуальной гарантии законного, объективного, беспристрастного и справедливого разрешения дела - в данном случае не может расцениваться как ухудшающее положение несовершеннолетних и вводящее дискриминирующие их по сравнению с совершеннолетними лицами различия в обеспечении эффективной судебной защиты их конституционных прав" (Постановление от 20 мая 2014 года N 16-П).

Как неоднократно отмечалось Конституционным Судом, свобода усмотрения законодателя при выборе форм и механизмов правового регулирования, в особенности затрагивающих конституционные права, ограничивается защитой конституционных ценностей при условии соблюдения критерия соразмерности (постановления от 17 июня 2013 года N 13-П, от 5 марта 2013 года N 5-П). Так, федеральный законодатель, регулируя в пределах предоставленных ему Конституцией дискреционных полномочий право на осуществление предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности, а также право частной собственности, обязан обеспечивать разумный баланс частных и публичных интересов в этой сфере и соблюдать требование о возможности ограничений прав и свобод человека и гражданина только соразмерно конституционно значимым целям (Постановление от 29 апреля 2020 года N 22-П).

Устанавливая баланс публичного и частного начал, Конституционный Суд формирует и развивает подходы к определению допустимых пределов ограничения прав. Согласно им при ограничении прав следует использовать лишь строго обусловленные конституционно одобряемыми целями меры, отвечающие требованиям соразмерности, необходимости и правовой определенности. При этом регулирование - с тем чтобы исключить возможность несоразмерного ограничения прав и свобод в конкретной правоприменительной ситуации - должно содержать нормы, не допускающие расширительного толкования устанавливаемых ограничений и, следовательно, произвольного их применения (Постановление от 17 января 2019 года N 4-П).

Первоочередное внимание со стороны Конституционного Суда уделяется преодолению вызванного регулятивными дефектами (непосредственно нормотворческими; системно связанными с нормотворчеством правоприменительными) дисбаланса ценностей в тех сферах, где дефектное регулирование в наибольшей мере угрожает гражданскому миру и согласию.

Такова, в частности, проверка конституционности регламентации личных прав и свобод, включая свободу совести и вероисповедания. Свобода менять религию или убеждения, равно как свобода их исповедовать в богослужении, обучении, отправлении религиозных и культовых обрядов, не ограничивается пространством частной жизни, но, указывает Конституционный Суд, претворяется в публичных формах. Названное обстоятельство обязывает государство, без утраты им светского характера, обеспечивать, нейтрально и беспристрастно, исповедание различных религий, верований и убеждений, непротиворечиво сочетая религиозную терпимость с поддержанием общественного порядка при отправлении религиозных обрядов, не допуская ни неоправданного вмешательства в деятельность религиозных организаций, ни клерикализации публичных институтов (Постановление от 5 декабря 2012 года N 30-П).

Другим направлением выступает установление баланса при проверке конституционности регламентации отдельных политических прав и свобод, в частности права на участие в управлении делами государства и местных территориальных сообществ путем выборов органов публичной власти. Согласно позиции Конституционного Суда незыблемость демократической основы российской государственности закрепляется правом граждан участвовать в управлении делами государства как непосредственно, так и через своих представителей (Постановление от 10 ноября 2017 года N 27-П), поэтому поддержание гражданского мира и согласия предполагает цивилизованные формы разрешения избирательных споров и в первую очередь установление такого регулирования, которым бы обеспечивалось эффективное действие судебных механизмов защиты избирательных прав (Постановление от 22 апреля 2013 года N 8-П), включая полноценную возможность оспаривания решений избирательных комиссий (Постановление от 20 января 2021 года N 2-П).

Устанавливая нарушенный баланс ценностей в регулировании проведения публичных мероприятий (собрания, митинги, демонстрации, шествия, пикетирование), Конституционный Суд исходит из того, что публичные мероприятия затрагивают права и законные интересы широкого круга лиц, включая и тех, кто непосредственно в этих мероприятиях не участвует (постановления от 18 июня 2019 года N 24-П, от 10 февраля 2017 года N 2-П, от 13 мая 2014 года N 14-П и др.; Определение от 7 июля 2016 года N 1428-О). Суды обязаны учитывать, что проведение любого публичного мероприятия, как правило, сопряжено с известными неудобствами для не участвующих в нем граждан (ограничение пешеходного движения, создание помех работе транспорта, затруднение доступа к объектам социальной инфраструктуры и др.), которые, являясь неизбежными издержками свободы мирных собраний, сами по себе не могут расцениваться как порождающие реальную угрозу причинения вреда здоровью граждан, имуществу физических или юридических лиц, окружающей среде, общественному порядку, общественной безопасности, иным конституционно охраняемым ценностям (Постановление от 1 ноября 2019 года N 33-П).

Принципиальный подход к поддержанию надлежащего баланса в вопросах регулировании создания общественных объединений, включая политические партии, а также участия в их деятельности был обозначен Конституционным Судом еще в самом начале его нормоконтрольной деятельности, при оценке конституционности указов о роспуске Коммунистической партии Советского Союза и Коммунистической партии РСФСР, а также о распоряжении их имуществом (Постановление от 30 ноября 1992 года N 9-П). С одной стороны, признав недопустимость сращивания партийных структур с государственной властью, Конституционный Суд признал по этой причине соответствующим Конституции запрет деятельности структур КПСС от райкома и выше, как органов, в обход демократических процедур присвоивших себе полномочия государственной власти. С другой стороны, был признан неконституционным роспуск первичных партийных структур, образованных по территориальному принципу. В демократической государственности, подчеркнул Конституционный Суд, не может быть запрета на мировоззрение, отчего невозможен и запрет на объединение в организацию людей с теми или иными убеждениями, во всяком случае, до тех пор, пока преступность такого рода объединений не будет признана судом при соблюдении всех установленных законом процедур. Верховенство права, как было подчеркнуто в решении, несовместимо с ретроактивностью закона, поэтому никто не может быть наказан за действие, не считавшееся преступлением в момент его совершения (за исключением военных преступлений и преступлений против человечности). Исключая, таким образом, возможность установления конституционных правонарушений со стороны КПСС, этот подход предотвратил люстрационные преследования рядовых членов партии. В целом выраженная Конституционным Судом правовая позиция создала конституционно-правовые предпосылки для нормализации политической обстановки, позволив, в частности, возобновить легальную деятельность партий коммунистической ориентации.

Определяясь пониманием того, что сохранение исторически сложившегося государственного единства является фундаментальной предпосылкой гражданского мира и согласия, конституционно-контрольная практика по вопросам политических партий в значительной степени опирается на принцип защиты демократии, позволяющий установить надлежащий баланс конституционных ценностей.

В частности, отвечая на вопрос о допустимости создания политических партий на конфессиональной основе, Конституционный Суд отметил, что право на объединение, принадлежат к базовым конституционным ценностям, включает в себя право свободно создавать объединения для защиты своих интересов и свободу деятельности общественных объединений; кроме того, свобода создания и деятельности политических партий необходима для надлежащего функционирования представительной демократии и достижения гражданского согласия. Вместе с тем возможно ограничение права на объединение в политические партии в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (Постановление от 15 декабря 2004 года N 18-П). В демократическом и светском государстве религиозное объединение не может подменять политическую партию, оно надпартийно и неполитично, партия же в силу своей политической природы не может быть религиозной организацией, она надконфессиональна, внеконфессиональна; во всяком случае партия, исходя из своего политического предназначения, создается не для выражения и защиты тех или иных религиозных интересов, - в этих целях могут создаваться соответствующие общественные объединения в иных установленных законом организационно-правовых формах. Между тем вероятен риск того, что партии, созданные по национальному или религиозному признаку, будут преимущественно отстаивать интересы соответствующих национальных (этнических) или религиозных групп. В этих обстоятельствах конкуренция партий, образованных по национальному или религиозному признаку, которая особенно остро проявляется в предвыборной борьбе за голоса избирателей, вместо консолидации общества может привести к расслоению многонационального народа России, противопоставлению этнических и религиозных ценностей, возвеличению одних и принижению других и в конечном счете - к приданию доминирующего значения не общенациональным ценностям, а какой-либо этнической идеологии или религии. В этой связи конституционный принцип демократического и светского государства применительно к Российской Федерации как многонациональной и многоконфессиональной стране не допускает создание политических партий по признакам национальной или религиозной принадлежности.

Развивая данный подход, Конституционный Суд признал допустимым запрет создания и деятельности общественных объединений, цели или действия которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности государства, создание вооруженных формирований, разжигание социальной, расовой, национальной, языковой и религиозной розни и вражды, в том числе посредством пропаганды соответствующего превосходства (Определение от 2 июля 2013 года N 1053-О).

Установление средствами конституционного нормоконтроля ценностного баланса, нарушенного коллизиями между ценностью индивидуальной автономии (реализуемой, в частности, посредством свободы слова) и другими конституционно значимыми ценностями, может быть охарактеризовано по следующим направлениям, отражающим тот или иной проблемный аспект свободы самовыражения.

Применительно к делам диффамационной группы, где ценности репутации, чести, доброго имени вступают в коллизию с ценностью свободы слова, в том числе неотъемлемой от демократического общества свободы политической дискуссии, необходимое равновесие, которое должно поддерживаться между ценностями чести и достоинства, с одной стороны, и свободы слова - с другой, следует, согласно подходу Конституционного Суда, обеспечивать путем отграничения оценочных утверждений от утверждений об имевших место фактах (Определение от 27 сентября 1995 года N 48-О). Адресуя эти ориентиры правоприменителям, Конституционный Суд в том числе учел толкование ЕСПЧ статьи 10 ЕКПЧ, а также положения Декларации Комитета министров Совета Европы "О свободе политической дискуссии", благодаря чему в национальном праве получил закрепление созвучный ранее выраженной позиции ЕСПЧ подход (постановление по делу "Лингенс против Австрии" (Lingens v. Austria), жалоба N 9815/82), десятилетие спустя детализованный в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации "О разрешении споров о защите чести, достоинства, деловой репутации" (2005 год). В дальнейшем, когда в поле внимания Конституционного Суда оказался другой аспект данной коллизии, устранение выявленного дисбаланса потребовало признания за заинтересованным лицом права требовать удаления порочащих сведений от администрации (владельца) сайта, даже если их распространитель неизвестен. В этой связи Конституционным Судом было подчеркнуто, что подобное действие, будучи способом защиты, не является тем не менее мерой ответственности (Постановление от 9 июля 2013 года N 18-П), что впоследствии было закреплено в действующем законодательстве (статья 152 ГК Российской Федерации).

Применительно к делам электоральной группы, где отмеченная коллизия проявляет себя в ситуативном противоречии между принципами равенства и свободных выборов (их обеспечению служат правила предвыборной агитации, включая в том числе ограничения при ее проведении), с одной стороны, и, с другой стороны, свободой слова, Конституционный Суд исходит при установлении должного баланса из системной взаимосвязи свободы выборов и свободы политической дискуссии (Постановление от 19 февраля 1998 года N 10-П), что созвучно обозначаемой ЕСПЧ позиции (в частности, в постановлении по делу "Боуман против Соединенного Королевства" (Bowman v. The United Kingdom), жалоба N 24839/94), признающей в том числе свободу усмотрения, которой обладают государства - участники Конвенции в целях преодоления ситуативных столкновений между этими взаимосвязанными ценностями.

Согласно неоднократно высказываемой Конституционным Судом позиции выборы можно считать свободными лишь при реальных гарантиях права на получение и распространение информации, а также свободы выражения мнений (Постановление от 14 ноября 2005 года N 10-П), в связи с чем уважение к конституционно защищаемым ценностям - право на свободные выборы, свободу слова и получения информации - обязывает законодателя избегать неравенства и несоразмерных ограничений. Регулируя предвыборную агитацию на основе принципа равенства, он обязан - в целях соблюдения конституционных прав и публично-правовых интересов - поддерживать баланс между принципами свободы слова и свободных выборов как взаимосвязанными конституционно защищаемыми ценностями (Постановление от 16 июня 2006 года N 7-П). В данном контексте обращается внимание, во-первых, на недопустимость расширительной трактовки режима предвыборной агитации применительно к деятельности СМИ по освещению хода выборов, а во-вторых, на роль саморегуляции - этических принципов, вырабатываемых непосредственно медийным сообществом (Постановление от 30 октября 2003 года N 15-П). Своим решением по жалобе на законодательно установленные ограничения присутствия представителей СМИ при проведении отдельных избирательных процедур Конституционный Суд распространил на оспариваемое регулирование ранее неоднократно высказываемую им позицию о том, что рациональная организация деятельности государственных органов в любом случае не может являться самодостаточным основанием умаления прав и свобод, подчеркнув, что этот подход должен распространяться также на организацию взаимодействия СМИ и избирательных комиссий в период предвыборной кампании - во избежание несоразмерных ограничений конституционных прав, обеспечиваемых в том числе свободой средств массовой информации (Определение от 7 июля 2016 года N 1358-О).

Применительно к делам, в центре проверяемого регулирования в которых была коллизия между свободой слова государственных служащих, с одной стороны, и такой конституционно значимой ценностью, как эффективное осуществление государственными органами своих полномочий (включая поддержание авторитета государственной власти), с другой стороны, восстановление нарушенного баланса осуществляется Конституционным Судом с опорой на критерии лояльности как "соблюдение определенных правил при публичном выражении своего мнения по вопросу, представляющему общественный интерес" и осмотрительности как "аргументированности оценки, основанной на реальных фактах либо обстоятельствах и учитывающей последствия обнародования соответствующей информации" (см., например, постановления от 28 февраля 2008 года N 3-П и от 30 июня 2011 года N 14-П; Определение от 22 декабря 2015 года N 3016-О). В частности, как было подчеркнуто Конституционным Судом, "привлечение судьи к дисциплинарной ответственности за критику судебных постановлений и поведения своих коллег, предпринятую внутри судейского сообщества, как за публичную критику, когда применение санкций аргументируется тем, что соответствующие действия получили или могут получить огласку, недопустимо, поскольку способствует консервации недостатков в сфере судопроизводства, противоречит сформулированным в законе целям судейского сообщества, приводит к нарушению конституционных и международно-правовых принципов публичности (гласности) судопроизводства, к не основанному на законе ограничению гражданских прав и свобод". Отметив, что, устанавливая правила поведения судей во взаимоотношениях с представителями СМИ, пункт 1 статьи 6 Кодекса судейской этики (как и аналогичные положения пункта 5 статьи 2 ранее действовавшего Кодекса чести судей) запрещает судьям публично, вне рамок профессиональной деятельности, подвергать сомнению постановления судов, вступившие в законную силу, и критиковать профессиональные действия своих коллег, Конституционный Суд обратил внимание на то, что корпоративные акты судейского сообщества, каковыми являются названные Кодексы, формулируя правила поведения судей, не могут исходить из расширительного истолкования составов дисциплинарных проступков, как они определены Законом о статусе судей (Постановление от 28 февраля 2008 года N 3-П).

Еще одно направление восстановления баланса представляет проверка конституционности ограничений частных интересов во имя публичного блага (вопросы налогов, интеллектуальной собственности и т.д.). Разрешая коллизии публичных и частных интересов (в частности, права собственности, прав на результаты интеллектуальной деятельности), в основе которых, как и во всех иных конституционных конфликтах, лежит нарушение ценностного баланса, Конституционный Суд учитывает, что частные интересы обладают публично-правовой значимостью, поскольку их должное соблюдение не только поддерживает конкурентную экономическую среду, но и способствует сохранению гражданского мира. Наряду с этим на собственнике (правообладателе) лежит обязанность соблюдать общеправовые принципы реализации прав и свобод, в частности добросовестность при их осуществлении и недопустимость злоупотребления ими (Постановление от 13 февраля 2018 года N 8-П).

Во всяком случае, оправданные публичные цели, которые преследует государство, не должны приводить к неправомерному ограничению свободы предпринимательской деятельности и препятствовать ее осуществлению. Исходя из этого принципиального положения, Конституционный Суд, в частности, признал неконституционным регулирование, не позволяющее определить критерии, исходя из которых на хозяйствующий субъект может быть возложена обязанность заключить с учреждением в области гидрометеорологии и мониторинга окружающей среды возмездный договор на оказание информационных услуг, связанных с получением прогнозов неблагоприятных метеорологических условий. Вместе с тем, как было подчеркнуто Конституционным Судом, соответствующий вывод не ставит под сомнение допустимость разумных и соразмерных публично-правовых требований, связанных с охраной атмосферного воздуха от вредного воздействия в виде выбросов загрязняющих веществ, не освобождает от исполнения конституционной обязанности сохранять природу и окружающую среду, бережно относиться к природным богатствам и, следовательно, от обязанностей по учету выбросов и принятию мер, направленных на их сокращение в периоды неблагоприятных метеорологических условий. Поэтому с хозяйствующих субъектов не снимается обязанность, действуя разумно и осмотрительно, получать такие прогнозы из имеющихся источников, в том числе на основе ранее заключенных с этой целью договоров (Постановление от 29 сентября 2021 года N 42-П).

Задача установления баланса ценностей, не будучи специфичной лишь для рассмотрения Конституционным Судом обращений частных лиц, решается и при рассмотрении конституционных споров с участием публичных субъектов - при проверке конституционности отдельных публично-правовых механизмов и процедур, применяемых в рамках системы разделения властей, федеративного устройства и взаимодействия органов государственной и муниципальной власти. При разрешении дел этой группы Конституционный Суд исходит из необходимости согласованного функционирования и взаимодействия органов государственной власти, поскольку иное не отвечает предназначению государственной власти и ставит под угрозу стабильность конституционного строя Российской Федерации как демократического правового государства (Постановление от 11 декабря 1998 года N 28-П). В частности, рассмотрев вопрос о конституционности процедур установления границ между субъектами Российской Федерации, Конституционный Суд подчеркнул значимость достижения согласия между двумя субъектами федерации при установлении/определении границы между ними, в особенности с учетом длительности и сложности, присущих этому процессу, а также невозможности без проведения подобного разграничения закрепить границы сопредельных муниципальных образований соответствующих субъектов федерации. Создание затруднений в этом процессе разрушает баланс конституционно признанных интересов, препятствуя достижению гражданского мира (Постановление от 6 декабря 2018 года N 44-П).

Надлежащий баланс между социальными и экономическими интересами устанавливается Конституционным Судом с учетом конституционной характеристики Российской Федерации в качестве социального государства с социально ориентированной рыночной экономикой, что подразумевает, наряду с утверждением начал конкуренции и свободы экономической деятельности, создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека (Постановление от 28 января 2020 года N 5-П и др.).

Использование в предпринимательской деятельности наемного труда предполагает соблюдение баланса конституционных прав и свобод всех участников трудовых отношений - как предпринимателей-работодателей, так и работников. Так, при установлении для отдельных категорий работников более высокого по сравнению с обычным уровня гарантий защиты от увольнения должен соблюдаться баланс между конституционными правами работников, с одной стороны, и, с другой стороны, конституционными правами хозяйствующих субъектов, являющихся их работодателями. В частности, законодатель вправе предусмотреть повышенные гарантии и льготы для определенных категорий работников при увольнении по инициативе работодателя (в том числе для лиц, имеющих детей-инвалидов или инвалидов с детства, не достигших возраста восемнадцати лет, а также для работников, входящих в состав профсоюзных органов и не освобожденных от основной работы). Однако возложение в этой связи на работодателей каких-либо дополнительных обязанностей либо ограничений не должно умалять права на осуществление предпринимательской и иной экономической деятельности, а также на распоряжение собственностью.

Осуществление всех этих прав предполагает наличие у предпринимателей конкретных правомочий, которые позволяют в целях осуществления эффективной экономической деятельности и рационального управления имуществом самостоятельно, под свою ответственность принимать необходимые кадровые решения (подбор, расстановка, увольнение персонала). В том числе, отмечает Конституционный Суд, увольнение руководителя выборного коллегиального органа первичной профсоюзной организации, не освобожденного от основной работы, состоявшееся без учета решения вышестоящего выборного профсоюзного органа и признанное впоследствии необоснованным соответствующим судом общей юрисдикции, не обязательно должно влечь за собой во всех случаях такие правовые последствия, как безусловное восстановление данного работника на прежней работе и выплата ему компенсации за вынужденный прогул. В такого рода ситуациях суд, рассматривающий индивидуальный трудовой спор об оспаривании увольнения работника, руководствуясь, помимо прочего, принципами справедливости и соразмерности, должен учесть все обстоятельства конкретного дела, в том числе соблюдение работодателем иных (помимо согласования увольнения с вышестоящим выборным профсоюзным органом) требований, касающихся процедуры увольнения по указанному основанию, возможность фактического исполнения данным работником прежних трудовых обязанностей и т.д. (Постановление от 3 июня 2021 года N 26-П).

Будучи основой справедливого согласования прав работников и работодателей, поддержание надлежащего баланса их интересов является непременным условием регулирования трудовых отношений в социальном государстве (Постановление от 24 января 2002 года N 3-П). С опорой на данную правовую позицию осуществляется проверка наличия в правовом регулировании конституционно обусловленного согласования прав и интересов хозяйствующего субъекта и наемных работников (постановления от 15 декабря 2011 года N 28-П, от 9 февраля 2012 года N 2-П).

Ввиду того что труд лица, работающего по трудовому договору, организуется, применяется и управляется в интересах работодателя, социальное государство, каковым является Российская Федерация, обязано обеспечивать справедливое формирование правового статуса работника как экономически более слабой стороны трудового правоотношения. Это относится, в частности, к условиям найма и увольнения работника, включая надлежащую защиту его прав и законных интересов при расторжении трудового договора по инициативе работодателя. Поскольку расторжение трудового договора с работником в случае ликвидации организации либо прекращения деятельности индивидуальным предпринимателем, сокращения численности или штата работников организации, индивидуального предпринимателя связано с реализацией работодателем конституционно гарантированного права на свободное осуществление предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности и производится в интересах работодателя, собственника имущества организации, ее учредителей (участников) или фактически контролирующих ее лиц, для защиты прав работников при увольнении по данным основаниям государством должны быть установлены специальные гарантии, минимизирующие негативные последствия, которые могут наступить в результате потери работы. В этой связи возложение на бизнес обеспечения социальной защиты работников, увольняемых по основаниям, не связанным с их виновным поведением, является обоснованным (постановления от 15 марта 2005 года N 3-П, от 25 мая 2010 года N 11-П, от 19 декабря 2018 года N 45-П).

Необходимость поддержания баланса между предпринимательскими и социальными интересами учитывается Конституционным Судом и при рассмотрении иных категорий дел, связанных с защитой трудовых прав работников. Примером этого является рассмотрение вопроса о возможности включения в состав заработной платы (части заработной платы) работника, не превышающей минимального размера оплаты труда (минимальной заработной платы в субъекте Российской Федерации), повышенной оплаты за работу в местностях с особыми климатическими условиями, с вредными и (или) опасными условиями труда и в других случаях выполнения работ в условиях, отклоняющихся от нормальных. Федеральный закон от 20 апреля 2007 года N 54-ФЗ "О внесении изменений в Федеральный закон "О минимальном размере оплаты труда" и другие законодательные акты Российской Федерации", изменив нормы Трудового кодекса, касающиеся минимального размера оплаты труда, во-первых, исключил определение понятия "минимальная заработная плата (минимальный размер оплаты труда)", в качестве которой признавался устанавливаемый федеральным законом размер месячной заработной платы за труд неквалифицированного работника, полностью отработавшего норму рабочего времени при выполнении простых работ в нормальных условиях труда, в которую не включаются компенсационные, стимулирующие и социальные выплаты; во-вторых, признал утратившим силу положение о том, что размеры тарифных ставок (окладов, должностных окладов) не могут быть меньше минимального размера оплаты труда. В результате работодатели посчитали возможным определять заработную плату работника, труд которого осуществляется в особых условиях и условиях, отклоняющихся от нормальных, в размере не ниже минимального размера оплаты труда с включением в нее компенсационных выплат (за работу во вредных и тяжелых условиях труда, в местностях с особыми климатическими условиями и др.).

В этой связи Конституционным Судом была выражена правовая позиция, согласно которой соблюдение правила о равной оплате за равный труд означает равную оплату за труд, осуществляемый в одинаковых условиях, и повышенную оплату за труд в условиях, отклоняющихся от нормальных. Внесенные в трудовое законодательство изменения не затрагивают правил определения заработной платы работника и системы оплаты труда. При установлении системы оплаты труда каждым работодателем должны в равной мере соблюдаться как норма, гарантирующая работнику, полностью отработавшему за месяц норму рабочего времени и выполнившему нормы труда (трудовые обязанности), заработную плату не ниже минимального размера оплаты труда, так и требования об установлении работникам, занятым на тяжелых работах, работах с вредными и (или) опасными и иными особыми условиями труда, заработной платы в повышенном размере по сравнению с тарифными ставками, окладами (должностными окладами), предусмотренными для идентичных видов работ, но с нормальными условиями труда. Соответственно, требование справедливой заработной платы для каждого работника в зависимости от его квалификации, сложности выполняемой работы, количества и качества затраченного труда предполагает как установление заработной платы не ниже минимального размера оплаты труда, так и повышенную оплату труда в особых условиях.

В том числе не должно допускаться установление заработной платы в одинаковом размере работникам, выполняющим работу по одной и той же профессии, специальности или должности (тарифицированную по одному разряду) в различных условиях, и, в частности, равной оплаты труда, осуществляемого в районах Крайнего Севера и приравненных к ним местностях, и идентичного труда, выполняемого в нормальных климатических условиях. При разработке системы оплаты труда работодатель должен установить обоснованную дифференциацию оплаты труда, в том числе в зависимости от условий, в которых осуществляется трудовая деятельность (определения от 1 октября 2009 года N 1160-О-О, от 17 декабря 2009 года N 1557-О-О).

Указанные правовые позиции Конституционного Суда о компенсации работникам работы в условиях, отклоняющихся от нормальных, были в полной мере восприняты правоприменением. Вплоть до 2016 года суды принимали решения о начислении соответствующих выплат сверх заработной платы, составляющей не менее минимального размера оплаты труда. Однако затем, ввиду произошедших в правоприменительной практике изменений, при разрешении дел о взыскании работниками заработной платы суды стали исходить из того, что право работника, осуществляющего трудовую деятельность в особых условиях, на повышенную оплату труда не может считаться нарушенным в тех случаях, когда размер его заработной платы с учетом включения в ее состав районного коэффициента и процентной надбавки составляет не менее минимального размера оплаты труда. В результате работодатели стали начислять и выплачивать работникам, осуществляющим трудовую деятельность в особых условиях, заработную плату в размере минимального размера оплаты труда, достигаемого за счет начисления всех компенсационных и стимулирующих выплат. В связи с поступающими жалобами на неблагоприятное изменение судебной практики Конституционным Судом, управомоченным оценивать не только буквальный смысл рассматриваемого акта, но и смысл, придаваемый официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, был принят ряд постановлений. Согласно выраженной в них правовой позиции баланс прав и законных интересов сторон трудовых отношений предполагает, что выполнение работы в условиях, отклоняющихся от нормальных, следует оплачивать сверх установленного размера минимальной оплаты труда. В частности, недопустимо включение в состав минимального размера оплаты труда (минимальной заработной платы в субъекте Российской Федерации) районных коэффициентов (коэффициентов) и процентных надбавок, начисляемых в связи с работой в местностях с особыми климатическими условиями, в том числе в районах Крайнего Севера и приравненных к ним местностях (Постановление от 7 декабря 2017 года N 38-П), включение в состав заработной платы (части заработной платы) работника, не превышающей минимального размера оплаты труда, повышенной оплаты сверхурочной работы, работы в ночное время, выходные и нерабочие праздничные дни (Постановление от 11 апреля 2019 года N 17-П). Аналогичный вывод был также сделан относительно оплаты труда работника, выполняющего дополнительную работу в порядке совмещения профессий либо должностей (Постановление от 16 декабря 2019 года N 40-П).

Верное определение баланса конституционных ценностей позволяет гармонизировать как отдельные частные интересы между собой, так публичные и частные интересы. В данной связи Конституционный Суд исходит из того, что участие публичных субъектов в имущественном обороте осуществляется не в частных интересах, но в целях наиболее эффективного удовлетворения публичных интересов. Гражданско-правовая деятельность публичных субъектов в любом случае является проявлением их публичных функций, хотя и осуществляется путем вступления в гражданские правоотношения (Постановление от 16 июля 2018 года N 32-П). Вместе с тем в частном интересе также может быть объективирован интерес публичный (Определение от 3 июля 2007 года N 681-О-П). Получив разноаспектное обоснование в конституционно-судебной практике, принцип баланса частных и публичных интересов трактуется, в частности, в качестве имманентно присущей свободной экономической деятельности характеристики, предполагающей согласование частной экономической инициативы с интересами других субъектов и общества в целом, включая интерес в получении публично значимых услуг должного объема и качества, и одновременно ограничение государства в выборе средств регулирующего воздействия на хозяйствующих субъектов (постановления от 19 декабря 2005 года N 12-П, от 20 декабря 2011 года N 29-П).

К ситуативному дисбалансу конституционных ценностей ведет в том числе несбалансированность нормативного регулирования, в особенности межотраслевая несогласованность. В том числе по этой причине немалая часть проблем, разрешенных конституционным нормоконтролем при проверке законоположений, относящихся к публичному праву, в действительности находилась на стыке соответствующей отрасли и частного, прежде всего гражданского права. В этой связи конституционно-судебное воздействие на нормативное регулирование и находящееся с ним во взаимосвязи правоприменение приобретает все большую комплексность. Разрешение межотраслевых коллизий средствами конституционного нормоконтроля способствует поддержанию системности правового регулирования, обеспечению его сбалансированности и целостности (в том числе посредством высказываемых obiter dictum положений мотивировочной части).

Так, по итогам проверки регулирования правоотношений, находящихся на стыке уголовно-процессуального и гражданского права, Конституционный Суд подчеркнул, что дальнейшее, после постановления приговора, производство по гражданскому иску в целях разрешения в порядке гражданского судопроизводства вопроса о размере возмещения также предполагает возможность обеспечения иска посредством наложения ареста на имущество, который, однако, не может произвольно применяться к имуществу лица, не являющегося обвиняемым или лицом, несущим по закону материальную ответственность за его действия. Исходя из необходимости достижения баланса прав и законных интересов лица, которое не является подозреваемым, обвиняемым, осужденным или лицом, несущим по закону материальную ответственность за их действия, и на имущество которого наложен арест, с одной стороны, и конституционно защищаемых прав потерпевших от преступлений, с другой стороны, федеральному законодателю было рекомендовано осуществить правовое регулирование такого ареста для целей возмещения причиненного преступлением вреда, включая предоставление надлежащих процессуальных гарантий защиты прав лиц, у которых находится это имущество, и установление процедурных механизмов перевода ареста этого имущества из уголовного в гражданское (арбитражное) судопроизводство в случае признания в приговоре права на удовлетворение гражданского иска при обосновании в нем фактической принадлежности имущества, находящегося у лица, не являющегося подозреваемым, обвиняемым, осужденным или лицом, несущим по закону материальную ответственность за их действия, лицу, признанному приговором виновным в совершении преступления (Постановление от 17 апреля 2019 года N 18-П).

Подчеркнув, что конституционные гарантии охраны частной собственности законом и допустимости лишения имущества не иначе как по решению суда, выражающие принцип неприкосновенности собственности, а также конституционные гарантии судебной защиты распространяются как на сферу гражданско-правовых отношений, так и на отношения государства и личности в публично-правовой сфере, Конституционный Суд признал несоразмерным ограничением конституционно гарантированных прав собственника транспортного средства, вступающим в противоречие с конституционными принципами справедливости и равенства, лишение собственника принадлежащего ему транспортного средства, которое использовалось для перевозки алкогольной продукции, находящейся в незаконном обороте, в рамках производства по делу об административном правонарушении, предусмотренном частью 4 статьи 15.12 КоАП Российской Федерации, в отношении юридического лица - притом что сам собственник этого транспортного средства не был привлечен к административной ответственности за данное административное правонарушение и не был признан в судебном порядке виновным в его совершении - разрешив проблему на стыке административного и гражданского права (Постановление от 18 февраля 2019 года N 11-П).

Разъяснив, что удержание алиментов с сумм, не являющихся реальным доходом плательщика, то есть без учета заслуживающего внимания обстоятельства, относящегося к материальному положению стороны алиментного обязательства, означало бы отступление от вытекающего из Конституции требования, согласно которому осуществление членами семьи своих прав и исполнение ими своих обязанностей не должны нарушать права, свободы и законные интересы других членов семьи и иных граждан, Конституционный Суд разрешил проблему, находящуюся на стыке трудового и семейного права (Постановление от 1 февраля 2019 года N 7-П). Как было установлено, правоприменительной практикой не учитывались при разрешении вопросов о возможности уменьшения судом неустойки за несвоевременную уплату алиментов (в случае ее явной несоразмерности последствиям нарушения алиментных обязательств) материальные возможности лица, на котором лежат алиментные обязательства, по содержанию других членов его семьи, а также предполагалось отсутствие у суда права уменьшить неустойку, подлежащую уплате при образовании задолженности по вине лица, обязанного уплачивать алименты. Тем самым нарушался баланс конституционно значимых интересов не только тех сторон алиментных правоотношений, обязательство по содержанию которых установлено по решению суда, но и других участников семейных правоотношений (несовершеннолетних, нуждающихся, нетрудоспособных), также обладающих правом на получение содержания от должника, и, таким образом, ослаблялось действие гарантирующего соблюдение конституционных прав и свобод принципа равенства. Между тем реализация общеправовых принципов справедливости и соразмерности, а также стабильности, гарантированности и защиты прав и интересов нуждающихся в материальной поддержке граждан, обеспечение баланса имущественных прав участников правоотношений при вынесении судебного решения, согласующиеся с конституционным принципом недопустимости такого осуществления прав и свобод человека и гражданина, которым нарушаются права и свободы других лиц, предполагает право суда при наличии заслуживающих внимания обстоятельств разрешать вопрос о возможности уменьшения неустойки, подлежащей уплате при образовании задолженности по вине лица, обязанного уплачивать алименты по решению суда, в случае ее явной несоразмерности имеющейся задолженности (Постановление от 6 октября 2017 года N 23-П).

По итогам проверки нормы, обязывающей собственников земельных участков, включая земли населенных пунктов, использовать их в соответствии с разрешенным видом использования и установленным для них целевым назначением, Конституционный Суд гармонизовал реализацию конституционно закрепленных свободы совести и права собственности, разрешив тем самым находящуюся на стыке административного, земельного, гражданского права проблему (Постановление от 14 ноября 2019 года N 35-П).

Установив, что нарушение требований, предъявляемых к осуществлению предпринимательской деятельности специальным разрешением (лицензией), повлекшее нарушение прав потребителей, исключает возможность распространения на него специального (особого) срока давности привлечения к административной ответственности, предусмотренного частью 1 статьи 4.5 КоАП Российской Федерации за нарушение законодательства о защите прав потребителей, Конституционный Суд подчеркнул: данный вывод не исключает права потребителей требовать возмещения убытков и компенсации морального вреда, причиненных их правам нарушением предусмотренных специальным разрешением (лицензией) требований и условий осуществления предпринимательской деятельности, в соответствии с Гражданским кодексом Российской Федерации и Законом Российской Федерации "О защите прав потребителей" (Постановление от 15 января 2019 года N 3-П).

Подчеркнув, что в условиях правовой неопределенности возникают риски как для имущественных прав участника общества, так и для самого общества, что не согласуется с требованиями поддержания доверия к закону и стабильности гражданских правоотношений, составляющими ядро принципа правовой определенности, имеющего универсальное значение в отношениях государства и индивида, и, в частности, отметив в этой связи, что впредь до внесения законодателем надлежащих изменений Закона Российской Федерации "О средствах массовой информации" и согласования его норм, в том числе с законодательством об обществах с ограниченной ответственностью, судебная защита хозяйствующего субъекта будет иметь декларативный и иллюзорный характер, Конституционный Суд подтвердил актуальность ранее высказанной федеральному законодателю рекомендации предусмотреть дополнительные условия занятия предпринимательством на территории Российской Федерации для иностранных граждан и организаций, включая ограничения на участие в российских хозяйственных обществах, имеющих особую значимость с точки зрения обеспечения национальных интересов; такие ограничения во всяком случае должны быть конституционно обоснованными и отвечать требованию формальной определенности, вытекающему из принципа равноправия (Постановление от 17 января 2019 года N 4-П).

Проблема конституционности регулирования, находящаяся на стыке социального права и гражданского права, была разрешена по итогам проверки норм регионального законодательства о предоставлении жилья жертвам политических репрессий (Постановление от 10 декабря 2019 года N 39-П).

Также Конституционным Судом было обращено внимание законодателя на желательность, вне зависимости от признания соответствующим решением конституционности оспариваемого регулирования, преодоления коллизий природоохранного и гражданского права путем выработки иного порядка расчета и компенсации ущерба, наносимого объектам животного мира (охотничьим ресурсам) и среде их обитания в ходе правомерной деятельности по заготовке древесины (Определение от 13 мая 2019 года N 1197-О).

***

В своей самой широкой трактовке понятие "справедливость" в его отношении к конституционному правопорядку означает нормативное закрепление конституционных ценностей (и системно связанное с ним правоприменение), при котором данные ценности не вступали бы друг с другом в какие-либо ситуативные коллизии. Тем самым баланс ценностей, понимаемый как их тождественное высшим смыслам права состояние, относится к числу ключевых целей конституционного нормоконтроля.

В современном праве набирает обороты специализация правовых механизмов, усиливается значение нацеленных на решение локальных задач узкопрофильных юридических технологий. В итоге нередко затушевывается либо искажается действие путеводных и для нормотворчества, и для правоприменения начал права. Будучи призвано в каждом разрешаемом им деле устанавливать нарушенный баланс ценностей, конституционное правосудие противостоит тенденциям к технизации, ценностному обесцвечиванию права, соединяющимся с нормативистским правопониманием. Выявляя, помимо догматических, ценностные аспекты рассматриваемой проблемы, оно сокращает небезопасный разрыв между юридическим и моральным восприятием одних и тех же явлений.

2.3. Способы толкования, используемые Конституционным Судом при принятии решений, и их влияние на оценку конституционности

2.3.1.

Централизованную (так называемую кельзенианскую) модель конституционного правосудия небезосновательно связывают с действующей, наряду с "третьей властью" правосудия ординарного, четвертой, "контрольной властью". С ней соотносятся институты, которые, гарантируя само разделение государственной властей как таковое, не могут поэтому принадлежать ни к одной из трех ее ветвей. Институциональная и функциональная автономность модели, к которой принадлежит и российский Конституционный Суд, сочетается с автономностью методологической.

Конституционная интерпретация представляет процесс познания, опирающегося на общие и специальные методы юридической герменевтики, а также на некоторые иные гносеологические установки.

Отдельные способы толкования закреплены базовым законом. Однако, предусматривая, что при принятии решения по делу оценивается "как буквальный смысл рассматриваемого акта, так и смысл, придаваемый ему официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из его места в системе правовых актов" (статья 74), он непосредственно указывает лишь на грамматическое ("буквальный смысл рассматриваемого акта") и системное толкование ("исходя из его места в системе правовых актов").

Помимо собственно методов, сжатый обзор которых приводится ниже, методология конституционной интерпретации включает иные, воздействующие на толкование герменевтические элементы. Таковы основополагающие принципы и ключевые методологические подходы, рассмотренные в предшествующих разделах (принцип пропорциональности/соразмерности, принцип конституционной сдержанности, принцип добросовестности законодателя, презумпция конституционности нормативного регулирования и т.д.).

В сопоставлении с иными видами юридического толкования конституционная интерпретация, несомненно, обладает методологическим своеобразием, которое проявляет себя в особенностях сочетания и способах применения классических методов, а также в обращении к обычно не свойственным отраслевому толкованию методам.

На выбор и применение методов конституционной интерпретации воздействует концепция Конституции как совокупность раскрывающих нормативное содержание отдельных конституционных ценностей и принципов, судебных доктрин.

В сравнении с методологическими подходами, применимыми в зарубежных странах для целей конституционного нормоконтроля, методология российского конституционного нормоконтроля обнаруживает как сходство, так и известные отличия. Например, в российских условиях не является сколько-нибудь определяющей дилемма "оригинализм ("первоначальное" понимание текста) vs ноноригинализм ("живая Конституция")", столь много значащая для Верховного суда США. Причиной тому сравнительно непродолжительное - по историческим меркам - время, минувшее с принятия Конституции, сохранение исходно заданного вектора политического и социально-экономического развития в сочетании с продолжающимся становлением многих конституционно предусмотренных институтов.

В эвристическом отношении проверка конституционности охватывает первичное выявление в контрольной ситуации обладающей конституционной значимостью правовой проблемы (при принятии дела к рассмотрению); определение относимых к рассматриваемой правовой проблеме, с учетом отраслевой и иной специфики, конституционных принципов; определение контекста контрольной ситуации (объем применения принципов и ключевых методологических установок); применение принципов и ключевых методологических установок к конкретной контрольной ситуации.

Тем самым на первой стадии рассмотрения происходит применение общих тестов (стандартов), включая анализ соразмерности/пропорциональности и иных; на второй - применение специфичных для отрасли тестов/стандартов (например, экономический анализ права и т.д.); на третьей - определяется преодолевающее дисбаланс ценностей их надлежащее соотношение с указанием на необходимые действия, которые следует в этой связи предпринять субъекту нормотворчества и правоприменителям.

2.3.2.

К применяемым в ходе конституционного нормоконтроля общим (классическим) методам относятся грамматический, логический, догматический и системный.

Исходной точкой конституционной интерпретации является толкование грамматическое (буквальное, лингвистическое; "правило явного смысла"/"the plain meaning rule"), предлагающее исходить из общепринятых значений используемых понятий при условии, что конечный результат при таком толкования не будет абсурден (так называемый "порог абсурдности"/"absurdity limit").

Как в иных областях юридической герменевтики, конституционной интерпретацией востребован логический метод (силлогизмы, дедуктивные модели и т.д.).

Предполагающий обращение к понятиям, конструкциям и иным категориям юридического знания догматический метод применяется в каждом решении Конституционного Суда (например, применение таких понятий, как система права, норма права, формальная определенность права, система законодательства, форма права, источник права, действие права, форма реализации права, механизм правового регулирования, право в объективном смысле, право в субъективном смысле, правоотношение, субъективные юридические права и обязанности, вина, формы вины и т.д.).

Более того, практика конституционного нормоконтроля обогатила догматику российского права многими категориями и понятиями. В качестве примеров можно привести конституционное обоснование понятий "нормативный правовой акт" (см. абзац 1 пункта 2 мотивировочной части Постановления от 17 ноября 1997 года N 17-П; абзац 2 пункта 4.1 мотивировочной части Постановления от 31 марта 2015 года N 6-П), "публичная власть", которая может быть и муниципальной (см., например, постановления от 24 января 1997 года N 1-П, от 15 января 1998 года N 3-П), а также проявляться в виде общесоциального управления (см. Постановление от 18 июля 2012 года N 19-П), "собственность" (см., например, постановления от 17 декабря 1996 года N 20-П, от 16 мая 2000 года N 8-П, от 16 июля 2008 года N 9-П, от 10 декабря 2014 года N 31-П), "конституционная ответственность" (Постановление от 30 ноября 1992 года N 9-П), "конституционный правопорядок" (см. Постановление от 14 июля 1997 года N 12-П; определения от 4 декабря 2007 года N 797-О-О, от 5 ноября 2015 года N 2664-О), конституционное обоснование нормативного содержания отраслевых институтов и категорий ("налог" - см., например, постановления от 17 декабря 1996 года N 20-П, от 12 октября 1998 года N 24-П, от 14 июля 2005 года N 9-П, "прожиточный минимум" - см. Определение от 15 февраля 2005 года N 17-О, "садовый земельный участок" - см., например, постановления от 14 апреля 2008 года N 7-П, от 30 июня 2011 года N 13-П).

Наряду с этим Конституционный Суд предостерегает правоприменителя относительно формально-упрощенного понимания догматического метода (вне учета целей правового регулирования), а также его одностороннего применения (вне учета места, занимаемого соответствующими законоположениями в системе действующего правового регулирования). < 1 >

< 1 > Ср., напр.: "...Положенная в основание криминализации неоднократного нарушения установленного порядка организации либо проведения публичного мероприятия законодательная конструкция состава преступления отличается от большинства иных составов преступлений с административной преюдицией (статьи 116.1, 151.1, 157, 158.1, 215.4 и 264.1 УК Российской Федерации) тем, что увязывает наступление уголовно-правовых последствий соответствующего противоправного деяния не с совершением его лицом, подвергнутым административному наказанию за аналогичное правонарушение, а с предшествующим привлечением такого лица к административной ответственности. В результате правоприменительные органы, включая суды, опираясь [лишь] на формально-догматический подход к уяснению нормативного содержания положений статьи 212.1 УК Российской Федерации без учета их места в системе действующего правового регулирования, могут полагать, что для квалификации противоправного деяния по данной статье вовсе не требуется административной наказанности лица за ранее совершенные административные правонарушения, предусмотренные статьей 20.2 КоАП Российской Федерации, а достаточно установления самих фактов его привлечения к административной ответственности на основании данной статьи более двух раз, подтвержденных соответствующими судебными актами, пусть даже и не вступившими в законную силу" (Постановление от 10 февраля 2017 года N 2-П).

Звеном, связующим общие и специальные методы конституционного толкования, является системный метод. Он нацеливает на рассмотрение проверяемых законоположений в связи с устойчиво сложившейся практикой их применения, а сочетаясь с аксиологическим методом, способствует преодолению ситуативного, то есть характеризующего конкретную нормоконтрольную ситуацию, дисбаланса конституционных ценностей. < 2 >

< 2 > Ср., напр.: "...Положенная в основание криминализации неоднократного нарушения установленного порядка организации либо проведения публичного мероприятия законодательная конструкция состава преступления отличается от большинства иных составов преступлений с административной преюдицией (статьи 116.1, 151.1, 157, 158.1, 215.4 и 264.1 УК Российской Федерации) тем, что увязывает наступление уголовно-правовых последствий соответствующего противоправного деяния не с совершением его лицом, подвергнутым административному наказанию за аналогичное правонарушение, а с предшествующим привлечением такого лица к административной ответственности. В результате правоприменительные органы, включая суды, опираясь [лишь] на формально-догматический подход к уяснению нормативного содержания положений статьи 212.1 УК Российской Федерации без учета их места в системе действующего правового регулирования, могут полагать, что для квалификации противоправного деяния по данной статье вовсе не требуется административной наказанности лица за ранее совершенные административные правонарушения, предусмотренные статьей 20.2 КоАП Российской Федерации, а достаточно установления самих фактов его привлечения к административной ответственности на основании данной статьи более двух раз, подтвержденных соответствующими судебными актами, пусть даже и не вступившими в законную силу" (Постановление от 10 февраля 2017 года N 2-П).

Субстантивно различаясь, грамматический и логический методы практически неотделимы друг от друга, тесно смыкаясь с также субстантивно различными и также практически неразрывными догматическим и системным методами. Применение этих классических методов - начальная ступень любой правовой интерпретации, не исключая конституционную.

2.3.3.

Ведущий (специальный) метод конституционного нормоконтроля - аксио-телеологический метод.

Как следует из его наименования, данный метод предполагает анализ целей сквозь призму конституционных ценностей. При этом выявление их нормативного содержания выступает промежуточной задачей данного метода (например, понятие человека как высшей ценности конкретизируется в решениях Конституционного Суда посредством разветвленной системы юридических категорий - "право на жизнь", "право на защиту достоинства личности", "право на государственную, в том числе судебную защиту" и т.д.) < 1 > , а установление баланса этих ценностей, то есть состояния взаимного непротиворечия, - конечной задачей.

< 1 > См., напр.: "Конституция Российской Федерации (...) признавая человека, его права и свободы высшей ценностью, определяющей смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваемой правосудием, допускает ограничение прав и свобод человека и гражданина федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо для защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, для обороны страны и безопасности государства. Эти конституционные пределы ограничения прав и свобод человека и гражданина - в совокупности с (...) принципами справедливости, правовой определенности, поддержания доверия граждан к действиям государства, государственной защиты прав и свобод - означают, что при законодательном регулировании оснований и условий административной ответственности надо стремиться к оптимальному балансу как прав и свобод привлекаемого к ответственности лица, так и общего интереса, состоящего в эффективной защите личности, общества и государства от административных правонарушений" (Постановление от 23 июня 2020 года N 28-П); "Поскольку дополнительные меры государственной поддержки в связи с рождением и воспитанием детей должны быть направлены и на содействие укреплению семьи в ее конституционно-правовом и традиционном понимании, законодатель, осуществляя соответствующее правовое регулирование, не вправе игнорировать эту составляющую целевой направленности такого рода мер" (Постановление от 29 июня 2021 года N 30-П).

За вычетом достаточно редкого буквального (текстуального) противоречия между ординарной и конституционной нормами, для выявления которого достаточно одного лишь грамматического метода, подоплекой разрешаемых Конституционным Судом конфликтов выступает коллизия между различными конституционными ценностями (блага, конституционно признанные в качестве таковых). Соответственно, конечной задачей конституционного нормоконтроля, а следовательно, и предназначением конституционной интерпретации является преодоление такого рода коллизий. Решениями Конституционного Суда устанавливается ценностное равновесие (баланс) - соответствие конституционным принципам-критериям (справедливости, равенства, соразмерности и т.д.) - между затронутыми дефектным регулированием и вступившими в ситуативное противоречие конституционными ценностями.

Поэтому при всем значении классических приемов юридической герменевтики особыми свойствами Конституции предопределена решающая роль в конституционной интерпретации особого аксио-телеологического метода. Обоснованность обращения к нему, равно как основания иерархии ценностей, вытекает из предписаний Конституции, устанавливающей, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а признание, соблюдение и защита указанных прав и свобод есть обязанность государства. < 1 >

< 1 > Иногда в качестве особого способа конституционного толкования выделяется "антропологический" метод, однако в методологическом отношении он все же не обладает автономным статусом, будучи проявлением определенного типа правопонимания (естественно-правового, юс-натуралистического, антилегистского и т.д.). Что касается "феноменологического" метода, также иногда упоминаемого в литературе, то по своему существу это лишь одна из экспликаций аксио-телеологического метода.

Методологические особенности конституционной интерпретации толкования детерминированы в первую очередь ценностной составляющей, выраженной в Конституции сильнее, чем в каких-либо иных правовых документах. Ценностная наполненность этого, являющегося матрицей правопорядка, текста связывает правовое регулирование с иными системами социальной регуляции (мораль и этика, религия).

Второй компонент специального метода конституционного толкования - соотнесение нормы и практики ее применения с конституционными целями (ценностями), стремление к достижению (обеспечению) которых законодателя презюмируется. Этим данная составляющая аксио-телеологического метода отличается от принятых в правоприменении на основе исторического метода приемов выявления воли законодателя, а именно сосредоточения на выяснении эмпирических намерений составителей законопроекта, отраженных в подготовительных материалах, парламентских обсуждениях и других документальных свидетельствах.

Соизмерение равновеликих ценностей для их последующего согласования применительно к рассматриваемой ситуации представляет наиболее сложную проблему конституционной интерпретации. Разрешая ее, аксио-телеологический анализ в том числе руководствуется исходными ориентирами, которые содержит преамбула Конституции.

Конституционные ценности, которые в контексте контрольной ситуации пришли в состояние противоречия и потому стали предметом рассмотрения Конституционного Суда, приводятся к балансу исходя из принципа соразмерности (пропорциональности) ограничений, которым должна подвергнуться соответствующая ценность для устранения вызвавшей конституционный спор ценностной коллизии. < 1 >

< 1 > См., напр.: "Федеральный законодатель, учитывая, что в целях защиты перечисленных в статье 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации публично значимых интересов допустимо использовать не любые возможные, а наименее обременительные для субъектов правоотношений средства, может предусмотреть и иные правовые механизмы, наряду с отчуждением имущества, которое в силу закона не может принадлежать данному лицу, не исключая институт доверительного управления, объектом которого могут выступать в том числе ценные бумаги, права, удостоверенные бездокументарными ценными бумагами" (Постановление от 17 января 2019 года N 4-П); "Ответственность медицинского работника за разглашение сведений, составляющих врачебную тайну, без согласия гражданина, которого они касаются, < должна возлагаться > с учетом всех имеющих значение обстоятельств, включая сами обстоятельства разглашения, цели разглашения, наличие возможности обойтись без такого разглашения, отношение к факту разглашения самого гражданина (считает ли он необходимым требовать защиты своих прав, нарушенных таким разглашением), последствия, которые в связи с таким разглашением наступили для гражданина и для медицинской организации (например, была ли на нее возложена обязанность возместить гражданину вред, причиненный разглашением врачебной тайны ее работником" (Определение от 26 марта 2020 года N 540-О).

Занимая в методологии конституционного нормоконтроля центральное место, аксио-телеологический метод определяет востребованность - для разрешения выявленных в рассматриваемой ситуации ценностных коллизий и установления конституционно приемлемого баланса между затронутыми ценностями - иных, общих и вспомогательных, методов. < 2 >

< 2 > Например, с учетом изменившегося контекста (глобализация мировой торговли, введение экономических санкций в отношении России) Конституционный Суд в своем решении по делу "ПАГ" устранил угрозу для конституционно значимых ценностей, проистекающую от абсолютизации права на товарный знак (Постановление от 13 февраля 2018 года N 8-П).

2.3.4.

Обращение к вспомогательным методам призвано подкрепить либо уточнить выводы, вытекающие из применения общих методов, в том числе помочь определить предпочтительный способ преодоления дефекта конституционности. При этом специфика нормоконтрольной ситуации может придать существенно большее, наравне с основными методами, значение историческому методу.

Обращение к историческому методу обычно происходит в следующих случаях.

- При осуществлении любого нормоконтроля, в том числе конституционного, подлежит выяснению генезис оспариваемого регулирования, эволюция рассматриваемых правовых механизмов. < 3 > Иногда происходит обращение к истории принятия закона и изменениям, которые он претерпел на тех или иных этапах законопроектной процедуры.

< 3 > Ср., напр.: "Жилищно-коммунальные льготы как часть сохраняющей актуальность политики стимулирования притока и закрепления квалифицированных кадров в сельской местности были введены Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 10 июня 1930 года "О льготах квалифицированным работникам в сельских местностях и рабочих поселках", согласно которому квалифицированным работникам (к числу которых были отнесены, в частности, педагогические и библиотечные работники), проживающим в сельских местностях и рабочих поселках, предоставлялись бесплатные квартиры с отоплением и освещением либо иная пригодная для проживания бесплатная жилая площадь с отоплением и освещением (пункт 10). При этом работники школьных библиотек относились к категории библиотечных работников и, соответственно, имели статус, отличный от статуса педагогических работников, о чем свидетельствует содержание таких нормативных правовых актов, как Постановление Совнаркома РСФСР от 23 марта 1932 года N 295 "О работе массовых библиотек", Постановление ЦИК СССР от 27 марта 1934 года "О библиотечном деле в СССР" (раздел "Организация библиотечного дела и руководство им"), Приказ по Наркомпросу РСФСР от 27 апреля 1934 года N 339 "О практических мероприятиях по выполнению Постановления ЦИК СССР о библиотечном деле", Постановление Совнаркома РСФСР от 25 января 1934 года "Об установлении дифференцированной заработной платы для библиотечных работников библиотечной сети, состоящей в ведении отделов народного образования и отделов культмассовой работы Советов и содержащейся на местном бюджете по РСФСР". В дальнейшем право библиотечных работников, работающих и проживающих в сельской местности и поселках городского типа, на бесплатное предоставление жилой площади с отоплением и освещением нашло закрепление в Постановлении Совета Министров РСФСР и ВЦСПС от 2 июля 1974 года N 384 "О предоставлении льгот штатным клубным и библиотечным работникам культурно-просветительных учреждений, проживающим в сельских местностях и рабочих поселках", статье 59 Жилищного кодекса РСФСР 1983 года, а также в Постановлении Совета Министров РСФСР и ВЦСПС от 26 января 1988 года N 31 "О предоставлении льгот штатным работникам культурно-просветительных учреждений, проживающим в сельских местностях и рабочих поселках" (в установленном законодательством порядке не признано утратившим силу). Само же библиотечное дело было отнесено к сфере культуры (статья 2 Федерального закона от 29 декабря 1994 года "О библиотечном деле"). Таким образом, указанными нормативными правовыми актами работники библиотек образовательных учреждений, расположенных в сельской местности, входящие в единую категорию библиотечных работников, отнесены к работникам культуры, а не к педагогическим работникам" (Определение от 4 декабря 2007 года N 965-О-П).

- При определении, обладают ли проверяемые нормы ультраактивностью или ретроактивностью.

- При признании конкретно-исторических условий принятия рассматриваемой нормы значимыми для оценки конституционности факторами (например, в вопросах возможности создания региональных политических партий, выборности глав субъектов федерации). < 1 >

< 1 > См., напр.: "Постановление Верховного Совета Российской Федерации от 27 декабря 1991 года N 3020-1, исходя из конкретно-исторического контекста и целей его принятия, было призвано лишь разграничить публичную собственность и упорядочить возникающие в связи с таким разграничением отношения между публично-правовыми образованиями, а отнюдь не определить юридическую судьбу созданного до вступления в силу данного нормативного правового акта имущества субъектов, не относящихся к категории публично-правовых образований (в частности, общественных организаций), и не исключает рассмотрения судами вопросов о принадлежности этого имущества в случае спора. В силу изложенного нормы названного Постановления, которые определяют объекты, относящиеся к публичной собственности той или иной формы, сами по себе не предполагают отнесение к публичной собственности имущества субъектов, не являющихся публично-правовыми образованиями, лишь по мотиву наличия соответствующей категории объектов в прилагаемых к данному нормативному правовому акту перечнях и не подменяют собой нормы, регламентировавшие основания возникновения права на это имущество в момент его создания... Разрешение такого рода споров между публично-правовыми образованиями и иными лицами осуществляется в соответствии с их компетенцией судами, которые, рассматривая соответствующие дела, не могут руководствоваться одним лишь формальным критерием отнесения спорного имущества, созданного до вступления в силу Постановления Верховного Совета Российской Федерации от 27 декабря 1991 года N 3020-1, к какой-либо из указанных в прилагаемом к названному нормативному акту перечне категории объектов, относящихся исключительно к федеральной собственности, а должны в каждом конкретном случае устанавливать, являлось ли спорное имущество государственной собственностью на момент ее разграничения, исходя из фактических обстоятельств, имеющих значение для решения этого вопроса, и в соответствии с подлежащими применению в данном деле правовыми нормами и, в частности, правилами, действовавшими в период создания спорного имущества" (Определение от 12 февраля 2019 года N 266-О).

- При наличии в нормоконтрольной ситуации историко-правовых аспектов, определяющих допустимость обращения < 2 > , в том числе юстициабельность оспариваемых правовых положений, обусловливающую принципиальную возможность разрешения правовыми средствами заявляемого в юрисдикционном порядке притязания. < 3 >

< 2 > Ср., напр.: "Разрешение вопроса о восстановлении существовавших ранее прав частных собственников и наделении наследственными правами в отношении национализированного на основании Декрета Президиума ВЦИК от 20 августа 1918 года "Об отмене права частной собственности на недвижимости в городах" имущества их потомков Конституционному Суду Российской Федерации неподведомственно и составляет прерогативу законодателя" (Определение от 24 марта 2005 года N 99-О).

< 3 > Ср., напр.: "По смыслу части второй статьи 43 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" не допускается проверка конституционности актов, которые были отменены или утратили силу до обращения заявителя в Конституционный Суд Российской Федерации.

Декрет ВЦИК от 21 января 1918 года "Об аннулировании государственных займов", как политический акт, на основании которого в период изменения государственного строя произошел отказ РСФСР от принятия на себя обязательств по займам Российской империи, после завершения этого процесса фактически утратил силу, и, следовательно, проверка его конституционности не может быть осуществлена" (Определение от 23 сентября 2010 года N 1256-О-О); "Заявитель оспаривает Декрет СНК РСФСР "О суде", поскольку он позволяет суду не руководствоваться законом, а основывать свою позицию на отсутствии противоречия революционной совести и революционному правосознанию. Согласно пункту 4 статьи 43 данного Федерального конституционного закона Конституционный Суд Российской Федерации принимает решение об отказе в принятии обращения к рассмотрению, если акт, конституционность которого оспаривается, был отменен или утратил силу, за исключением случаев, когда он продолжает применяться к правоотношениям, возникшим в период его действия. Между тем указанный Декрет утратил силу согласно Постановлению ВЦИК и СНК РСФСР от 25 января 1928 года "Об утверждении перечня узаконений Правительства РСФСР, утративших силу, но не отмененных до сего времени особыми постановлениями" (Определение от 25 января 2018 года N 70-О); "В своей жалобе заявитель оспаривает конституционность статьи 3 Декрета СНК РСФСР "О национализации имущества низложенного российского императора и членов бывшего императорского дома", согласно которой все лица и учреждения, знающие о месте нахождения имущества, указанного в статье 1-й данного Декрета, обязаны в двухдневный срок со дня опубликования данного Декрета представить соответственные сведения в Народный Комиссариат по Внутренним Делам; за умышленное несообщение указанных в данной статье сведений виновные подлежат ответственности, как за присвоение государственного достояния. По мнению заявителя, предусмотренное данной статьей возложение обязанности представлять сведения о месте нахождения имущества, принадлежащего в настоящее время членам российского императорского дома, нарушает гарантированные Конституцией Российской Федерации права и свободы граждан. В силу части второй статьи 43 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" не допускается проверка конституционности актов, которые были отменены или утратили силу до обращения заявителя в Конституционный Суд Российской Федерации. Декрет СНК РСФСР "О национализации имущества низложенного российского императора и членов бывшего императорского дома" как политический акт, на основании которого в период изменения государственного строя произошла национализация находившегося в частной собственности российского императора и членов бывшего императорского дома движимого и недвижимого имущества, после завершения этого процесса исчерпал свою силу, и, следовательно, проверка его конституционности не может быть осуществлена" (Определение от 23 апреля 2013 года N 583-О).

Утверждая в контексте принципа доверия к действиям публичной власти важность разумной стабильности правового регулирования, нежелательность резких и необоснованных изменений в законодательстве и правоприменении, правовые позиции Конституционного Суда созвучны идеям исторической школы права о том, что любую новацию в праве должны сопровождать продуманные переходные положения, о губительности спонтанных перемен и для субъективных прав, и для предназначения Права. Подобное осмысление заложенных в историческом методе онтологических посылок позволяет снять в плоскости конституционного нормоконтроля дихотомию между историческим и ценностным подходами, между логикой и традицией.

На элементы социолого-правового метода указывают статистические данные, приводимые иногда в решениях Конституционного Суда, демонстрация разрывов между нормативным регулированием и складывающейся судебной практикой, указания на эмпирические данные, свидетельствующие о противоречивости правоприменения и т.д.

Конституционное правосудие все чаще сталкивается с проблемами, успешное разрешение которых требует вдумчивого - свободного и от поверхностного пренебрежения, и безоглядного заимствования - учета зарубежного опыта.

Обращение к международному и иностранному праву характеризовало конституционную юриспруденцию задолго до того, как глобализационные процессы превратили компаративный анализ в рабочий метод высших национальных судов.

В своем узком значении компаративный (сравнительно-правовой) метод, во-первых, призван путем сопоставления рассматриваемого регулирования со схожим зарубежным уяснить возможные способы его совершенствования в целях устранения дефектов конституционности и, во-вторых, способствовать восприятию полезного опыта других государств в области судебного конституционного контроля.

В широком значении данный метод предполагает учет вненационального опыта в целом, в том числе обращение к международному праву (учет являющихся частью национальной правовой системы общепризнанных норм международного права и международных обязательств Российской Федерации предполагается, помимо того, догматическим методом).

В сравнении с иными видами юридического толкования конституционная интерпретация, в том числе казуальное толкование Конституции, проявляет существенно большее внимание не только к лежащим на государстве прямым международно-правовым обязательствам, но и к обширному массиву международных актов, включая так называемое "мягкое право" и подходы межгосударственных органов, включая юрисдикционные < 1 > , а также к зарубежному опыту, прежде всего развитых правопорядков.

< 1 > См., напр.: "По мнению Европейского Суда по правам человека, в Европе существуют многочисленные способы организации и функционирования избирательных систем, а также множество различий, inter alia, в историческом развитии, культуре и политической мысли, которые каждое государство само преобразует в свое видение демократии; вместе с тем государства - участники Конвенции обязаны гарантировать всеобщее избирательное право в качестве основополагающего принципа современной демократии, а любые его ограничения, не нарушая само существо избирательных прав и не лишая их эффективности, должны преследовать законную цель и быть пропорциональны ей (постановления от 2 марта 1987 года по делу "Матье-Моэн (Mathieu-Mohin) и Клерфейт (Clerfayt) против Бельгии", от 1 июля 1997 года по делу "Гитонас (Gitonas) и другие против Греции", от 9 апреля 2002 года по делу "Подколзина (Podkolzina) против Латвии", от 6 октября 2005 года по делу "Херст (Hirst) против Соединенного Королевства" (N 2), от 22 мая 2012 года по делу "Скоппола (Scoppola) против Италии" (Постановление от 19 апреля 2016 года N 12-П).

Подробнее см.: Доклад Конституционного Суда РФ XVI Конгрессу Конференции Европейских Конституционных Судов. Вена, 2014 (https://www.vfgh.gv.at/cms/vfgh-kongress/ru/xvi-kongress-2014/landesberichte.html).

Данный метод, ограничиваясь расширением анализа за счет международных и иностранных источников, эпистемологически не автономен. Дальнейший анализ привлеченных компаративных материалов обычно осуществляется при помощи догматического и отчасти телеологического методов.

В последнее десятилетие существенно возросло значение такого вспомогательного метода, как экономический анализ права, сосредоточенного на обладающих конституционно-правовой значимостью экономических аспектах оспариваемого регулирования. < 2 >

< 2 > См., напр.: "По своей экономико-правовой природе налог на добавленную стоимость является косвенным налогом на потребление товаров (работ, услуг), взимаемым на каждой стадии их производства и реализации субъектами хозяйственного оборота до передачи потребителю, исходя из стоимости (цены), добавленной на каждой из указанных стадий, и перелагаемым на потребителей в цене реализуемых им товаров, работ и услуг (постановления от 28 марта 2000 года N 5-П, от 3 июня 2014 года N 17-П, от 10 июля 2017 года N 19-П, от 28 ноября 2017 года N 34-П и др.). В процессе производства и коммерческой реализации товаров (работ, услуг) расходы поставщика по уплате налога в бюджет фактически перекладываются на покупателя, который, осуществляя, в свою очередь, реализацию полученного товара как поставщик, также получает компенсацию, но уже от последующего покупателя. Цепь переложения налога завершается тогда, когда имеет место реализация товаров (работ, услуги) их потребителю, который и несет фактическое налоговое бремя налога на добавленную стоимость. С этой целью законодателем предусмотрен механизм определения суммы налога к уплате с учетом налоговых вычетов (суммы налога, перечисленные налогоплательщиком своим поставщикам товаров (работ, услуг), которые уменьшают его налоговую базу по налогу на добавленную стоимость. Таким образом, в случае когда переложение бремени фактической уплаты налога на конечного потребителя невозможно, государство отказывается от взимания налога на добавленную стоимость с такого рода операций, что в полной мере соответствует природе налога на добавленную стоимость (а в случае экспорта имеет дополнительный эффект поддержания экспорта российских товаров и их конкурентоспособности на мировом рынке, поскольку другие государства также освобождают экспортные операции от обложения налогом на добавленную стоимость). Нарушение принципа взимания налога на добавленную стоимость в стране назначения в тех случаях, когда единая экспортная хозяйственная операция по транспортировке груза за пределы территории Российской Федерации разбивается в результате обстоятельств непреодолимой силы на несколько составляющих (этапов), в частности когда транспортировка груза на внутрироссийском этапе перевозки облагается налогом на добавленную стоимость по ставке 20 процентов, создает неблагоприятные условия для ценовой конкуренции для российских товаров на международных рынках, что не может соответствовать конституционному требованию поддержки конкуренции. При этом взимание налога на добавленную стоимость по принципу страны назначения не только обусловлено целью поддержания конкуренции, избежания двойного налогообложения операции в стране происхождения и в стране назначения, но и предопределяется правовой природой указанного налога как налога на потребление, поскольку потребление экспортируемых товаров происходит именно в стране назначения. Обложение рассматриваемых операций налогом на добавленную стоимость по ставке 20 процентов также нарушает интересы Российской Федерации (в том числе в экономической сфере), поскольку приводит к уменьшению конкурентоспособности хозяйствующих субъектов, осуществляющих экспортную деятельность, соответствующих товаров, дестимулированию их экономической активности и в конечном счете - снижению поступлений в бюджетную систему Российской Федерации" (Постановление от 30 июня 2020 года N 31-П); "Назначение судом по ходатайству кредиторов оценки рыночной стоимости жилого помещения, подпадающего под исполнительский иммунитет, Конституционный Суд Российской Федерации признает предпочтительным либо необходимым в зависимости от обстоятельств дела, поскольку установление этой стоимости может иметь решающее значение в определении оснований к применению указанного исполнительского иммунитета либо к отказу от его применения. Вместе с тем, в частности, должно быть учтено соотношение рыночной стоимости жилого помещения с величиной долга, погашение которого в существенной части могло бы обеспечить обращение взыскания на жилое помещение, поскольку отказ от исполнительского иммунитета должен иметь реальный смысл именно как способ и условие удовлетворения требований кредиторов, а не карательная санкция (наказание) за неисполненные долги и не средство устрашения должника угрозой отобрания у него и членов его семьи единственного жилища" (Постановление от 26 апреля 2021 года N 15-П).

***

В целом, герменевтика российского конституционного нормоконтроля во всей совокупности слагающих ее основополагающих принципов, ключевых методологических установок, а также общих, специальных и вспомогательных методов созвучна стоящим перед Конституционным Судом задачам, сочетая фундаментальность оснований с гибкостью подходов.

3 Отдельные особенности

конституционно-процессуальной деятельности Конституционного

Суда, влияющие на оценку конституционности

3.1. Отбор обращений, требующих оценки конституционности

3.1.1.

Заинтересованные лица вправе обратиться в Конституционный Суд с индивидуальной или коллективной жалобой на нарушение их конституционных прав и свобод законом или иным нормативным актом. Правом на обращение в Конституционный Суд с жалобой на нарушение конституционных прав и свобод обладают граждане, чьи права и свободы нарушаются законом, примененным в конкретном деле, и объединения граждан, а также иные органы и лица, указанные в федеральном конституционном законе, при условии исчерпания иных внутригосударственных средств судебной защиты.

Для того чтобы конституционным обжалованием в качестве реализации субъективного права действительно обеспечивались основные права и свободы, конституционная жалоба должна отвечать критериям допустимости. Несоблюдение критериев допустимости является основанием для отказа в принятии жалобы к рассмотрению либо прекращения производства по делу в случае, если такое основание выявлено после принятия обращения к рассмотрению.

Равновесие между целями, к достижению которых призвана конституционная юстиция, и ее продуктивностью достигается должным сочетанием применяемых в отношении обращений частных лиц механизмов внешней фильтрации (формальные критерии, определяемые компетенцией судебного органа) и внутренней селекции (качественные критерии отбора жалоб, прошедших внешнюю фильтрацию). < 1 >

< 1 > Так, например, Федеральный Конституционный суд ФРГ принимает обращение к рассмотрению, только если оно имеет принципиальное значение конституционно-правового характера либо его рассмотрение необходимо в целях осуществления основных прав, а также если отказ от вынесения решения по ней нанесет заявителю особенно тяжелый ущерб (§ 93а Закона о ФКС).

Российская модель конституционной жалобы предусматривает в целом незатруднительные для частных лиц условия допустимости такой жалобы.

Для верификации интереса заявителя в качестве субъекта конституционного обжалования требуется применение судом оспариваемой нормы в отношении заявителя: российский конституционный нормоконтроль не знает механизма actio popularis (частные конституционные жалобы во имя общественных интересов в ситуации, когда оспариваемый закон непосредственно не ущемляет основные права и свободы заявителей).

В этой связи признается недопустимым обращение, которое подано не в связи с нарушением конституционных прав и свобод заявителя, а в защиту определенным образом понимаемого им общественного интереса (Определение от 10 апреля 1997 года N 57-О).

При этом достаточно часто само по себе оспариваемое законоположение - с учетом обстоятельств конкретного дела заявителя - не может рассматриваться как нарушающее его конституционные права в указанном в жалобе аспекте. Нередко это связано с тем, что оспариваемая норма сама по себе не регламентирует поставленные в жалобе вопросы, а потому не может затрагивать конституционные права и свободы заявителя в указанном в его обращении аспекте.

Проверяя по жалобе граждан и их объединений (юридических лиц и муниципальных образований в лице органов местного самоуправления) конституционность закона или отдельных его положений, примененных в конкретном деле, Конституционный Суд принимает постановление только по предмету, указанному в жалобе, и лишь в отношении той части акта, конституционность которой подвергается сомнению. При этом, однако, оценивается как буквальный смысл рассматриваемых законоположений, так и смысл, придаваемый им официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из их места в системе правовых норм, не будучи связанным при принятии решения основаниями и доводами, изложенными в жалобе. Тем самым предмет рассмотрения должен быть указан самим заявителем как непосредственным носителем подлежащего конституционно-правовой защите интереса и не может определяться по собственной инициативе Конституционным Судом. Между тем в обращениях иногда отсутствуют конкретные нормы, которые заявитель просит признать противоречащими Конституции, а также необходимые данные об оспариваемом нормативном правовом акте (Определение от 27 февраля 2020 года N 362-О, от 28 мая 2009 года N 785-О-О, от 17 июля 2006 года N 137-О).

В отдельных случаях причиной отказа в принятии жалобы к рассмотрению выступает ее подача ненадлежащим заявителем. Так, например, представленные учредителем (участником) хозяйственного общества судебные акты, свидетельствуя о том, что оспариваемое законоположение было применено не в его конкретном деле, а в деле учрежденного им юридического лица, при этом вопрос о правах и обязанностях заявителя на основании оспариваемого положения арбитражными судами не разрешался (в случаях, когда оспариваемое ограничение является одним из лицензионных требований, а ответственность за его несоблюдение применяется не к учредителю или участнику юридического лица, но непосредственно к юридическому лицу), обусловили отказ в принятии жалобы к рассмотрению (Определение от 9 апреля 2020 года N 813-О).

Компаративный анализ демонстрирует возможность и иных способов верификации интереса заявителя. < 1 > Однако, учитывая первостепенное значение правосудия в правоприменительном процессе, а также субсидиарность конституционного правосудия, именно непосредственное применение судом оспариваемой нормы в отношении заявителя представляется оправданным в качестве одного из непременных критериев допустимости.

< 1 > Так, например, частным субъектом обращения в Конституционный суд Бельгии может быть любое лицо, доказавшее свой интерес, то есть прямое и негативное воздействие оспариваемых норм (аналогично процедуре установления locus standi в англосаксонской правовой семье). Подтверждением соответствующего интереса может, в частности, служить обоснование возможности принятия с отменой оспариваемого закона нового акта, более благоприятного для обеспечения конституционных прав заявителя.

Во-вторых, для обеспечения принципа правовой определенности, которым в том числе обусловлена субсидиарность конституционной юрисдикции, требуется исчерпание средств судебной защиты. Под ним понимается, как правило, исчерпание всех установленных законом возможностей обжалования решения суда, применившего в отношении заявителя норму с предположительными (по мнению заявителя) дефектами конституционности.

На обеспечение правовой определенности было направлено требование о подаче конституционной жалобы в годичный срок с рассмотрения в суде конкретного дела с применением оспариваемого закона. Конкретным применительно к указанному критерию являлось дело, в связи с которым судом - то есть органом, включенным в судебную систему Российской Федерации и таким образом не относящимся в том числе к органам медиации, третейским судам, международным арбитражам, а также к принадлежащим исполнительной власти квазисудебным органам (например, Палата по патентным спорам при Федеральной службе по интеллектуальной собственности, патентам и товарным знакам), - в рамках установленной процессуальным законом процедуры и на основе оспариваемых нормативных положений разрешен вопрос, затрагивающий права и свободы заявителя, а также установлены и (или) исследованы фактические обстоятельства (Постановление от 16 июля 2020 года N 37-П; определения от 19 февраля 2004 года N 33-О, от 27 сентября 2018 года N 2233-О, от 26 ноября 2018 года N 3086-О, от 29 января 2019 года N 183-О, от 11 марта 2021 года N 379-О). Началом отсчета годичного срока считалась дата вступления в законную силу судебного решения (приговора).

Данные требования были существенно уточнены внесенными в 2020 году в базовый закон изменениями. Отныне для допустимости конституционной жалобы необходимо в том числе исчерпание внутригосударственных средств правовой защиты. Позволяя максимально раскрыть потенциал ординарных судов, новый критерий вместе с тем предоставляет Конституционному Суду значимые сведения для оценки конституционности оспоренного нормативного акта (его отдельного положения) с учетом его правоприменительных особенностей. < 1 > Соответственно, момент начала отсчета годичного срока для подачи конституционной жалобы связан с принятием судебного решения, которым исчерпываются внутригосударственные средства судебной защиты, а в случае, если в пересмотре дела судом, решение которого обычно исчерпывает внутригосударственные средства судебной защиты по соответствующей категории дел, было отказано в связи с пропуском срока обжалования, - с принятием последнего судебного решения, в котором был применен соответствующий нормативный акт.

< 1 > Так, например, применительно к вопросу об исчислении сроков давности привлечения к административной ответственности Конституционным Судом были проанализированы подходы, выраженные Верховным Судом Российской Федерации в принятом по делу заявителя решении (Постановление от 21 июля 2021 года N 39-П).

Что касается внутренних ограничений (качественные критерии отбора жалоб, прошедших внешнюю фильтрацию), то, в отличие, например, от Верховного Суда США, обладающего широкими возможностями оценки обращения на предмет наличия в нем важной конституционно-правовой проблемы (writ or certiorari), и даже Федерального Конституционного Суда ФРГ, руководствующегося критерием принципиального значения жалобы с точки зрения конституционного права, в той модели индивидуальной конституционной жалобы, которая действует в России, дискреция органа конституционного контроля более ограничена. Это позволяет избегать субъективизма, приобретаемого судебным усмотрением, когда оно руководствуется лишь собственными представлениями о предположительной важности поднимаемого в обращении вопроса и не связано отчетливыми формальными ограничениями. По существу, умеренно неформализованным является только наличие такого основания для рассмотрения обращения, как неопределенность в вопросе о конституционности (часть вторая статьи 36 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации"), позволяющего не принимать к рассмотрению с вынесением постановления те обращения, из которых не усматривается наличие такого рода неопределенности (в частности, не обнаруживается нарушения прав и свобод либо очевидной является соразмерность и соответствие конституционно-значимым целям их ограничения). При отказе в принятии таких обращений к рассмотрению фактически обосновывается конституционность оспариваемого положения и тем самым реализуется принцип процессуальной экономии, освобождая больше времени для тех дел, в которых неопределенность в вопросе о конституционности не устранена.

3.1.2.

В качестве особого, обладающего исключительными полномочиями, института публичной власти конституционное правосудие изначально задумывалось как осуществляемая централизованным органом экстраординарная юрисдикция, чье предназначение не совпадает с классическими задачами правосудия. Из экстраординарности конституционной юрисдикции в отношении обращений частных лиц следует ее восполняющий (субсидиарный) характер.

Однако потребность в скорейшей конституционализации, которую в эпоху глубоких социально-экономических и политических преобразований 1990-х годов испытывала российская правовая система, определив особенности начального функционирования института конституционного нормоконтроля, повлияла и на предусмотренные первым законом о Конституционном Суде критерии допустимости обращений. Будучи предельно облегченными, отчасти за счет отступления от субсидиарного характера конституционного нормоконтроля, они сделали доступным конституционное судопроизводство для частных лиц и тем самым содействовали динамичному складыванию конституционно-судебной практики - инициатору и проводнику конституционализации - по всему спектру отраслей российского права.

Изменения, внесенные в последнее десятилетие в раздел базового закона, регулирующий конституционное судопроизводство, и затрагивающие критерии допустимости, были направлены на более надежное обеспечение субсидиарного характера конституционного нормоконтроля.

Поскольку субсидиарность конституционно-судебного контроля означает, что основная нагрузка по поддержанию конституционной законности лежит на ординарных судах, постольку проверка конституционности закона осуществляется только в том случае, когда заявителю не удалось защитить свои права с использованием обычных механизмов судебной защиты; в ходе проверки конституционности по общему правилу не устанавливаются фактические обстоятельства и разрешаются лишь вопросы права. < 1 > Тем самым конституционная жалоба как способ защиты прав и свобод приобретает свойство допустимости, если неопределенность относительно конституционности оспариваемых норм, в том числе в истолковании, придаваемом им сложившейся правоприменительной практикой, может быть устранена, а нарушенные права и свободы - восстановлены только в рамках конституционного судопроизводства. Если же нарушенные права и свободы заявителя могут быть защищены вне зависимости от конституционно-контрольных мер, опосредуемых принятием итогового решения, поставленный им вопрос не подлежит разрешению Конституционным Судом (определения от 20 сентября 2018 года N 2054-О, от 25 декабря 2007 года N 946-О-О, от 10 ноября 2002 года N 281-О).

< 1 > На субсидиарный характер конституционного нормоконтроля, осуществляемого в Российской Федерации в целях защиты конституционных прав и свобод, указывается, в частности, в Информации "Конституционно-правовые аспекты совершенствования правоприменительной деятельности (на основе решений Конституционного Суда Российской Федерации 2016 - 2018 годов)", одобренной решением Конституционного Суда от 25 октября 2018 года.

Случаи отступления судов от смысла, который придается подлежащему применению законоположению сложившейся правоприменительной практикой, подлежат исправлению в рамках системы судов общей юрисдикции, равно как и арбитражных судов (определения от 27 февраля 2018 года N 470-О, от 16 июля 2015 года N 1804-О).

Равным образом к компетенции Конституционного Суда не относится разрешение вопросов, связанных с контролем за административным правоприменением, включая обжалование незаконных действий государственных органов (Определение от 21 декабря 1998 года N 183-О). Например, квалификация той или иной деятельности физических лиц в качестве предпринимательской для целей обложения налогом на добавленную стоимость; признание тех или иных доходов налогоплательщика для целей обложения налогом на доходы физических лиц и иные вопросы, которые подлежат разрешению правоприменительными органами на основании фактических обстоятельств конкретного дела (определения от 25 января 2018 года N 18-О, от 29 мая 2018 года N 1122-О, от 17 июля 2018 года N 1684-О).

Рассмотрение жалоб в порядке конституционного судопроизводства осуществляется лишь в тех случаях, когда без проверки конституционности оспариваемого регулирования нарушенные права и свободы не могут быть восстановлены. Лишь в ситуации, свидетельствующей о нарушении конституционных прав и свобод заявителя и о невозможности их восстановления иначе, чем посредством отправления конституционного правосудия, соответствующая жалоба подлежит принятию к рассмотрению (Постановление от 4 февраля 2020 года N 7-П). Соответственно, в тех случаях, когда поставленный заявителем перед Конституционным Судом вопрос уже получил правовое разрешение вне рамок конституционного судопроизводства, оспариваемая норма не может быть предметом дальнейшего рассмотрения по соответствующей жалобе, а начатое производство по данному делу подлежит прекращению. Так, например, когда после принятия жалобы заявителя к рассмотрению региональное Управление ФНС исполнило поручение Федеральной налоговой службы, обязав межрайонную инспекцию ФНС внести в Единый государственный реестр юридических лиц сведения о заявителе и защитив тем самым права, в связи с предполагаемым нарушением которых он обратился в Конституционный Суд, начатое конституционное судопроизводство было прекращено (Определение от 20 сентября 2018 года N 2054-О).

Ввиду этого не отвечают критериям допустимости жалобы, из которых вытекает, что суд вышестоящей инстанции указал на неправильное применение оспариваемых законоположений судами нижестоящих инстанций, тем самым восстановив права заявителя в порядке ординарного (неконституционного) судопроизводства (Определение от 27 марта 2018 года N 709-О).

Возбуждение конституционного процесса при незаконченном разбирательстве в ординарных судах, то есть в условиях, когда иные помимо конституционного правосудия средства судебной защиты прав заявителя не исчерпаны, противоречит природе конституционного правосудия, обусловливающего соотношение его задач и полномочий с задачами и полномочиями иных судов. В этих обстоятельствах перевод разбирательства в плоскость конституционного судопроизводства не согласуется ни с самим его предназначением, ни с формально установленной юрисдикцией Конституционного Суда в ее соотношении с юрисдикцией ординарных судов (определения от 10 ноября 2002 года N 270-О, от 28 мая 2013 года N 778-О, от 6 ноября 2014 года N 2530-О).

Кроме того, отдельные заявители, прикладывая к обращению состоявшееся по его делу и вступившее в законную силу решение, не уведомляли о продолжении судебного производства по данному делу в ревизионных инстанциях (которые нередко отменяли ранее вступившее в силу решение и тем самым устраняли проблему, явившуюся основанием конституционной жалобы). С установлением требования об исчерпании заявителем средств ординарной судебной защиты отмеченные проблемы были устранены. Таким образом, требование об исчерпании средств ординарной судебной защиты как обязательном критерии допустимости конституционной жалобы, будучи в первую очередь направлено на общее повышение эффективности конституционно-судебного реагирования, вместе с тем благоприятствует конструктивному взаимодействию высших судов в общих рамках национальной судебной системы. В данном контексте параллели между требованием об исчерпании предусмотренных законодательством средств защиты, введенным применительно к обращениям в Конституционный Суд частных лиц, и принятием к рассмотрению Европейским судом по правам человека индивидуальных жалоб лишь после исчерпания внутренних средств правовой защиты не являются случайным сходством. И то, и другое условие приемлемости основывается на одном принципе субсидиарности, характеризующем mutatis mutandis отношение как конституционной юрисдикции к ординарному правоприменению, так и наднациональной юрисдикции к национальным правовым системам и в том числе к национальной юрисдикции.

Тест исчерпания ординарных средств судебной защиты, подтверждающий, таким образом, соблюдение принципа субсидиарности, известен также зарубежной конституционно-контрольной практике. < 1 >

< 1 > В том числе он широко применяется Федеральным Конституционным судом ФРГ, подчеркивающим в своих решениях обязанность заявителя "приложить разумные усилия, чтобы добиться правовой защиты посредством компетентного суда, прежде чем обращаться в Конституционный суд" (См.: BVerfG, IBvR 573/11 vom 28.01.2014).

В целом, в сопоставлении с ранее допускавшимися возможностями обжаловать в конституционно-судебной процедуре не только судебное, но и любое иное применение закона, а также оспорить подлежащий применению закон, состоявшееся уточнение критериев допустимости способствовало более гармоничному распределению компетенции между Конституционным Судом и судами иных юрисдикций.

3.1.3.

Институт жалобы, рассматриваемой в порядке конституционного судопроизводства, способствует в том числе преодолению неконституционных проявлений в правоприменительном процессе, устранению дефектов судебной практики, влекущих применение законоположений в неконституционном смысле.

При проверке конституционности оспариваемых законоположений, помимо их буквального и контекстуального (исходя из места в системе правового регулирования) смыслов, оценивается еще и смысл, придаваемый официальным и иным толкованием, а также сложившейся правоприменительной практикой. Более того, при конкретном нормоконтроле оценка конституционности нормы фактически невозможна вне внимания, уделяемого ее правоприменительной интерпретации.

В этой связи при принятии обращения к рассмотрению Конституционный Суд устанавливает наличие основания к возбуждению конституционного судопроизводства, исходя не только из буквального смысла оспариваемого законоположения, но и из смысла, придаваемого ему правоприменительной практикой при разрешении конкретных дел. В том числе и тогда, когда конституционность прямого смысла нормы не вызывает сомнений. Так, например, в Постановлении от 25 октября 2018 года N 38-П Конституционный Суд пришел к выводу о том, что оспоренные положения "ни сами по себе, ни во взаимосвязи с иными нормами [Трудового кодекса Российской Федерации] не ограничивают право работника на получение при увольнении денежной компенсации за все неиспользованные отпуска и в случае ее невыплаты работодателем непосредственно при увольнении не лишают работника права на взыскание соответствующих денежных сумм в судебном порядке независимо от времени, прошедшего с момента окончания того рабочего года, за который должен был быть предоставлен тот или иной неиспользованный (полностью либо частично) отпуск, при условии его обращения в суд в пределах установленного законом срока, исчисляемого с момента прекращения трудового договора". Между тем, в рассматриваемом деле основанием для конституционной жалобы послужило именно осуществленное в деле заявителя толкование оспоренных положений судами общей юрисдикции.

Вместе с тем первичной задачей оценки конституционности правоприменительной практики является не исправление возможных ошибок, допущенных ординарными судами при рассмотрении конкретных дел, но формулирование общих подходов к возникающим в ходе правоприменения и обладающим конституционно-правовым значением вопросам. Это обстоятельство предопределяет особенности, отличающие учитываемую при осуществлении конституционного нормоконтроля правоприменительную практику.

В целях установления наличия в конкретной правоприменительной ситуации предпосылок для конституционно-судебного вмешательства для преодоления противоречия между Конституцией и тем смыслом, который правоприменитель придает соответствующему законоположению, при предварительной оценке обращения устанавливается, имело ли место нарушение конституционных прав вследствие неправильного правоприменения, а также носит ли нарушение единичный характер или имеет место сложившаяся правоприменительная практика. Устраняя дефекты правоприменительной практики, выявление конституционно-правового смысла законоположений в первую очередь и напрямую обращено к правоприменителю.

Тем самым при осуществлении конституционного нормоконтроля учету подлежит правоприменение, отвечающее находящемуся в системной связи с требованиями, предъявляемыми к итоговому решению (статья 87 базового закона), требованию, согласно которому Конституционный Суд принимает решение по делу, оценивая рассматриваемый акт, в том числе по смыслу, придаваемому ему сложившейся правоприменительной практикой, а также решениями по конкретному делу. < 1 >

< 1 > Информация "Конституционно-правовые аспекты совершенствования правоприменительной деятельности (на основе решений Конституционного Суда Российской Федерации 2016 - 2018 годов)" (одобрено решением Конституционного Суда Российской Федерации от 25 октября 2018 года).

Нередки случаи, когда предмет жалобы заявителя, в целом либо в его отдельных аспектах, ранее уже исследовался Конституционным Судом, который не усмотрел по результатам анализа оспариваемого регулирования оснований для вывода о его неконституционности. В этой связи недопустимы обращения, фактически направленные на пересмотр ранее вынесенного Конституционным Судом решения. При этом иногда новая жалоба заявителя, которому ранее было отказано в принятии к рассмотрению поданной им жалобы ввиду несоответствия установленным критериям допустимости, а иногда и в принятии к рассмотрению ходатайств о разъяснении соответствующих определений, дополняется новыми правоприменительными документами, не меняющими, однако, суть доводов, аналогичных изложенным в предшествующей жалобе. Тем самым выражается несогласие с решениями Конституционного Суда, которые являются окончательными и обжалованию не подлежат (Определение от 24 апреля 2018 года N 877-О).

В других случаях, формально изменяя предмет оспаривания и не прилагая при этом какие-либо дополнительные материалы, которые могли бы дать основание для принятия Конституционным Судом иного решения по поставленному вопросу, заявитель в действительности предлагает пересмотреть ранее принятое решение об отказе в принятии к рассмотрению его предыдущей жалобы.

Если в правоприменительной практике законоположению, которому ранее Конституционный Суд уже давал оценку при решении вопроса о принятии к рассмотрению конкретной жалобы на нарушение этим законоположением конституционных прав и свобод граждан, посредством толкования был придан смысл, порождающий неопределенность относительно его конституционности, Конституционный Суд вправе принять к рассмотрению жалобу гражданина, объединения граждан на нарушение конституционных прав и свобод тем же законоположением в его новом истолковании (Постановление от 8 ноября 2012 года N 25-П). Равным образом, если в жалобе заявителя оспаривается конституционность законоположения, конституционно-правовой смысл которого ранее был выявлен в сохраняющем свою силу решении Конституционного Суда, но которому в правоприменительной практике был придан иной смысл, Конституционный Суд вправе принять такую жалобу к рассмотрению и рассмотреть без проведения публичных слушаний вопрос о конституционности оспариваемого законоположения в его истолковании, отличном от истолкования, ранее данного Конституционным Судом. Введение процедуры рассмотрения дела без проведения слушания (статья 47.1 базового закона) расширило возможности конституционного нормоконтроля по устранению нарушений основных прав и свобод в правоприменительной практике.

Таким образом, хотя российская модель конституционной жалобы не предполагает (в отличие от так называемой полной конституционной жалобы, бытующей в ряде европейских стран - Бельгии, Германии, Чехии и др.) обжалование судебных и иных правоприменительных решений, возможность выявления конституционно-правового смысла нормы непосредственно способствует совершенствованию и формированию правоприменительной практики, а также обеспечивает в необходимых случаях возможность пересмотра ранее вынесенных по делу заявителя правоприменительных решений.

3.1.4.

Осуществляемое в ходе конституционного нормоконтроля казуальное толкование ощутимо воздействует на все аспекты процедуры конституционного обжалования, раскрывая возможности российской модели конституционной жалобы. Не является исключением и применение критериев допустимости конституционной жалобы, отнесение к кругу субъектов конституционной жалобы, определение состава объектов конституционного контроля. Уточняющие данные критерии правовые позиции Конституционного Суда впоследствии получают закрепление в базовом законе (наиболее масштабными стали изменения 2020 года).

К ним относится обеспечение защитой всех, без каких бы то ни было ограничений, конституционных прав и свобод, не исключая прав и свобод, непосредственно не закрепленных в конституционном тексте, но отнесенных Судом к категории конституционных (см., например, Постановление от 2 апреля 2002 года N 7-П - признание права на осуществление местного самоуправления в качестве коллективного права территориальных объединений граждан, а также права на обращение муниципальных образований в порядке конкретного конституционного нормоконтроля; Постановление от 16 июня 2015 года N 15-П - признание права граждан на осведомленность относительно своего происхождения).

Другой аспект - осуществляемая в русле распространительного толкования конкретизация круга субъектов обращения, которая, обеспечивая возможно более широкую защиту конституционных прав и свобод, существенно усиливает действенность института конституционной жалобы. В частности, согласно выраженным Конституционным Судом позициям закон не предусматривает какие-либо специальные требования к правовому статусу гражданина-заявителя, связанные с его дееспособностью (Постановление от 27 февраля 2009 года N 4-П) < 1 > ; понятие граждан, обладающих правом на обращение, включает, за исключением особо оговоренных конституционными положениями случаев, иностранных граждан и лиц без гражданства (постановления от 25 июня 2015 года N 16-П; от 17 февраля 2016 года N 5-П и др.), а понятие объединения граждан, обладающего правом на обращение для защиты как основных прав своих членов, так и для защиты прав собственно объединения, включает в том числе религиозные объединения (Постановление от 23 ноября 1999 года N 16-П), коммерческие юридические лица (Постановление от 24 октября 1996 года N 17-П) < 2 > , государственные предприятия (Постановление от 12 октября 1998 года N 24-П), муниципальные образования, которые рассматриваются как территориальные объединения граждан, коллективно реализующие конституционное право на осуществление местного самоуправления (постановления от 2 апреля 2002 года N 7-П, от 29 марта 2011 года N 2-П), высшие учебные заведения (Постановление от 22 июня 2009 года N 10-П) и другие субъекты (профсоюзы, государственные и муниципальные учреждения и т.п.). В настоящее время муниципальные образования в лице органов местного самоуправления, а также юридические лица прямо предусмотрены в базовом законе в качестве надлежащего субъекта подачи конституционной жалобы.

< 1 > Как было отмечено Конституционным Судом, при оспаривании гражданином норм закона, на основании которых была установлена его недееспособность, ограничившая его конституционные права, отсутствует возможность проверки нарушения права заявителя при применении в его отношении процедуры лишения дееспособности в каком-либо ином порядке, помимо конституционного судопроизводства. Впоследствии вывод о допустимости такого рода обращений был применен без дополнительного конституционно-правового обоснования в других делах о защите прав граждан, признанных недееспособными (постановления от 27 июня 2012 года N 15-П, от 21 января 2020 года N 3-П).

< 2 > Поскольку хозяйственные товарищества и общества являются юридическими лицами, которые созданы гражданами для совместной реализации права свободно использовать свои способности и имущество для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности, постольку данные объединения, деятельность которых связана с реализацией конституционных прав физических лиц - их членов, участников или учредителей, - так же как и граждане могут обращаться с конституционной жалобой (Постановление от 16 июля 2020 года N 37-П).

Настаивая на проверке конституционности оспариваемых положений, заявители могут руководствоваться различными соображениями (совершенствование действующего законодательства и устранение существующих в нем, как представляется заявителю, пробелов и коллизий; пересмотр принятого в отношении заявителя правоприменительного решения; стремление использовать конкретное дело для изменения регулирования, которое - в перспективе более серьезных судебных разбирательств, предстоящих заявителю, - воспринимается как не отвечающее его интересам и т.д.). Вне зависимости от всех этих побуждающих к обращению мотивов в контексте допустимости существенно (помимо соблюдения формальных критериев) лишь наличие в жалобе либо запросе конституционно значимой проблемы. В случае, когда таковая отсутствует, в отказном определении может быть указано как на субъективный мотив, так и на то, что ввиду отсутствия конституционно значимой проблемы притязания заявителя означают, по существу, призыв к разрешению вопросов, являющихся прерогативой иных органов публичной власти, прежде всего законодателя и судов.

В том числе не входит в полномочия Конституционного Суда, рассматривающего исключительно вопросы права, также оценка целесообразности принимаемых федеральным законодателем решений. Так, например, определение экономической целесообразности введения того или иного налога, установление и изменение состава налогоплательщиков и существенных элементов налогового обязательства относится к полномочиям законодателя; разрешение таких вопросов Конституционному Суду не подведомственно, за исключением случаев, когда новому законодательному акту придается обратная сила и им ухудшается положение налогоплательщиков и когда налоговым законом нарушается конституционный принцип равенства. Оценка того, в какой мере оспариваемые заявителем законоположения в системе вновь введенного правового регулирования повлияли на экономические результаты деятельности конкретных налогоплательщиков, в том числе в соотношении с условиями ранее действовавшего налогового регулирования, касаясь экономической эффективности соответствующих мер, не соотносится напрямую с вопросом о конституционности оспариваемых законоположений (Определение от 12 апреля 2018 года N 841-О). Но отказ от оценки целесообразности ни в коем случае не означает устранение от оценки, например, соответствия ограничения права тем целям, в которых они могут устанавливаться в соответствии с частью 3 статьи 55 Конституции. Говоря о целях регулирования, Конституционный Суд не встает на почву оценки целесообразности, а в рамках своей компетенции реализует необходимый этап анализа пропорциональности.

Наряду с этим трактовка критериев допустимости направлена на предупреждение опасности превращения органа конституционного нормоконтроля в дополнительную ревизионную инстанцию.

Таким образом, подходы конституционно-судебной практики к критериям допустимости содействуют большей эффективности конституционного судопроизводства, одновременно позволяя - через расширение круга субъектов конституционной жалобы, а также ее предмета - ощутимо смягчить условия обращений частных лиц на нарушение основных прав и вместе с тем, не создавая препятствий для подачи жалоб по конституционно значимым вопросам, снизить неоправданную нагрузку на Конституционный Суд.

***

Действующая в Российской Федерации модель конституционной жалобы стремится к установлению компромисса между доступностью конституционного нормоконтроля и работоспособностью осуществляющего его органа, включая среднее время разбирательства, избегая при этом ограничений, снижающих доступ к правосудию. < 1 > Данный подход проявляется как в отношении предмета обращения, так и в отношении субъекта обращения.

< 1 > Как показывает компаративный анализ, подобного рода инклюзивность нередко проявляет себя как в отношении предмета обращения (например, конституционная юрисдикция Федерального суда Швейцарии не предполагает проверку федеральных законов, что обосновывается тем, что федеральные законы подлежат контролю высшей - учредительной - власти, поскольку могут быть вынесены на референдум; единственными актами федерального уровня, подлежащими конституционному нормоконтролю, являются распоряжения (ордонансы) федерального органа исполнительной власти - Федерального совета, изданные в порядке делегирования (в соответствии с Конституцией Швейцарии "акты Федерального собрания и Федерального совета не могут являться предметом рассмотрения в Федеральном суде; исключения определяются законом (часть 4 статьи 189); Tribunal federal suisse. URL: https://accf-francophonie.org/publication/bulletin-n9/#content-footnote-5eeb605367fb7-17), так и в отношении субъекта обращения (предусмотренное, например, законодательством Италии, Беларуси, Эстонии инициирование конституционного процесса лишь органами публичной власти; непродолжительные сроки подачи конституционной жалобы с момента вступления в законную силу акта, свидетельствующего об исчерпании средств ординарной судебной защиты, например четырехмесячный срок, предусматриваемый законодательством Литвы (Закон о Конституционном суде Литвы (статья 65).

В целом критерии допустимости, конкретизируясь нормоконтрольной практикой, устанавливают оптимальный объем дискреции при отборе обращений, позволяют Конституционному Суду успешно преодолевать дилемму выбора между всеохватывающей защитой основных прав и риском перегрузки, отмечаемой в документах Венецианской комиссии в качестве серьезного вызова, стоящего перед высшими судами и отрицательно сказывающегося на их эффективности. < 1 >

< 1 > Study on Individual Access to Constitutional Justice. CDL-AD (2010) 039 rev, URL: https://www.venice.coe.int/WebForms/documents/default.aspx?pdffile=CDL-AD(2010)039rev-e.

3.2. Особенности юридической техники решений Конституционного Суда как отражение методологических подходов к оценке конституционности

Юридической технике актов российского конституционного нормоконтроля присущи отличительные черты, проявляющиеся в изложении отдельных частей решений (вводной, описательной, мотивировочной, резолютивной), включая правила воспроизведения просительной части обращения и указаний на фактические обстоятельства дел заявителей в описательной части, типологию резолюций; формулировки положений, адресуемых законодателю и правоприменителям (предписания, рекомендации, положения obiter dictum) и т.д.

Все эти юридико-технические особенности продиктованы стремлением облегчить, насколько это возможно, нормотворческое и правоприменительное исполнение решений Конституционного Суда при максимально полной реализации всего объема конституционно-контрольных полномочий в целях защиты конституционных прав и свобод.

3.2.1.

Юридико-технические характеристики резолютивной части итоговых решений определяются в первую очередь их правовыми последствиями.

Проверка конституционности завершается принятием одного из следующих итоговых решений: о признании нормативного акта или договора либо отдельных их положений не соответствующими Конституции; о признании нормативного акта или договора либо отдельных их положений соответствующими Конституции; о признании нормативного акта или договора либо отдельных их положений соответствующими Конституции в данном Конституционным Судом истолковании.

В резолютивной части итоговых решений третьего, интерпретирующего, типа признается, что норма не противоречит Конституции в той мере, в какой предполагает применение в конституционном смысле. Мотивировочная часть содержит выявление действительного, конституционно-совместимого, смысла, от которого отошла правоприменительная практика. По своему существу данному типу постановлений принадлежит и разновидность постановлений первого типа, соотносящих неконституционность с ненадлежащим применением нормы (условная дисквалификация). Как и при позитивной модальности выявления конституционно-правового смысла условия конституционности излагаются в таких случаях с использованием сослагательных оборотов "в той мере, в какой", "постольку, поскольку" и т.д.

Что касается итоговых решений второго типа, то Конституционный Суд, исходя из принципа конституционной сдержанности, презумпции добросовестности законодателя, а также принимая во внимание иные, ограничивающие применение полной дисквалификации (безусловного признания неконституционности), соображения, в резолютивной части указывает на соответствие оспариваемого акта Конституции, тогда как мотивировочная часть посвящена ориентирующему правоприменителей конституционному истолкованию (см., напр., Постановление от 12 ноября 2020 года N 46-П).

Таким образом, в резолютивной части итоговых решений при оценке конституционности проверяемых законоположений используются как простые (совпадают с одним из вышеприведенных, установленных базовым законом, видов итоговых решений), так и сложные (сочетают признаки нескольких видов итоговых решений) конструкции.

К первой группе относятся безусловная или полная дисквалификация (нормативный акт или его часть (законоположение) признается не соответствующим Конституции; на законодателя возлагается устранение выявленного дефекта путем введения нового регулирования); выявление смысла stricti juris, то есть в позитивной модальности ("соответствие Конституции поскольку, постольку..."); безусловное признание конституционности (реже всего используемая, как правило, при абстрактном нормоконтроле, конструкция, которой функционально восполняется отсутствующее в российской правовой системе аутентичное толкование законов; указания, ориентирующие правоприменителей, содержатся в мотивировочной части).

Ко второй группе относятся условная или частичная дисквалификация, сочетающая в одной формулировке дисквалификацию и выявление смысла senso largo, в негативной модальности ("несоответствие Конституции поскольку, постольку..."); комбинированное толкование, сочетающее в одной формулировке и выявление смысла senso largo (условная дисквалификация), и выявление смысла stricti juris ("несоответствие Конституции поскольку, постольку..." при одновременном "соответствии Конституции поскольку, постольку..."); сочетание безусловной дисквалификации с различными разновидностями выявления смысла (часть законоположений дисквалифицируется, часть истолковывается с применением позитивной и/или негативной модальностей).

Наряду с дисквалифицирующей резолюцией, констатирующей безусловную конституционность проверенных законоположений, отдельные итоговые решения могут содержать также резолюции интерпретирующие, выявляющие конституционно-правовой смысл иных, также подвергшихся проверке, законоположений. Помимо того, стремление к максимальной точности обращенных к правоприменителям указаний объясняет появление сложных формул, нередко используемых в положениях резолютивной части, когда одна часть рассмотренного акта (законоположения) признается условно соответствующей Конституции, а другая - условно ей не соответствующей. < 1 >

< 1 > Так, например, признав конституционность механизма, предусмотренного оспоренной нормой Налогового кодекса Российской Федерации, Конституционный Суд усмотрел порождаемую данной нормой неопределенность в вопросе о праве налогоплательщика на налоговый вычет (Постановление от 19 декабря 2019 года N 41-П).

Исполнение резолюций, содержащих безусловную либо условную дисквалификацию, предполагает принятие дополнительного нормативного регулирования и осуществляется путем принятия правовых актов, по своей форме совпадающих с актами, которые были полностью или частично дисквалифицированы. Вследствие этого одно лишь видоизменение правоприменительной практики надлежащим исполнением таких решений не может являться. Таким образом, дисквалификация предполагает обязанность нормотворца своевременно внести надлежащие изменения в законодательство, то есть устранить утратившие силу положения из текста нормативного акта и восполнить тем самым образовавшийся пробел. В противном случае, продолжая оставаться в нормативном массиве, дисквалифицированное законоположение дезориентирует правоприменителей, обусловливая допускаемые ими в этой связи ошибки. < 2 >

< 2 > Несмотря на то, что дисквалификация предполагает скорейшее преодоление образовавшегося пробела внесением требуемых законодательных изменений, в настоящий момент в регламентах палат Федерального Собрания Российской Федерации не предусмотрены специальные процедуры, обеспечивающие внеочередное рассмотрение законопроектов, направленных на исполнение решений Конституционного Суда. Отмеченное обстоятельство создает нежелательную возможность неограниченных переносов рассмотрения отдельных законопроектов, внесенных в целях выполнения предписаний конституционного нормоконтроля.

Формулируя положения резолютивной части, адресуемые законодателю, с учетом принципа разделения властей и уважения дискреции законодателя, Конституционный Суд воздерживается от их излишней конкретизации. < 3 > Определяясь положениями резолютивной части, формы учета законодателем правовых позиций Конституционного Суда могут варьироваться, включая дословное воспроизведение конструкций, используемых в соответствующем решении, их конкретизацию в русле выраженной Конституционным Судом правовой позиции, установление не противоречащего данной позиции нового регулирования.

< 3 > Ср., например: "При реформировании надзорного производства, включая процедуры инициирования надзорного пересмотра судебных постановлений в Президиуме Верховного Суда Российской Федерации, федеральному законодателю надлежит (...) конкретизировать порядок осуществления правомочия, предусмотренного статьей 389 ГПК РФ" (Постановление от 5 февраля 2007 года N 2-П); "Федеральному законодателю надлежит внести в правовое регулирование необходимые изменения, направленные на установление правового механизма пересмотра судебных постановлений, основанных на актах или их отдельных положениях, признанных неконституционными (или получивших в нем конституционное истолкование), не исполненных (либо исполненных частично) на момент вынесения соответствующего постановления Конституционного Суда" (Постановление от 26 июня 2020 года N 30-П).

Надлежащему выполнению решений Конституционного Суда как в части имплементации выраженных в них правовых позиций (нормотворчество, включая подзаконное; судебное и административное правоприменение), так и в части индивидуальных правоприменительных последствий (пересмотр либо возобновление рассмотрения дел) благоприятствует в том числе проявляемый при подготовке данных решений учет особенностей юридической техники имплементирующих правовых актов, включая акты ординарного правосудия, в особенности высших судебных инстанций. Лучшему восприятию нормотворцами и правоприменителями обозначаемых в актах конституционного нормоконтроля подходов и ориентиров и, в конечном счете, более надежному обеспечению конституционных прав и свобод способствует доктринальное осмысление юридико-технических особенностей этих актов.

3.2.2.

Примечательными особенностями отличаются формулы оценки конституционности. Базовым законом предусматриваются три вида решений, принимаемых по итогам судебного контроля конституционности (статья 87): о признании проверяемого акта в целом либо отдельных его положений соответствующим Конституции; о признании проверяемого акта в целом либо отдельных его положений соответствующими Конституции в данном Конституционным Судом истолковании (выявление конституционно-правового смысла); о признании проверяемого акта в целом либо отдельных его положений не соответствующими Конституции (дисквалификация, полная или частичная). Вопрос о выборе Конституционным Судом того или иного вида решения, будучи тесно связан с его правовыми последствиями, имеет прежде всего содержательное значение, однако важен и его юридико-технический аспект.

Полная (безусловная) дисквалификация, то есть признание безусловного несоответствия Конституции, применяется в случаях, когда дефект конституционности не может быть устранен никаким иным способом, кроме утраты содержащим его законоположением юридической силы.

В большинстве случаев полная дисквалификация вызывает регулятивный пробел, угрожая тем самым целостности нормативного регулирования, которая, будучи конституционной ценностью сама по себе, является непременной гарантией для целого ряда иных конституционных ценностей. Поэтому данная мера конституционно-контрольного воздействия востребуется только тогда, когда устранение вскрытого дефекта конституционности возможно лишь при безоговорочной утрате содержащим его законоположением юридической силы.

Ввиду того что подвергшиеся безусловной (полной) дисквалификации законоположения далее применяться не могут (часть четвертая статьи 87 базового закона), избежать появления пробела в правовом регулировании позволяет конструкция условной неконституционности.

Следует отметить, что нормативно предусмотренная возможность установления решением Конституционного Суда временного порядка, подлежащего применению впредь до внесения предписанных изменений в нормативное регулирование, позволяет в необходимых случаях избежать появления лакун вследствие принятия дисквалифицирующего решения (как, например, это имело место при установлении критериев индексации присужденных денежных сумм, Постановление от 12 января 2021 года N 1-П).

Остальные варианты формул оценки конституционности связаны с конституционным толкованием.

Во-первых, это условная неконституционность (условная дисквалификация).

В тех случаях, когда Конституционный Суд, принимая решение в форме постановления и признавая тем самым наличие конституционно значимой проблемы, не прибегает ни к безусловной дисквалификации оспоренной нормы (и, таким образом, к исключению ее из регулятивного механизма), ни к безоговорочному подтверждению ее конституционности, но уточняет условия, которые позволяют и/или не позволяют признать конституционность данной нормы, ipso facto имеет место толкование, то есть выявление конституционно-правового смысла в широком смысле. Используемые обороты "(не) соответствует в той мере, в какой..." либо "(не) соответствует постольку, постольку..." маркируют выявляемые смыслы, обязательные и для законодателя, и для правоприменителей.

Поэтому выявление конституционно-правового смысла имеет место и при негативной модальности интерпретирующей формулы, то есть при признании законоположения не соответствующим Конституции с обозначением ограничительных условий ("не соответствует Конституции в той мере, в какой...").

Формула условной дисквалификации нормы в каком-либо отношении (действие по субъектам, в пространстве и во времени и т.д.) разъясняет содержание дефекта конституционности, то есть такое применение нормы, при котором она не может считаться соответствующей Конституции. Тем самым частичная дисквалификация нормы всегда сопряжена с выявлением ее смысла - как в качестве этапа, присущего процессу конституционного нормоконтроля, так и в качестве юридически обязательного толкования, закрепляемого в резолютивной части решения и обращенного не только к законодателю, но и к правоприменителю.

Нормы, подвергшиеся условной дисквалификации, подлежат применению с учетом выраженных Конституционным Судом правовых позиций (Постановление от 11 июля 2017 года N 20-П). Предоставляя правоприменителям возможность действовать в соответствии с высказанными Конституционным Судом подходами, вне зависимости от превратностей нормотворческого процесса, условная дисквалификация вместе с тем обращает внимание на необходимость законодательной коррекции.

И частичная неконституционность (частичная дисквалификация), и частичная конституционность (выявление смысла оспоренной нормы, соблюдение которого при правоприменении выступает условием соответствия нормы Конституции) указывают на условия соответствия нормы Конституции. Выбор между ними в резолютивной части решения обусловливается тем, чьи именно усилия - законодателя или правоприменителя - имеют первостепенное значение для исправления установленного дефекта конституционности. В частности, конструкция частичной неконституционности, допуская непосредственное правоприменительное исполнение данного итогового решения, предполагает, тем не менее, что окончательное преодоление дефекта возможно лишь при внесении надлежащих изменений в законодательство. В связи с вышесказанным следует оговориться, что в отдельных, достаточно редких случаях, несмотря на признание итоговым решением конституционности рассмотренного регулирования (позитивная модальность выявления смысла), законодателю все же может быть предписано принять меры по его совершенствованию (устранение неопределенности и несогласованности, восполнение пробела и т.д.). Например, признание конституционности оспариваемой нормы с выявлением ее конституционно-правового смысла, как было указано Конституционным Судом, не освобождает федерального законодателя от обязанности конкретизировать в рамках предоставленных ему дискреционных полномочий порядок реализации обязанностей родителей, в том числе в части уплаты алиментов на несовершеннолетних детей индивидуальными предпринимателями, перешедшими на упрощенную систему налогообложения и избравшими объектом налогообложения доходы (Постановление от 20 июля 2010 года N 17-П).

Поскольку условная дисквалификация позволяет учитывать особенности соответствующей области регулирования и выбирать наиболее результативные способы устранения дефекта конституционности (в первую очередь через выправление правоприменительной практики), постольку конструкция признания нормы неконституционной в части или в определенном смысле, зачастую придаваемом правоприменительной практикой, распространена в актах конституционного нормоконтроля централизованной модели. При наличии возможности очистить официальное толкование проверяемого законоположения от всего, что порождает сомнения в его конституционности, нормоконтрольная практика ряда принадлежащих к этой модели правопорядков склонна избегать безусловной дисквалификации (нуллификации).

Однако в случаях, когда дефектность нормы препятствует ее коррекции путем выявления ее конституционно-правового смысла, то есть не позволяет предложить рациональные варианты ее конституционно совместимой интерпретации, единственно возможным юрисдикционным воздействием выступает не конституционно-правовое истолкование нормы, но признание ее неконституционной.

Конституционное толкование может быть также выражено посредством формулы условной конституционности (выявление конституционного смысла).

Признание причиной отступлений от требований Конституции не концептуальных либо юридико-технических изъянов самой по себе нормы, но устойчиво допускаемого на практике искажения ее действительного смысла предполагает не законодательную, а правоприменительную коррекцию подвергшихся проверке законоположений, чем в том числе определяется и юридическая техника конституционно-контрольного воздействия.

Воздерживаясь от признания безусловной неконституционности нормы, Конституционный Суд раскрывает ее действительный, согласующийся с Конституцией и становящийся отныне общеобязательным, смысл (конституционно-правовой смысл). Законоположение признается условно соответствующим Конституции, условием же выступает обращенное к правоприменителю требование применять (позитивная интерпретация) либо не применять (негативная интерпретация) его определенным образом. Позитивная интерпретация одних нормативных аспектов толкуемого законоположения может сочетаться с негативной интерпретацией иных нормативных аспектов (комбинированная интерпретация).

Так, например, положения Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации были признаны не противоречащими Конституции в той мере, в какой в системе действующего правового регулирования они по своему конституционно-правовому смыслу: не препятствуют суду апелляционной инстанции по обоснованному ходатайству стороны, оспаривающей приговор, постановленный судом с участием присяжных заседателей, пригласить в судебное заседание присяжных для выяснения обстоятельств предполагаемого нарушения тайны их совещания или иных нарушений уголовно-процессуального закона при обсуждении и вынесении вердикта без придания им при этом процессуального статуса свидетеля; предполагают право лиц, участвовавших в деле в качестве присяжных, дать пояснения суду апелляционной инстанции по поводу указанных обстоятельств, не разглашая при этом сведения о суждениях, имевших место во время совещания, о позициях присяжных при голосовании по поставленным перед ними вопросам. В этой связи правоприменительные решения, вынесенные по делу заявителя и основанные на рассмотренных законоположениях в истолковании, расходящемся с их выявленным конституционно-правовым смыслом, подлежат пересмотру, если для этого нет иных препятствий (Постановление от 7 июля 2020 года N 33-П).

Выявление конституционно-правового смысла позволяет избежать как появления неизбежных при дисквалификации нормы лакун нормативного регулирования, так и явного судебного нормотворчества. Мировой опыт свидетельствует о достаточной распространенности данной прерогативы.

В частности, разрешение вопросов о конституционности норм с одновременным их толкованием - повседневная практика Конституционного суда Италии. Его интерпретативные постановления (sentenza interpretativa) дают толкование рассматриваемых законоположений в мотивировочной части, при этом либо обосновывается неконституционность толкования нормы заявителем, либо указывается на неконституционность правоприменительного толкования.

Оценка конституционности с одновременным толкованием (так называемое толкование с оговоркой) присутствует и в арсенале Конституционного суда Испании. < 1 > В частности, рассматривая обращение автономных сообществ Кастилии-Леон и Каталонии, оспаривающих конституционность закона, устанавливавшего обязательный перевод на испанский язык официальных документов, изданных в этих сообществах на каком-либо местном диалекте, он подчеркнул, что данный закон, будучи истолкован в особом смысле, соответствует Конституции постольку, поскольку документы автономных сообществ, составленные не на испанском (кастильском) языке, подлежат переводу лишь в том случае, если они предназначены для действия вне пределов соответствующего сообщества. < 1 > В другом резонансном процессе Конституционный суд Испании на основе системного толкования положений Конституции постановил, что новые нормы Регламента Сената являются конституционными лишь в том толковании, которое изложено в мотивировочной части данного решения. < 2 > В еще одном знаковом деле, подтвердив конституционность законоположений о дисциплинарных наказаний для служащих Гражданской гвардии, Конституционный суд Испании указал на обязательность содержащегося в данном решении толкования, включающего в том числе требование к правоприменителям относительно убедительной мотивировки как непременном условии решения о заключении под стражу. < 3 >

< 1 > См., например: база данных "Codices" Венецианской комиссии Совета Европы (http://www.codices.coe.int), документ ESP-1997-1-007 (постановление N 56/1994 от 17.03.1997).

< 1 > См.: база данных "Codices" Венецианской комиссии Совета Европы (http://www.codices.coe.int), документ ESP-1999-1-008 (постановление N 50/1999 от 6 апреля 1999 года).

< 2 > См.: база данных "Codices" Венецианской комиссии Совета Европы (http://www.codices.coe.int), документ ESP-2008-2-009 (постановление N 101/2008 от 24 июня 2008 года).

< 3 > См.: база данных "Codices" Венецианской комиссии Совета Европы (http://www.codices.coe.int), документ ESP-2011-1-002 (постановление N 73/2010 от 18 октября 2010 года).

Правом устанавливать конституционно-правовой смысл проверяемых законоположений наделены также Конституционный суд Бельгии и ряд других конституционных судов государств мира < 4 > .

< 4 > См., например, постановления N 38/2003 от 3 апреля 2003 года, N 15/2005 от 19 января 2005 года, N 167/2006 от 8 ноября 2006 года, N 135/2007 от 7 ноября 2007 года, N 89/2008 от 11 июня 2008 года, N 35/2009 от 4 марта 2009 года и др.

В целом, как показывает сравнительный анализ, имеющаяся у органа конституционного нормоконтроля возможность осуществлять обязательное для всех правоприменителей истолкование законов предотвращает коллизии между подходами высших судов, которые ведут к повторным конституционным жалобам ввиду применения ординарными судами закона в неконституционном истолковании.

3.2.3.

К иным, помимо формул оценки конституционности, положениям резолютивной части относятся предписания по порядку исполнения.

В некоторых (как свидетельствует практика, нечастых) случаях фундаментальный принцип правовой определенности требует принятия, помимо общих конституционно-контрольных мер, то есть собственно оценки конституционности, дополнительных конституционно-контрольных мер.

Как уже было отмечено, при необходимости в резолютивной части итогового решения, дисквалифицировавшего соответствующее законоположение, могут устанавливаться временное регулирование, являющееся обязательным для правоприменителя и ориентиром для внесения требуемых изменений в нормативное регулирование, а также особый порядок исполнения решения (пункт 12 части первой статьи 75 базового закона).

В целях недопущения последствий, которые, наступая при незамедлительном прекращении действия дефектных законоположений, включенных в правовые механизмы обеспечения тех или иных конституционных прав, могут своим негативным значением обесценить приносимую конституционно-контрольным вмешательством пользу, общую конституционно-контрольную меру (оценка конституционности) сопровождает дополнительная конституционно-контрольная мера - установление особого порядка исполнения решения.

Означая отсрочку утраты юридической силы нормами, признанными не соответствующими Конституции, особый порядок исполнения решения предполагает отсрочку исполнения данного решения путем изменения нормативного регулирования при установлении конкретного срока, в течение которого дефекты конституционности должны быть устранены законодателем. Так, например, утрата юридической силы положениями Федерального закона "О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)", которые были признаны не соответствующими Конституции в 2008 году, произошла не немедленно после вынесения итогового решения, как это, по общему правилу, предусматривается базовым законом, а позднее, с учетом недопустимости снижения уровня государственных гарантий законных экономических интересов физических и юридических лиц, что могло быть вызвано немедленной дисквалификацией оспоренных норм (Постановление от 18 июля 2008 года N 10-П).

Отражающий значимые темпоральные аспекты выполнения данного итогового решения законодателем и обеспечивающий тем самым должный уровень правовой определенности всем субъектам законных интересов в рамках соответствующих правоотношений, особый порядок исполнения решения как прием юридической техники известен и конституционному нормоконтролю зарубежных стран. В частности, Конституционный суд Бельгии - в качестве исключения и при условии, что преимущества от утраты нормой с дефектами конституционности юридической силы не столь значительны, как неблагоприятные последствия такой утраты для правовой системы, - вправе предусмотреть сохранение этой нормой действия на будущее время с возложением на законодателя обязанности устранить дефект конституционности < 1 > .

< 1 > Постановление N 125/2011 от 7 июля 2011 года.

Неблагоприятные последствия пробела, порождаемого безусловной дисквалификацией (признанием неконституционности) законоположения, могут быть соразмерны положительному эффекту от утраты неконституционным законоположением юридической силы, а иногда и перевешивать его. При этом, с одной стороны, особенности дефекта конституционности могут не позволять отсрочку изъятия законоположения из системы нормативного регулирования (утрата юридической силы). С другой стороны, хотя выполнение соответствующего решения предполагает восполнение пробела путем своевременных изменений законодательства, в отдельных ситуациях даже безотлагательный отклик законодателя не всегда помогает избежать такого рода последствий. В этих обстоятельствах общую конституционно-контрольную меру (оценка конституционности) сопровождает дополнительная конституционно-контрольная мера - установление временного регулирования, впредь до надлежащих изменений законодательства.

Так, например, "исходя из необходимости обеспечения баланса интересов членов семьи прежнего собственника жилого помещения в доме жилищно-строительного кооператива и его собственника (приобретателя), в том числе при его реализации как заложенного имущества с публичных торгов, впредь до внесения в действующее правовое регулирование надлежащих изменений" Конституционный Суд предписал судам при разрешении вопроса о возможности сохранения права пользования этим жилым помещением за членами семьи прежнего собственника, включенными в ордер на его предоставление в соответствии с ранее действовавшим законодательством, "учитывать фактические обстоятельства конкретного дела, а именно: наличие у членов семьи прежнего собственника права пользования иным жилым помещением, разницу между суммой, вырученной в ходе реализации жилого помещения, и суммой взысканного долга, обеспеченного залогом, возможность использования этих средств для приобретения иного жилого помещения в собственность или его найма и т.д." (Постановление от 24 марта 2015 года N 5-П).

Правоприменители обязаны следовать временному порядку регулирования вплоть до обновления законодательства в соответствии с предписаниями Конституционного Суда.

К факультативным положениям резолютивной части принадлежат рекомендации по совершенствованию рассмотренного регулирования.

Надлежащая нормотворческая реализация правовых позиций Конституционного Суда не сводится к выполнению предписаний резолютивной части. С учетом контекста конкретной нормоконтрольной ситуации подходы к имеющему конституционное значение совершенствованию законодательного регулирования могут облекаться в форму рекомендаций. Обычно (однако не во всех случаях) они излагаются в мотивировочной части решения, обозначаясь, как правило, оборотом "вместе с тем для законодателя не исключается...". < 1 >

< 1 > Содержащиеся в решениях Конституционного Суда рекомендации также могут быть обращены и к не относящимся к органам публичной власти субъектам права. Ср., напр.: "Для предотвращения дальнейшего бесконтрольного распространения такой информации - что во многом сделало бы неэффективной защиту прав заинтересованного лица - редакция на время проверки может как временно ограничить доступ к адресу в сети Интернет, по которому размещен комментарий, так и обратить внимание интернет-пользователей на его спорный характер" (Постановление от 25 мая 2021 года N 22-П).

Так, например, было констатировано, что оценка конституционности проверенных законоположений "не исключает права федерального законодателя предусмотреть коллегиальный порядок рассмотрения вопроса о наличии оснований для передачи дела в суд надзорной инстанции для рассмотрения по существу" (Постановление от 5 февраля 2007 года N 2-П).

Решения Конституционного Суда, выявляющие конституционно-правовой смысл, будучи нацелены в первую очередь на устранение изъянов правоприменительной практики, могут также включать обращенные к законодателю рекомендации относительно возможных путей конституционно значимого улучшения нормативного регулирования.

Следует подчеркнуть, что рекомендации, адресуемые законодателю и сопровождающиеся указанием на его полномочия по установлению регулирования, которое с большей полнотой обеспечивало бы конституционные положения, не равнозначны любым, в том числе не обладающим конституционной значимостью, пожеланиям по улучшению законодательства. Высказываясь в контексте принципа конституционной сдержанности, эти ориентирующие законодателя положения облекаются в рекомендательную форму; однако в содержательном отношении они формулируются в пределах имеющейся у Конституционного Суда компетенции.

Помимо общих последствий принятого Конституционным Судом решения, положения резолютивной части отражают также и индивидуальные последствия, а именно содержать указания на пересмотр правоприменительных решений.

Специфическими средствами юридической техники, применяемой в актах конституционного нормоконтроля, обеспечиваются в том числе своевременность и правильность исполнения решений Конституционного Суда в правоприменительной деятельности. Это касается как применения законов в точном соответствии с их конституционным смыслом, выявленным Конституционным Судом, так и выполнения предписаний о пересмотре дела заявителя (если для этого нет других препятствий, обусловленных конкретными фактическими обстоятельствами) при включении таковых в резолютивную часть итогового решения.

Решения Конституционного Суда, выявляющие конституционно-правовой смысл, прекращают действие нормы в неконституционном истолковании. В любом ином понимании она утрачивает силу. Сформулированная в конкретном решении позиция Конституционного Суда подлежит учету правоприменительными органами с момента вступления его в силу. Помимо того, это решение является юридическим основанием для пересмотра дела заявителя.

Подобные предписания могут присутствовать как в решениях о признании норм не соответствующими Конституции, так и о признании положений конституционными в выявленном конституционно-правовом смысле. Юридические последствия таких указаний о пересмотре правоприменительных решений равнозначны независимо от конкретной разновидности итогового решения.

Пересмотр ранее вынесенных по делу заявителя правоприменительных решений, при указании на то в резолютивной части постановления Конституционного Суда, представляет собой один из способов восстановления конституционной законности в части индивидуальных правоприменительных последствий итоговых решений Конституционного Суда. Осуществляясь по процессуальной аналогии открытия новых обстоятельств, такой пересмотр между тем не указывает на инстанционность, существующую между ординарными судами и Конституционным Судом. В этой связи в резолютивной части постановлений устойчиво используется конструкция "дело подлежит пересмотру в установленном порядке", подразумевающая, что при пересмотре дела компетентные судебные органы обладают полной независимостью и действуют самостоятельно, будучи ограничены лишь Конституцией и законом, который подлежит применению согласно выявленному Конституционным Судом смыслу.

Положения итогового решения, обращающие внимание законодателя на важность скорейшего устранения дефектного регулирования в случаях, когда без преодоления дефекта конституционности нормотворческими мерами невозможно восстановление конституционных прав заявителя и иных заинтересованных лиц путем пересмотра правоприменительных решений, вместе с тем ориентируют суды относительно порядка выполнения предполагаемых данным решением индивидуальных правоприменительных последствий. Например, как было указано Конституционным Судом, судебные акты, вынесенные по делу заявителя на основании рассмотренных положений Закона Российской Федерации "О средствах массовой информации", не могут быть пересмотрены в обычном порядке, непосредственно на основании вынесенного по обращению заявителя итогового решения, поскольку неопределенность в правовом регулировании вопроса о способах и пределах реализации гражданином Российской Федерации, имеющим гражданство другого государства и являющимся участником учредителя средства массовой информации, организации, осуществляющей вещание, своих корпоративных прав не может быть устранена без внесения изменений в действующее законодательство и препятствует однозначному применению оспариваемых норм до внесения таких изменений (Постановление от 17 января 2019 года N 4-П).

В зависимости от особенностей нормоконтрольной ситуации относительно выполнения индивидуальных правоприменительных последствий возможны и иные специальные указания, помимо общего указания на необходимость пересмотра правоприменительных решений, вынесенных по делу заявителя в установленном порядке. В частности, на право заявителя при невозможности осуществления такого пересмотра воспользоваться компенсаторными мерами (например, ввиду завершения избирательных правоотношений, с которыми связано конкретное дело, Постановление от 20 января 2021 года N 2-П).

3.2.4.

Помимо постановлений, то есть итоговых решений, выносимых по существу основных вопросов, отнесенных к компетенции Конституционного Суда, все решения, принимаемые при осуществлении конституционного нормоконтроля, принимаются в форме определений, которые также обладают определенными юридико-техническими особенностями.

Большинство определений об отказе в принятии обращения к рассмотрению принимаются в связи с формальным несоответствием установленным требованиям (не уплачена государственная пошлина, не представлена копия официального документа, подтверждающего применение обжалуемого закона при разрешении конкретного дела, прошло более года после вынесения последнего решения по делу, не исчерпаны все средства ординарной судебной защиты и т.д.).

В отдельных случаях Конституционным Судом принимаются определения по жалобе. Как правило, они содержат конституционно-правовое толкование нормы, опирающееся на ее ценностно обусловленный смысл, а также не только применяют, но и развивают ранее выраженные правовые позиции. В целом, наряду с итоговыми решениями, выявляющими конституционно-правовой смысл, определения по жалобе способствуют закреплению правильного, конституционно-правового, применения действующего законодательства.

В определениях об отказе в принятии обращения к рассмотрению также присутствует содержательная оценка доводов заявителя и, таким образом, конституционная интерпретация. Так, ввиду отсутствия в оспариваемой норме неопределенности, преодолеваемой принятием итогового решения, могут быть обозначены пути устранения поднятой заявителем проблемы посредством отраслевого или межотраслевого толкования соответствующего законодательства.

В подобных решениях результатом конституционной интерпретации становится вывод о том, что непосредственно рассматриваемой нормой права заявителя не нарушаются, а вопрос о правильности или неправильности ее применения с учетом конкретных фактических обстоятельств дела не подлежит разрешению в рамках конституционного судопроизводства.

В иных случаях акты конституционного нормоконтроля, принимаемые в форме определений, указывают на пределы дискреции управомоченных органов и недопустимость ее произвольной реализации. < 1 >

< 1 > Так, например, отказывая заявителю, оспаривавшему положения Федерального закона "О высшем и послевузовском профессиональном образовании" на том основании, что они предположительно допускают произвольные решения аттестационных комиссий исполнительных органов государственной власти или местного самоуправления при согласовании кандидатур на должность ректора высшего учебного заведения, Конституционный Суд указал, в частности, что в системе действующего правового регулирования эти законоположения не содержат правовой неопределенности и не могут рассматриваться как нарушающие конституционные права и свободы заявителя, поскольку не позволяют аттестационным комиссиям произвольно отказывать в согласовании кандидатур на должности ректоров высших учебных заведений (Определение от 7 июня 2011 года N 767-О-О).

Следует отметить, что в предшествующей конституционно-судебной практике принимались "отказные определения с позитивным содержанием", которые, указывая на отсутствие нормотворческого дефекта в оспариваемом законоположении, но, признавая его неверное истолкование правоприменителем (adversus legem), содержали благоприятное для заявителя толкование. Вследствие внесенных в базовый закон изменений названный вид определений сменили более надежно защищающие права заявителей итоговые решения (постановления), выявляющие конституционно-правовой смысл оспоренной нормы, что равнозначно признанию нормы неконституционной в любом ином ее истолковании.

Таким образом, наряду с тем, что подходы, содержащие конституционно значимые требования к текущему нормативному регулированию и системно связанному с ним правоприменению, как правило, формулируются в итоговых решениях - постановлениях Конституционного Суда, с которыми в том числе процессуальное законодательство связывает возможность пересмотра дела по новым обстоятельствам, немаловажное значение имеют и многие определения Конституционного Суда, в которых развиваются высказанные ранее правовые позиции и расширяется нормативное содержание конституционных принципов и ценностей.

***

Как следует из изложенного выше, применяемые в решениях Конституционного Суда приемы юридической техники призваны, в конечном счете, способствовать надлежащему исполнению этих решений, а тем самым - доступности и действенности правосудия, защищенности основных прав и свобод, верховенству права в нормотворчестве и правоприменении.

Как было отмечено, присущие дисквалификации и нежелательно отражающиеся на нормативном регулировании свойства обусловливают ограниченное применение этой конституционно-контрольной меры в сравнении с конституционно-правовым истолкованием. В настоящее время Конституционный Суд все реже проявляет себя в качестве так называемого негативного законодателя, лишающего конституционно-дефектное законоположение юридической силы. Все чаще причиной неконституционных дефектов признаются не столько погрешности конструкций и формулировок нормы как таковой, сколько ее применение. Восстановление конституционной законности осуществляется главным образом не путем дисквалификации (утраты нормой юридической силы), но путем выявления согласующегося с положениями Конституции смысла, то есть посредством ориентирующего правоприменителей официального толкования, которым исключается любое иное официальное толкование тех же самых законоположений.

С учетом конституционной значимости поддержания стабильности правового регулирования, при принятии итоговых решений, если это согласуется с конституционностью соответствующего законоположения, его истолкованию отдается предпочтение перед дисквалификацией. В том числе в тех случаях, когда к неконституционной практике применения оспариваемой нормы приводят имеющие нормотворческое происхождение недостатки ее конструкции.

Возможность определять пределы неконституционности проверяемой нормы, устанавливая тем самым условия ее сохранения в правовом поле, повышает действенность конституционного нормоконтроля. Сохранение за нормой с изъянами конституционности юридической силы в полном объеме, равно как и безусловная утрата юридической силы нормой, вне зависимости от ее места в регулятивном механизме и особенностей соответствующих изъянов (которые могут предполагать иные, помимо полной дисквалификации, возможности их исправления), одинаково не согласуются с принципом разделения властей и противоречат природе конституционного правосудия.

Влияние российского конституционного нормоконтроля на судебное и административное правоприменение, осуществляемое преимущественно через конституционное толкование, отражает тенденции, свойственные в настоящее время централизованной модели конституционного нормоконтроля в целом: конституционное толкование выступает основным инструментом преодоления противоречий между текущим (оспариваемым) и конституционным регулированием. Повышая гибкость воздействия конституционного правосудия на правовую систему, предпочтение правоприменительной корректировки дефектных законоположений (выявление конституционного смысла) их дисквалификации (утратой юридического силы) усиливает и объемность, и результативность такого воздействия.

Анализ компаративных данных убеждает в разумной достаточности используемых в актах конституционного нормоконтроля юридико-технических средств. Касающиеся названных аспектов законодательные и регламентарные требования, соотнося правила внешнего выражения решений Конституционного Суда прежде всего с предъявляемыми к ним качественными критериями, обеспечивают, с одной стороны, правовую определенность и авторитет правосудия, с другой стороны, необходимую гибкость в структурировании текста решения, изложении аргументации, структурировании текста, порядка цитирования источников, общей стилистики и т.д.

В частности, степень подробности обоснования правовых позиций, а также оценка (воздержание от таковой) тех или иных доводов заявителя либо его процессуальных оппонентов - органов публичной власти определяются в первую очередь задачами конституционного правосудия и обеспечением адекватного исполнения его актов (акцент на контекстуально важных понятиях с учетом их вероятного в будущем использования в нормотворчестве и правоприменении и т.д.). Не являясь ни стенограммой, ни протоколом судебного заседания, акт конституционного нормоконтроля призван отражать течение процесса с рациональной, но не избыточной подробностью. Обязательно содержа фабулу и требования заявителей, он не должен освещать все без исключения высказываемые участниками процесса доводы.

Мировой практике известны примеры и более сжатого, и более пространного изложения органом конституционного нормоконтроля (наднациональным судом) своих решений, меньшей и большей структурированности их текста и т.д. В том числе и ввиду обусловленности юридической техники решений любого суда институциональными (характеристики юрисдикции) и правокультурными особенностями. < 1 > Поэтому созвучный зарубежный опыт, международный и иностранный, значим, но не парадигмален. Обоснованное внимание к нему не равнозначно механическому заимствованию не только концептуальных построений, но и юридико-технических приемов.

< 1 > Так, например, присущее актам Федерального Конституционного суда ФРГ детализованное изложение, включая скрупулезность в освещении фактических обстоятельств дела заявителей, связано, помимо сохраняющих свою весомость для национальной юриспруденции пандектистских традиций, с действующим в этой стране институтом полной конституционной жалобы, который предусматривает определенную инстанционную соподчиненность между органами ординарной и конституционной юрисдикции и, в частности, имеющуюся у Федерального Конституционного суда ФРГ возможность осуществлять непосредственный пересмотр ранее вынесенных в отношении заявителя судебных решений и тем самым входить в рассмотрение не только вопросов права, но и вопросов факта. Равным образом, будучи продиктованы принципиальными особенностями юрисдикции, сложились многие юридико-технические параметры решений ЕСПЧ, ожидаемые от актов органа конвенционного (наднационального) контроля, который, не будучи носителем суверенной юрисдикции, обладает тем не менее возможностью напрямую воздействовать на национальные правовые системы (причем не только как государств-ответчиков, но и иных членов Совета Европы). Таковы и развернутая аргументация, в том числе компаративно-правовая, и повышенная обстоятельность освещения перипетий национального законодательства, судебной практики, а также фактов рассматриваемого дела, и визуально обозначаемая логика изложения (рубрикация мотивировочной и резолютивной частей на подразделы с заголовками).

Заключение

Конституционализация нормативного регулирования и правоприменения, вдохновляемая решениями Конституционного Суда, стала за минувшие три десятилетия важнейшим фактором развития национальной правовой системы. Полноценное понимание действующего в России нормативного регулирования, равно как и его применения, сегодня возможно лишь в контексте высказанных Конституционным Судом соответствующих правовых позиций.

Разъяснением содержания положений Конституции, выявлением дефектов нормативного регулирования и установлением его конституционно-правового смысла, направлением в конституционное русло судебной и административной практики обозначаются значимые и для публичной власти, и для гражданского общества ориентиры конституционного развития, задаются его ключевые тенденции.

В условиях глобального мира задачи, стоящие перед конституционным правосудием, обретают еще большую многомерность. Именно ему принадлежит последнее слово при разрешении коллизий между национальным и наднациональным регулированием. Законодательное закрепление процедуры устранения неопределенности относительно исполнимости отдельных решений названных наднациональных органов и, в частности, Европейского Суда внесло решающий вклад в имплементацию российским правом закрепленного ЕКПЧ принципа субсидиарности наднациональной защиты основных прав и свобод. В то же время примеры реализации данных полномочий подтвердили, что обязательства России в связи с ее участием в ЕКПЧ, во-первых, продолжают выполняться, во-вторых, ими не умаляется верховенство Конституции и, в-третьих, допускается сравнительно широкая дискреция национальных властей при выборе общих действий нормативного характера в целях выполнения решений ЕСПЧ. Знаковые решения Конституционного Суда 2016 и 2017 годов, раскрывшие смысл состоявшегося расширения компетенции и обозначившие ее пределы (прояснив в том числе значение категории "исполнимость" как характеризующей прежде всего способ исполнения решения наднационального органа), развеяли опасения по поводу будто бы произошедшего разрыва России с международным правом.

Обращение к документам авторитетных международных организаций по вопросам конституционного правосудия (Венецианской комиссии, в частности) убеждает в релевантности обозначенным в них высоким стандартам национальной модели. Как показывает компаративный анализ, во-первых, целый ряд принципов, из которых исходит российский конституционный нормоконтроль, существенно схож с началами, которыми руководствуются в своей деятельности аналогичные институты многих стран мира, в первую очередь конституционные суды европейских государств. Во-вторых, преимущества, которыми в условиях континентальной правовой семьи обладает специализированный конституционный нормоконтроль, подтверждаются российским опытом. В-третьих, соответствуя международным рекомендациям, российский конституционный нормоконтроль по отдельным направлениям демонстрирует опережающее развитие.

***

В свете исторической ситуации, в которой Россия оказалась в начале 1990-х годов (смена социально-экономической формации, государственного устройства и политического режима) и чьи последствия в значительной степени ощутимы и в настоящее время, создание специализированного органа конституционно-судебного контроля, учреждаемого заново и свободного от многих привнесенных советской эпохой стереотипов, явилось лучшим из всех возможных вариантов. Прошедшие с 1991 года десятилетия убеждают в верности сделанного выбора.

Специфика задач, стоящих перед конституционным судопроизводством, с одной стороны, и иными видами судопроизводства, с другой стороны, предполагая полную институциональную и частичную процессуальную самостоятельность ординарного и экстраординарного правосудия, обусловила оптимальность сложившейся конфигурации судебной власти с автономным существованием двух судебных подсистем и, соответственно, двух высших судов.

Везде, где он существует, централизованный конституционный контроль не ограничивается в качестве института публичной власти sui generis лишь отправлением собственно судебных прерогатив. В условиях отсутствия общественного консенсуса именно он призван принятием юрисдикционного решения подводить черту под обсуждением активно дискутируемых проблем - от смертной казни до оценки исторического прошлого. Освобождая иные судебные органы от необходимости затрагивать проблемы политического характера, требующие, тем не менее, для своего разрешения юрисдикционного вмешательства, он существенно облегчает отправление независимого, в том числе от пагубной политизации, ординарного правосудия.

В еще большей степени эта нагрузка ложится на конституционный нормоконтроль в переходные эпохи. При недостаточно прочных - институционально, ментально - связях между государством, сравнительно недавно сменившим социально-экономический строй, форму правления и политический режим, и гражданским обществом, еще только складывающимся, конституционному правосудию нередко приходится отвечать на вопросы, стоящие в иных обстоятельствах перед иными структурами публичной власти. Такое положение вещей нередко порождает не сочетающиеся с реальным мандатом Конституционного Суда ожидания, большей частью явно завышенные, иногда же отображающие действительные запросы жизни относительно объема его нормоконтрольных прерогатив. В этой связи недавнее расширение компетенции Конституционного Суда внесенными в Конституцию и базовый закон новеллами (2020 год), не во всех своих чертах совпадая с канонической версией разделения властей, представляется объективно обусловленным.

***

Подлинно успешное, сообразно воле законодателя, действие нормы всегда и везде производно, помимо ее легальности (соблюдение установленной компетенции и процедуры принятия), от легитимности (соответствие ценностям, которые, будучи разделяемы большинством общества, получают исходное и основное закрепление по преимуществу в социальных нормах неправового - морального, религиозного и т.д. - характера). И для правовой системы, и для социума в целом крайне желательно существование институции, которая обладала бы возможностью, не покидая правового поля и предпочтительно в юрисдикционной процедуре, оценить гармоничность конкретной юридической нормы иным координатам социальной регуляции. Конституционный нормоконтроль, ограничивая избыточность нормативного регулирования и, наоборот, указывая на его недостаточность, а иногда и восполняя его отсутствие, предотвращает в том числе представляющие наибольшую угрозу для правопорядка и гражданского мира конфликты между юридическими и иными социальными нормами.

Являясь самостоятельной, но не самодостаточной регулятивной системой, право открыто воздействиям внешних дискурсов и при выработке нормы, включая конституционные установления, и при ее применении. Из всех актов судебной власти именно решения конституционных судов рельефно отражают великие паттерны мировой культуры, включая в себя и философскую, и историческую составляющие.

Помимо присущих ему формально-юридических признаков, каждое итоговое решение Конституционного Суда всегда связано с постижением природы права, с новым проникновением в онтологическое, аксиологическое и гносеологическое существо правовой материи. Анализ соответствующих аспектов права, присутствующих в рассматриваемых нормоконтрольных ситуациях, насыщает и конституционное, и текущее регулирование новыми смыслами. Эти качества придают правовым позициям, выражаемым Конституционным Судом, свойства не только долгосрочных ориентиров регулирования соответствующих отношений, но и камертонов правового познания.

Выявляя конституционный смысл действующего регулирования, конституционная интерпретация неразрывно связана с казуальным толкованием самой Конституции. Будучи основной деятельностью Конституционного Суда, оно, всегда присутствуя в осуществляемом им нормоконтроле, является и самой важной из его прерогатив.

Сопровождая каждый акт нормоконтроля, казуальное толкование гармонизирует конституционное регулирование с динамично меняющимися и отражающимися на текущем регулировании жизненными реалиями. Оно в равной степени противостоит утилитарным трактовкам, которые, подавляя заложенные в Конституции ценностные смыслы, превращают ее из программного текста в декларативный, и подходам stricti iuris, которые, выхолащивая эти смыслы, стоят на пути гибкого соотнесения конституционных предписаний с потребностями социального, политического, экономического развития.

При этом выверенная методология конституционного нормоконтроля, позволяющая в каждой нормоконтрольной ситуации, опираясь на конституционные принципы, отдавать приоритет конституционным ценностям, несовместима с догматически узкими представлениями об "истинном конституционализме" и "единственно верном" его понимании. Современная теория конституционного права основывается на идеях Аристотеля и Т. Гоббса, Дж. Локка и и Ш.-Л. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо и И. Бентама, Б.Н. Чичерина и М.М. Ковалевского, М. Вебера и идеи Г. Кельзена. Внимание ко всем граням этого наследия - не только интеллектуальный долг всех причастных к отправлению конституционного правосудия, но и свидетельство подлинной идеологической нейтральности.

В этой связи преодоление средствами конституционного нормоконтроля неизбежно возникающих между конституционными императивами и текущим регулированием несоответствий усиливает аксиологическую и эпистемологическую однородность российского права в целом. Сверяясь в своей повседневной деятельности со всем спектром конституционно значимых смыслов, раскрытых в правовых позициях Конституционного Суда, институты публичной власти формируют адекватное представление о началах правовой государственности, вне которых невозможно отстоять ни верховенство Конституции, ни целостность национальной правовой системы.

В целом, устраняя коллизии между законами (и их применением) и конституционными положениями, конституционная интерпретация упрочивает единство правового пространства на основе конституционных принципов и ценностей, побуждает к совершенствованию всех без исключения отраслей российского права и видов правоприменения. Способствуя укоренению конституционных принципов в нормативном регулировании и правоприменении, она тем самым содействует повышению уровня нормотворческой и правоприменительной культуры.

Выявление конституционного смысла актуализирует не только толкуемые законоположения, но и конституционные положения, на которые это толкование опирается. Согласовывая текущее регулирование с конституционным, конституционная интерпретация, осуществляемая в процессуальных рамках нормоконтроля и всегда предполагающая казуальное толкование Конституции, освобождает первое от различного рода дефектов, несовместимых с конституционностью (посредством выявления конституционно-правового смысла рассматриваемых законоположений), и вместе с тем наполняет второе предметным, отвечающим запросам жизни, содержанием (посредством казуального толкования применяемых конституционных положений).

Это позволяет примирять и сочетать две главные потребности правовой системы - в развитии и в стабильности. Выявление конституционного смысла действующего законодательства представляет собой, помимо прочего, один из возможных способов назревших конституционных преобразований, являющийся с точки зрения поддержания правовой определенности и преемственности конституционного развития наиболее предпочтительным.

Оценивая конституционность правового регулирования, конституционная юстиция с необходимостью творит право. В частности, пробелы, заключающие в себе конституционно значимый дефект регулирования, преодолеваются через толкование соответствующих законоположений (выявление конституционного смысла) либо через установление временного регулирования. Устранение от такого восполнения по существу означало бы отказ в правосудии, а в некоторых случаях - обрыв осуществляемой в правовом поле коммуникации между публичной властью и частью общества, представленной заявителями. Не ставя под сомнение конституционно определенные пределы судебной власти, эти возможности дополняют юрисдикционные полномочия экстраординарного правосудия, которое в противном случае было бы не в состоянии достичь стоящих перед ним целей. Рассматриваемая в данном контексте вовлеченность конституционного нормоконтроля в нормотворчество является одним из непременных элементов механизма сдержек и противовесов, обеспечивающего конституционную законность и, в конечном счете, верховенство права.

***

Будучи первостепенной задачей конституционного нормоконтроля, поддержание баланса между конституционными ценностями повышает доверие общества к публично-властным институтам и нормативному регулированию. В данном контексте неуклонный количественный рост конституционных жалоб говорит, помимо прочего, об общественном доверии и к судебной власти как таковой, и к системе разделения властей в целом.

При том что Конституционный Суд неоднократно высказывался о недопустимости вмешательства в отправление правосудия, это никак не означает устранения судебной власти из диалога с обществом, проявляющегося в том числе через доктринальное обсуждение итогов конституционного нормоконтроля. Проявляясь в дискуссиях, публикациях, экспертных оценках и т.п., подобное обсуждение повышает, в конечном счете, транспарентность судебной системы, укрепляет авторитет судебной власти. Очевидный интерес, проявляемый российским обществом, включая профессиональное сообщество, к конституционно-судебной практике свидетельствует о достаточно высоком уровне его правовой культуры, об осознании важной роли, которую в его жизни играет деятельность Конституционного Суда.

Исходя из того, что бесповоротность и уникальные особенности актов конституционного нормоконтроля предполагают особую ответственность за качество выносимых решений, и стремясь к всемерной обоснованности как общих подходов, так и конкретных, касающихся заявителя и его дела, выводов, Конституционный Суд при рассмотрении дел и выработке правовых позиций в максимальной степени учитывает достижения юридической мысли. Понимание того, что компетентное обсуждение конституционно-судебной практики способствует ее дальнейшему совершенствованию, предопределяет уделяемое всем конструктивным откликам внимание. Вместе с тем мера этого внимания, проявляемого к мнению представителей доктрины, имеет свои объективные пределы. Определяясь назначением правосудия вообще и в особенности конституционного правосудия, они, в частности, обусловливают неуместность вынесения на внешнее предварительное обсуждение проектов решений. Будучи далек и от другой крайности - абсолютной безучастности к высказываемым в профессиональном сообществе точкам зрения, включая критические, - Конституционный Суд открыт к взаимодействию с представителями юридической науки и практики в той мере и в тех формах, в какой оно идет на пользу разумной прозрачности осуществляемого им нормоконтроля и обоснованности его актов.

В этих обстоятельствах авторитетность правовых позиций Конституционного Суда предопределяется не только исключительностью его институционального положения и юрисдикционных прерогатив, но и концептуальной насыщенностью, серьезной теоретической проработкой. Подтверждая, что за казуальным толкованием не стоят ни субъективистские, ни каким-либо образом привнесенные извне выводы, именно методологическая основательность придает мотивировочной части его решений убедительность, а резолютивной - не сводящийся к сугубо формальному действительный авторитет.

***

Время подтвердило незаменимость института конституционного нормоконтроля для защиты конституционного строя, основных прав и свобод. Без конституционного правосудия российскую правовую систему уже невозможно представить. Недавние конституционные новеллы уточнили место, занимаемое Конституционным Судом в общем механизме публичной власти, расширив возможности конституционного нормоконтроля и обозначив еще более значительную ответственность, лежащую на реализующем их органе.

Наряду с доступом к правосудию и должным качеством судебного правоприменения, эффективность правосудия, которую Европейская комиссия за демократию через право обоснованно относит к определяющим показателям верховенства права, безусловно, зависит от их надлежащего исполнения. Поэтому действенность конституционного правосудия, предполагая, помимо освещенных в настоящей Информации предпосылок институционального и методологического характера, утверждение конституционной законности в нормотворчестве и правоприменении на основе выраженных Конституционным Судом правовых позиций, зависит от действий управомоченных органов публичной власти.

Конституционно провозглашенное идеологическое многообразие не равнозначно запрету национальной идеи, объединяющей все общество. В облике конституционных ценностей, обеспечение которых оправдывает существование публичной власти, такая идея уже существует. Сознавая, что уважение ценностей и принципов, заложенных в Конституции, нигде и никогда не является само собой разумеющимся, Конституционный Суд далек от самоуспокоенности, вновь и вновь утверждая в каждом принимаемом им решении безусловную обязательность этих высших начал для публичной власти.

Вместе с тем акты конституционного нормоконтроля сообщают конституционализации национального правового пространства лишь первичный импульс. Он должен быть подкреплен слаженной работой всех публично-властных институтов на пути к достигаемой лишь совместными усилиями цели - единству Закона (текущее регулирование в сочетании с правоприменением) и Права (конституционное регулирование).